Полночный всадник - Мартин Кэт. Страница 46

Она кивнула и проводила его взглядом. Анхел удалился уверенной походкой. Когда мексиканка принесла еду, Кэрли поняла, что у нее пропал аппетит.

Немного поев, она вернулась наверх и взялась за книгу, но мысли ее возвращались к Анхелу де ла Герра, и Кэрли не могла понять, почему испытывала такое беспокойство в его присутствии. Потом строчки начали расплываться перед ее глазами, она положила книгу на тумбочку, задула лампу и скользнула под одеяло. Заснула она на удивление быстро.

Ей приснился Рамой. Это был приятный сон, наполненный теплотой, любовью, надеждой. Снится ли она Рамону?

Анхел де ла Герра бесшумно прошел по коридору. Его движения были уверенными, совсем не такими, как до тюремного заключения… или до первого убийства, совершенного им.

Только тиканье старых часов в вестибюле нарушало тишину. Уже давно перевалило за полночь. Из-под закрытых дверей не струился свет, обитатели гостиницы спали. Прислушавшись, Анхел достал из-за пояса кожаных брюк длинную тонкую проволоку, вставил ее в замочную скважину, покрутил из стороны в сторону и с удовлетворением почувствовал, что замок открывается.

Вытащив проволоку, он тихо повернул ручку, открыл дверь и проник в комнату.

Он остановился возле кровати. Кэрли де ла Герра спала, ее длинные темные волосы разметались по подушке. Сквозь полупрозрачную ткань шелковой ночной рубашки Анхел разглядел розовые соски. Простыня и одеяло спустились с талии, и он отметил, что она очень тонкая.

Анхел испытывал физическое возбуждение от своего замысла: оно охватило его прежде, чем он открыл дверь. Сейчас Анхел был вполне готов овладеть этой женщиной, ладони вспотели от напряжения. Он представил себе, как входит в нее. Эта победа казалась еще более желанной оттого, что Кэрли принадлежала Рамону.

Девушка крепко спала. Он тихо разделся, откинул одеяло и забрался в постель. Кэрли повернулась к Анхелу, положила руку ему на грудь и улыбнулась во сне.

Он тоже улыбнулся, стянул рубашку с плеча Кэрли, обнажил грудь, обхватил ее рукой и начал ласкать сосок. Когда он отвердел, глаза девушки открылись, и она, в ужасе вскочила. Анхел не дал Кэрли закричать, накрыв ее рот своими губами, сжал запястья и заставил опуститься на постель. Но благодаря шестому чувству, развившемуся в тюрьме, он услышал, как открывается дверь.

Лицо Рамона, стоявшего в дверном проеме, потемнело от гнева. Анхел быстро овладел собой. На этот раз верх одержит он.

— Рамон… Что ты здесь делаешь?

Тот не двигался.

— Этот вопрос следует задать тебе.

— Рамон… — прошептала Кэрли.

Анхел отпустил ее запястья.

— Извини, кузен. Я не знал, что эта маленькая шлюха принадлежит тебе.

У Рамона заходили желваки.

— Эта маленькая шлюха — моя жена.

Анхел тихо выругался.

— Dios mio, я не знал. — Он скинул ноги с кровати. — Я видел ее в ресторане. Мы недолго поговорили, и она пригласила меня сюда. Если бы я знал, кто она… por Dios, Рамон…

— Убирайся!

— Извини, кузен. — Анхел быстро оделся и направился к двери.

— Ты не поверил ему? — спросила Кэрли, когда к ней вернулся дар речи. — Он пришел сюда и попытался… попытался… Неужели ты отпустишь его?

Анхел закрыл дверь. Рамон сверлил Кэрли жестоким, безжалостным взглядом — таким, какой она уже не раз видела у него.

— Может, ты предпочитаешь, чтобы ушел я, поскольку явно наслаждалась обществом моего кузена?

— Что?!

— Прикройся! Меня больше не прельщает твое порочное очарование!

Опустив глаза и увидев, что Анхел спустил с нее рубашку, Кэрли вспыхнула. Дрожащими руками она торопливо поправила ее.

— Рамон, пожалуйста… Как ты можешь верить ему? Я даже не знаю, как он проник сюда.

— Но ты знаешь, кто он такой? Ты познакомилась с ним в ресторане?

— Я… я говорила с ним совсем недолго и не приглашала его сюда. Как только это пришло тебе в голову?

— Я не слепой, дорогая, хотя ты, кажется, думаешь иначе. Я видел тебя с ним. Он целовал тебя, ласкал твои груди.

Рамон сдернул простыню. Кэрли сидела на кровати, дрожа всем телом. Ночная рубашка задралась до середины бедер.

— Одевайся, — резко приказал Рамон. — Мы уезжаем.

Она задрожала еще сильнее. Слезы лились из ее глаз. Только сейчас Кэрли начала осознавать реальность происшедшего, но отказывалась верить в это.

— Ехать сейчас нельзя. Ты провел в седле всю ночь. Тебе необходимо поспать.

Он дернул ее за руку:

— Делай как я говорю!

В Рамоне бушевала ярость. Глаза были темными, как озера в аду.

— Когда-то я обещал не причинять тебе боли. Сейчас мне трудно сдержать слово. — Рамон отпустил ее руку. — Делай как я сказал. Собирай вещи и готовься к отъезду.

Кэрли смотрела на него. Запястья, сдавленные Анхелом, еще болели, губы запеклись, слезы лились по щекам, сердце разрывалось от боли.

— Почему? Почему ты веришь ему, а не мне?

Рамон схватил из шкафа одежду Кэрли и швырнул ее на постель:

— Одевайся, маленькая puta. Мне не следовало брать тебя сюда. Я должен был предвидеть, что gringa не устоит перед соблазном.

Gringa, повторила про себя Кэрли, и ее снова пронзила боль. Да, она американка, а поэтому ее слова ничего не стоят.

— Ты и Анхел… Я думала, вы совсем не похожи друг на друга, но это не так.

Рамон молча отвернулся. Кэрли надела костюм для верховой езды, заплела дрожащими руками косу. Оставив на комоде несколько золотых монет в уплату за комнату, Рамон вытолкнул Кэрли в коридор и повел вниз по лестнице. Она ждала на улице, пока он ходил за лошадьми.

Белая кобыла была оседлана и готова к путешествию, но Рей дель Сол явно устал после трудной поездки. Большое испанское седло лежало на крупном гнедом мерине.

— А что с ослом? — спросила Кэрли.

— Я обменял его на верхового коня. Рею надо восстановить силы. Мы поедем налегке. Я хочу поскорее добраться домой.

Рамон вскочил на коня, и, проехав по пустым грязным улицам, они начали молча подниматься в горы.

Рамон безжалостно гнал лошадей все утро, потом наконец остановился, напоил их, и они двинулись дальше. Ни он, ни Кэрли даже не прикоснулись к еде. Она понимала, как устал Рамон. К вечеру Кэрли и сама едва держалась в седле, понимая к тому же, что навсегда потеряла мужа.

Как ни старалась она сдержать слезы, ей это не Удавалось. Она любила Рамона так, что была готова ради него на все, и имела глупость надеяться, что когда-нибудь муж ответит на ее чувство.

Но он назвал ее шлюхой, поверил, что она спала с его кузеном. Анхел, чистокровный кастильский испанец, принадлежал к роду де ла Герра, но Кэрли считала его недостойным своего плевка. Если бы ночью у нее был пистолет, она, вероятно, застрелила бы негодяя.

А Рамон? Прежде она восхищалась им, но теперь она увидела то, чего не замечала раньше. Он питал к англичанам такую же ненависть, как и они к нему. Его предубеждение против них непреодолимо. С болью в сердце Кэрли поняла, что она никогда не оправдает его ожиданий и не завоюет его доверия, ибо у них разные корни.

Она давно предполагала это, ибо Рамон с самого начала не скрывал от нее своего отношения к gringos, но она не приняла всерьез его слова, потому что слишком сильно любила его.

Кэрли свернулась калачиком на походной постели и закрыла лицо руками, то и дело вздрагивая от рыданий. Не важно, что Рамон увидит ее плачущей. Кэрли овладело полное безразличие ко всему. Она знала одно: ее жизнь кончилась, сердце разбито, а любовь к Рамону иссякает.

Перестав плакать, Кэрли лежала, глядя на звезды, но почти не видела их, ибо сердце ее переполняло отчаяние. Перед рассветом она прошла через лужайку — туда, где стояли стреноженные лошади, оседлала кобылу и забралась в седло.

Она уехала бы, если бы Рамон не схватил поводья:

— Куда ты собралась?

— Туда, откуда приехала: на ранчо дель Роблес. Если дядя не примет меня, отправлюсь куда-нибудь еще. Можешь не показывать мне дорогу.

— Ты поедешь со мной, — с напряжением сказал он. — Если хочешь вернуться в дель Роблес, я прослежу за тем, чтобы ты попала туда. Возможно, все произошло именно так, как ты спланировала. Можешь получить развод, если сумеешь, как хотела этого с самого начала. Уверен, найдется немало мужчин, готовых ублажать тебя.