Кутюрье смерти - Обер Брижит. Страница 28
Как хочется пить. Из-за этого кретина у меня полная дегидратация. Марсель отер лицо.
— В котором часу у тебя свидание с Надьей? — спросил коротышка.
— Черт, забыл. Сколько сейчас?
— Почти полдевятого.
— Мне надо идти. Но Жанно, этот дурак… Не могу поверить!
Конечно, куда тут верить. На таких, как твоя толстуха, не клюнешь. Ладно, погладим собаку по шерсти.
— Мне жаль, Марсель…
— Ладно, оставь свои соболезнования при себе.
Марсель повернулся, не глядя на коротышку. Пробормотал в очередной раз: «Жанно, господи!», потом хлопнул дверью.
Коротышка, икая от хохота, повалился на диван, как тряпичная кукла.
Жорж! Я про него забыл! Он выпрямился. Пошел за огромным морским мешком, который лежал на шкафу. Внимательно осмотрел сад, улицу. Марсель ушел.
Только подумать, что этот кретин все это время стоял на расстоянии меньше метра от своей женушки!
Коротышка ловко добрался до фургона, открыл заднюю дверцу, залез внутрь. Через пять минут он уже вылезал из машины, таща за собой растянутый морской мешок. Оп, оп, оп — до самых дверей. Он бросил тяжелый мешок на кафельный пол в кухне, закрыл дверь на два оборота и налил себе большую кружку ледяного пива. Пена стекала по подбородку, он пил жадно, с наслаждением.
Но как Марсель узнал, что Мадлен была тут?
Что-то точно разладилось. Коротышка был раздражен. Ярость причиняла ему острую боль, резала как бритва. Он как одержимый схватился за пилу и склонился над Жоржем. Ну, раз так, они кое-что увидят, кое-что увидят. Он с яростью принялся за работу и ни разу не мигнул, несмотря на брызги крови, летевшие в его змеиные глаза. Это будет его шедевр.
Марсель добежал до своего дома. Надья, неподвижно застыв перед освещенной витриной, задумчиво разглядывала полный набор инструментов для домашнего мастера, она ждала его. Он положил ей руку на плечо. Она обернулась и, не говоря ни слова, прижалась к нему. Они вошли в здание. Марсель чувствовал прильнувшее к нему податливое налитое тело. Таймер включился, они оторвались друг от друга. Бухгалтер с четвертого этажа вежливо поздоровался, подозрительно поглядывая на Надью, которая мерила его презрительным взглядом, спросил, известно ли что-нибудь о Мадлен.
Как только за ними захлопнулась дверь квартиры, Марсель подхватил Надью на руки и усадил в кресло.
Она хотела высвободиться. Он удержал ее. Их губы встретились. Они потянулись навстречу друг другу. Сплелись в крепком объятии. Потом Марсель сообщил Надье новость:
— Знаешь, а жена обманывала меня с моим шефом…
Надья расхохоталась.
— Прости, но у тебя вид настоящего рогоносца! Хуже всего было то, что она не ошибалась.
Жанно взглянул на часы. Хватит, поехали. Он погасил свет, спустился по лестнице. На первом этаже Рамирес и Маррон благодушно шутили.
— Эй, шеф! — окликнул его Рамирес.
— В чем дело?
Жан-Жан нервно теребил ключи. Ну, чего еще хотят от него эти кретины?
— Шеф, а вы помните то дело, когда женщину съел ее собственный сын?
— Загадки загадываешь?
— Нет. Жорж об этом рассказывал. Он убежал как сумасшедший из-за какой-то истории про женщину, которую съел ее собственный сын.
— Он выпил, что ли?
— Нет, шеф. Мы играли в карты, — принялся объяснять Маррон. — Он заговорил о ферме Ла Паломбьер… там лет тридцать назад…
— Никогда про такое не слышал. До завтра.
— До завтра, шеф.
Жан-Жан пробкой вылетел в ночь. Прошел под окном, откуда струились ароматы дыни. Глубоко вздохнул. Запах дыни для него — это воспоминание о летних вечерах, когда он, обессиленный, возвращался с пляжа, наплававшись и набегавшись, весь в высохшей соли, с горящими глазами, а воздух — такой теплый, такой теплый…
Домой ему возвращаться не хотелось, не хотелось ужинать одному под лампочкой в шестьдесят ватт. Он решил сходить в кино. Лето и было для него всем этим: дыня, пот и супергерои. Какое-то возбуждение разлилось по городу, оно заставляло его вздрагивать в предвкушении ускользающего наслаждения.
13
Надья встала, застегнула легкое летнее облегающее платье из зеленого искусственного шелка, которое подчеркивало красоту ее смуглых плеч. Марсель инстинктивно пригладил волосы. У него было странное ощущение, будто он трезвеет. Мысли постепенно приходили в порядок. Он посмотрел на Надью, и ему показалось, что с глаз у него спала какая-то пелена и он смог наконец увидеть настоящие краски мира.
Мадлен всегда насмехалась над его желанием заняться живописью. Рядом с ней он неизменно казался себе этаким наивным увальнем, но отличным парнем. Сегодня Марсель не чувствовал себя ни увальнем, ни наивным, ни отличным парнем. Он чувствовал себя тяжелым от дотоле неведомой плотности. Надья выпила стакан воды и, глядя на Марселя поверх стакана, произнесла:
— Ну что, большой белый мужчина, что ты собираешься делать?
— Мне нужно поговорить с Жанно. Если ему известно, где Мадлен, у меня нет никакого намерения выставлять себя в смешном свете в глазах ребят.
— Ты найдешь свою Мадлен, и что? Снова будете как голубки? А я — освобождай территорию? Закончилась тысяча и одна ночь?
— Ты от меня так просто не отвяжешься. Я не только мудак и рогоносец, я еще очень упрямый.
Надья улыбнулась, дотронулась до его усов.
— Мне пора возвращаться. Свекор будет волноваться, я сказала ему, что иду в кино с подружкой.
Марсель поднялся.
— О'кей, пошли.
23. 00. Коротышка завершил свой труд. Весь в поту, футболка в пурпурных пятнах — ни дать ни взять художник в творческом экстазе. Он опустил пилу в раковину, пустил воду, тщательно вымыл инструмент. Большой губкой стер все, что попало на стены, потом стянул с себя окровавленную футболку, полил ее спиртом и поджег. Пока футболка догорала в баке с песком, он собрал аккуратно разложенные на сушилке для посуды «отходы», бросил их в большой пластиковый мешок для мусора, который, предварительно оглядевшись вокруг, отнес к пикапу. Все было спокойно. Поднимался легкий ветерок.
Он вернулся в дом, постоял перед своим творением, покоившимся на столе. Нет слов! Настоящее произведение искусства, преисполненное смысла, творческой мысли, не похожее ни на что другое. От удовлетворения он прищелкнул языком и позволил себе еще одну банку пива. Затем обмотал свое произведение серым брезентом, перевязал заранее заготовленными ремнями и, взгромоздив на старенькую тележку, доставил его к пикапу. Надрываться совершенно незачем.
Скрючившись на скамейке в тени пучка пальм, старая шлюха постаралась в этой тени раствориться. Мужик-то этот действительно того. Она уже давно от— крыла в себе шестое чувство, она их безошибочно определяла, этих двинутых, а этот — просто находка! В какое-то мгновение он обернулся и уставился во тьму, в которой она пряталась. Старуха покрылась испариной, начисто забыв об ознобе, который мучил ее в последние годы.
Коротышка включил передачу, и пикап исчез из виду. Первую остановку он сделал около несанкционированной свалки на холме. Там, направив машину вдоль канавы, он открыл правую дверцу и сбросил вниз мешок с «отходами». Мешок медленно перекатился по жухлой траве и застыл прямо у старого вспоротого кресла. Крысам на пропитание.
Следующая остановка: дом Жанно. Благодаря серой карточке, что этот педик оставил на ветровом стекле, узнать адрес не составило труда. Хороший квартал, красивое современное здание с большими террасами, зелеными насаждениями, золочеными ручками… Мраморный холл, пробуждающий непреодолимое желание плюнуть на пол. Коротышка натянул поглубже бейсболку, нацепил солнечные очки, открыл задние дверцы пикапа и вытащил свой груз.
На улице не было ни души.
Теперь все дело в везении. Он поставил тележку у застекленной двери, поискал дощечку с именем. Жанно. Ага. Позвонил. Коротко и дважды.