Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 125

Честно говоря, глаза у меня были на мокром месте, а в горле стоял ком. Если бы мне в эту минуту попался гнусный шантажист, осмелившийся поставить на карту жизнь этой милой девушки, я бы… Просто не знаю, что бы я с ним сделал.

Оставив профессора наедине с пациенткой, мы переместились на первый этаж, в столовую, где с закусок и напитков уже была снята салфетка.

Невзирая на перенесенные волнения и напряженность ситуации, я сильно проголодался, так что накинулся на паштет и холодную говядину с изрядным аппетитом. Холмс и Фандорин к еде не прикоснулись, дез Эссар отломил кусочек хлеба, но так и не проглотил. Если бы не чудесный мистер Сибата, подкреплявшийся с еще большим энтузиазмом, чем я, мне было бы неловко.

– Я снова кричал управляющему, – сообщил хозяин. – Спрашивал, не телефонировал ли преступник. Мсье Боско покачал головой – господа свидетели.

Он пытался за нами ухаживать – налил в бокалы вино, расставил приборы, но было видно, что такого рода деятельность дез Эссару в новинку. Вино он расплескал, вилку уронил под стол, салфетки скомкал. Никто не вызвался ему помочь. Оба сыщика были погружены в раздумья, а мы с господином Сибатой слишком проголодались, чтоб заботиться о сервировке.

Меня переполняла жажда действия. Стоило вспомнить о несчастной узнице башни, как сердце закипало от негодования.

Поскольку оба сыщика молчали, я взял инициативу на себя.

– Главный вопрос: как Люпен узнал о существовании тайника, куда можно запрятать бомбу. Нужно вызвать всех слуг, которые работают в замке со времен вашего отца, и каждого из них подвергнуть тщательному допросу.

Хозяин развел руками.

– Я думал об этом. Кухарка для прислуги и один из конюхов прожили здесь чуть не полвека. Но разве упомнишь всех, кто уволился за минувшие сорок лет? Ведь это может быть человек, который работал в Во-Гарни бог знает когда…..

– И очень возможно, что Люпен узнал секрет через третьи или четвертые уста, – заметил Холмс.

А Фандорин прибавил:

– Не будем забывать о каменщиках и п-плотниках, которых нанял дез Эссар-старший для устройства своих тайников. Любопытные сведения такого рода часто пересказывают друзьям и домашним – люди обожают посудачить о причудах богачей.

Все это было справедливо. Я сник, но ненадолго.

– Тогда пусть кто-нибудь из нас отправится в полицию. Наверняка мистер дез Эссар знает начальника.

Хозяин кивнул, и я продолжил:

– Не поднимая шума, чтоб Люпен не встревожился, нужно посадить толкового инспектора на коммутатор. Когда преступник позвонит господину Боско по телефону, можно будет установить, каким аппаратом воспользовались, и выслать туда жандармов. Помните, Холмс, мы проделали то же самое, когда ловили Кенсингтонского Вымогателя?

– Не будьте наивны, Уотсон, – довольно грубо ответил на это Холмс. – Арсен Люпен – не жалкий дилетант. Никакого телефонного звонка не будет. Это не более чем уловка, чтобы увести наше внимание в сторону. Зачем Люпен станет звонить? В его записке все изложено с определьной ясностью.

Русский кивнул – он был согласен с мнением Холмса.

– Хорошо! – не сдавался я. – Подойдем к делу с иной стороны. Не будем искать выход на Люпена. Давайте сконцентрируемся на поиске адской машины. У нас есть код, сосредоточимся на нем. И не будем забывать – время идет.

Все не сговариваясь посмотрели на часы. Они показывали пять минут третьего. До взрыва оставалось десять часов.

Наступила тишина, лишь японец скрежетал ножом, разрезая ветчину.

– Сэр, если у вас нет возражений, я бы предложил следующую методу, – учтиво обратился к русскому Холмс, будто до сих пор не было произнесено ни единого слова. – Я знаком с вашей манерой работы. А вы, насколько я понял, достаточно осведомлены о моей.

Фандорин кивнул.

– Так давайте двигаться независимо друг от друга, – продолжал мой друг. – Вы действуйте на свое усмотрение, я на свое. Мне кажется, в данном случае это будет эффективнее, чем объединение усилий. Посмотрим, кто решит эту задачу первым.

– Отлично! – оживился красавчик. – Я и сам хотел вам то же п-предложить!

Бедняга! Кажется, он всерьез собрался соперничать с Шерлоком Холмсом.

Резкие черты холмсовского лица осветились улыбкой.

– Что ж, а вот теперь можно и подкрепиться, – весело объявил он, придвигая к себе блюдо с бужениной. – Уотсон, дружище, налейте-ка мне бургундского.

Дез Эссар, кажется, тоже был доволен, что все так замечательно устроилось.

– После обеда я провожу вас в гостевые покои, где вы сможете умыться и, если угодно, переодеться. Ровно в три прошу спуститься сюда, в столовую. Мы приступим к осмотру дома. Может быть, вы заметите то, что выскользнуло, то есть ускользнуло от моего внимания.

Напряжение несколько спало.

Зазвенели приборы, в бокалы полилось рубиновое вино.

Я был уже сыт и достал сигару. Мой же сосед, мистер Сибата, продолжал поглощать снедь с прежним аппетитом.

Энергично работая челюстями, он повернулся ко мне и спросил:

– Вы помосьник и писатерь?

Сообразив, что это означает: «Вы помощник (очевидно Холмса) и писатель?», я ответил утвердительно. Японец уточнил:

– Писете про подвиги своего масута?

Мне пришлось подумать, прежде чем я догадался, что это он так произносит слово master. [34] Я засмеялся.

– Да, пишу. Но Холмс мне не господин. Он мой друг.

Однако наши взаимоотношения с Холмсом мистера Сибату, кажется, не интересовали. Он придвинулся ближе и, сосредоточенно уставившись на меня своими узкими глазками, спросил:

– Вы писете, и вам пратят деньги? Муного?

<…> Просмотрел написанное выше и остался очень доволен. По-моему, рассказ о наших с господином приключениях в городе Париже и описания природы в главе о путешествии по железной дороге удались мне на славу. Когда же я перечитывал трогательную сцену о прикованной к полу желтоволосой девице, из моих глаз потоком лились слезы.

Однако прежде чем я продолжу правдивую повесть об элегантной танка, сочиненной мною в замке Во-Гарни, долг благодарности требует посвятить несколько слов Уотсону-сенсею, побудившему меня взяться за кисточку, а также давшему мне несколько бесценных советов касательно писательского ремесла.

Когда я услышал, что этот почтенный муж своими сочинениями зарабатывает гораздо больше денег, чем его товарищ своими расследованиями, на меня снизошло сатори. Я понял, что могу делать то же самое! Фандорин-доно ничуть не уступает умом и доблестью Шерлоку Холмсу, воля моего господина крепка, а Путь светел и прям. И я решил: пусть он продолжает схватку со злодеями земли, я по-прежнему буду помогать ему по мере моих ничтожных сил, но отныне стану все-все записывать. Издам чудесную книгу, которая прославит нас обоих на весь свет и принесет столько денег, что мы сможем удалиться от дел и предоставить злодеев земли их собственной карме.

Но Уотсон-сенсей сказал, что отступления не должны быть слишком пространными, иначе читатель заскучает, а потому возвращаюсь к беседе, состоявшейся за обедом, описанию которого я посвятил предшествующую главу.

Тронутый деликатностью господина, который представил меня остальным не своим слугой, а другом, я так расчувствовался, что почти лишился аппетита, однако прислушивался к разговорам очень внимательно, благо они велись на английском, а этот язык за годы американской жизни я освоил в совершенстве.

– Правда ли, что вы много странствовали по Востоку и даже жили в Тибете? – спросил Фандорин-доно у крючконосого Холмса.

– Да. И сделал немало важных открытий. Главнейшее состоит в том, что наша душа и тело гораздо мощнее, чем представляется людям Запада. Надо лишь найти в себе ключ к источнику силы, – сказал английский сыщик, и я сразу понял, что передо мной действительно человек большой мудрости. – О, какую книгу я мог бы об этом написать, если б обладал талантом Уотсона!