Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 124

– Хочу прочесть про тетраплегию в энциклопедии.

Он утратил ко мне интерес.

Все тома были покрыты слоем пыли. Кроме одного-единственного, 45-го, который, очевидно, частенько снимали с места. За фолиантом я обнаружил изящную лаковую коробку и, зажав ее подбородком, спустился вниз.

– Откройте, только незаметно, – попросила Эжени.

Мне было любопытно, что у ней там такое.

Оказалось – ничего особенного. Флакончики, тюбики, кисточки – одним словом полный набор дамских косметических аксессуаров.

– Папа не позволяет краситься. Я тайком, – сообщила мадемуазель. – И в тот раз я тоже лазила не за книгой… Достаньте зеркало. Хочу посмотреть, как я выгляжу.

На ее лице появилось сосредоточенное выражение, с каким женщины всегда смотрятся в зеркало, – одновременно недовольное и полное надежды.

– Какой кошмар, – упавшим голосом сказала Эжени. – Ужасней, чем я думала. А папа сказал, что будут еще гости, какой-то господин из Америки. Ради бога, мистер Уотсон, помогите мне! Возьмите румяна. Вон та круглая коробочка, да. Обмакните кисточку. Нет-нет, не так сильно. Проведите пониже скул. Покажите-ка. Ах нет! Слишком много. Сотрите салфеточкой… Ну хорошо, сойдет. Теперь возьмите помаду…

Я послушно и очень старательно выполнял все указания мисс дез Эссар. Мое сердце замирало от жалости и восхищения. О, женщины! В них столько отваги и стойкости духа, что нам, мужчинам, впору бы поучиться. Вот чего никогда не поймет мой многоумный друг с его нелепой феминофобией.

– Нижнюю губу, скорей! – поторопила меня Эжени, – Я слышу в диванной шаги. Гость уже здесь! Уберите шкатулку!

Я едва успел спрятать коробку за спину, как из щели боком выскользнул незнакомый джентльмен с гладким черным пробором и седыми висками.

– Добрый день, мадемуазель. Здравствуйте, г-господа, – сказал он по-французски с легким заиканием. – Мое имя Фандорин. Эраст Фандорин.

Первое впечатление от этого господина у меня было не самое благоприятное. Очень уж лощеный, слишком тщательно одетый, и сразу видно, что считает себя красавцем. Если б я не знал о его происхождении, не усомнился бы, что передо мной француз.

Мне показалось, что вновь прибывший не ожидал увидеть в башне столько людей, во всяком случае он оглядел нас с некоторым недоумением.

Я назвал себя, а Холмс начал представляться, да не закончил, потому что русский был вынужден отвлечься. За его спиной послышалось сопение и кряхтение – кто-то явно пытался пролезть через коридор, испытывая нешуточные затруднения. Я вообразил, что мсье дез Эссар все-таки решил прорваться к дочери (при его полноте эта попытка была заведомо обречена на неудачу). Однако я ошибся.

Извинившись, мистер Фандорин просунул руку в проход и выдернул оттуда низенького, плотно сбитого азиата в добротной клетчатой паре. Тот встряхнулся, приводя в порядок свой помятый костюм, и с большим достоинством всем нам поклонился.

– …Sherlock Holmes, a votre service, [33] – спокойно проговорил мой друг, словно никто его и не прерывал.

Не скрою, было приятно наблюдать, как исказилась от изумления смазливая физиономия русского.

– Ш-Шерлок Холмс? Т-тот самый? – пролепетал он, переходя на английский. – А вы – тот самый доктор Уотсон?

Я иронически наклонил голову. Похоже, мсье дез Эссар провел не только нас с Холмсом.

Фандорин оборотился к двери, как бы ожидая от хозяина объяснений. И они не замедлили последовать.

– Прошу извинить! – гулко, как из трубы, донесся голос дез Эссара, который, очевидно, просунул голову в коридорчик. – Я должен был предупредить вас по дороге, но боялся, что вы повернете назад! Мистер Холмс счастлив возможности поработать с вами рука об руку. Надеюсь, и вы ничего против мистера Холмса не имеете!

– Нет-нет, совсем напротив! Я счастлив и даже п-польщен! – переполошился русский. – Просто это несколько неожиданно…

Он изобразил радостную улыбку, которая получилась не очень правдоподобной.

– Вот и отлично! – с энтузиазмом крикнул хозяин. – Я знал, господа, что вы простите мне эту маленькую интригу. Ради бедной девушки, которую вы видите перед собой!

Мисс Эжени, с интересом косившая своими очаровательными глазками на красавца-заику, громко спросила:

– О какой интриге ты говоришь, папочка? И потом, разве эти господа приехали сюда работать, а не встречать новый год?

Мы все тревожно переглянулись. Но дез Эссар нашелся:

– Это касается реорганизации Общества друзей электричества. Мои гости – страстные поклонники прогресса.

Фандорин почтительно молвил:

– Это сущая правда, мисс.

Он уже опомнился от неприятного сюрприза, взял себя в руки и заговорил с непринужденностью человека вежливого и светского.

– Прошу извинения, господа. Я еще не представил вам моего… – Он немного запнулся. – …Моего друга и помощника мистера Масахиро Сибату. Он японец.

Азиат поклонился еще раз, после чего подошел и торжественно пожал руку мне и Холмсу.

– Рад знакомству. Ваш… метод многому меня научил, – продолжил русский, адресуясь к Холмсу и благоразумно опуская слово «дедуктивный», которое могло бы вызвать расспросы со стороны мисс дез Эссар.

Здесь в башню вернулся Лебрен, и мистер Фандорин был ему представлен.

– Ваша самоотверженность, дорогой профессор, – обратился он к медику, – делает вам честь. С вашего позволения чуть позже я задам вам несколько вопросов.

Затем комплимента удостоилась и моя скромная персона.

– Уважаемый доктор Уотсон, – повернулся ко мне русский сыщик, – я искренне восхищаюсь вашим литературным т-талантом. В жизни не читал ничего увлекательнее ваших «Записок».

Тут Сибата заинтересованно спросил его о чем-то на странно звучащем наречии (уж не знаю, по-русски или по-японски). Фандорин ответил ему такой же тарабарщиной.

– Вы что, писатель? – спросила меня мисс Эжени. Когда же я наклонился к ней, она, не дожидаясь ответа, шепнула:

– Как я выгляжу?

– Великолепно, – успокоил ее я.

Это было истинной правдой – благодаря моим, пусть неуклюжим, но добросовестным стараниям, она заметно похорошела: лицо посвежело, рот сделался изящно очерченным, сочным. Я подумал, что во мне пропадает дар гримера.

– Присядьте на корточки, сэр, – попросила мисс дез Эссар русского. – Я хочу получше вас рассмотреть.

Эта трогательная непосредственность красноречивей всего подчеркнула весь трагизм ее положения. Я заметил, что у Фандорина сострадательно дрогнули губы.

– К вашим услугам, – ласково сказал он, опускаясь на колени.

Внимательно посмотрев на него, Эжени все с той же подкупающей простотой проговорила:

– Вы очень красивы, сэр. Знаете, прежде я мечтала, что меня полюбит именно такой мужчина – не юнец, а человек зрелый, надежный, но непременно видный собой и безукоризненно одетый… В моем положении есть свои преимущества, не правда ли? – печально улыбнулась она. – Я могу говорить вслух совершенно невозможные вещи, и никто на меня не рассердится.

Фандорин попробовал ответить шуткой, хотя было видно, что он взволнован:

– Скоро вы выздоровеете, и тогда вам вновь придется соблюдать все правила б-благопристойности. Так что наслаждайтесь свободой, пока можете.

Она еле слышно произнесла:

– Вы очень добры. Ко мне все добры. Но я знаю, я чувствую, мне никогда уже не подняться.

– Что за ерунда! – сердито воскликнул подошедший Лебрен (очевидно, слух у него был замечательный). – Будете выполнять мои инструкции, еще на балах натанцуетесь. Довольно, господа! Ваше присутствие волнует пациентку. К тому же нам пора пи-пи. Прошу всех удалиться.

Что за несносная манера у иных представителей моей профессии – бравировать физиологизмами!

Мы с Фандориным разом поднялись, избегая смотреть на бедную мисс Эжени, чтоб не сконфузить ее еще больше.