Александровский cад - Пиманов Алексей Викторович. Страница 35

Но Лешка ничего не ответил, отвернулся и начал сильнее прежнего натирать хромированные детали «паккарда». В глазах у Тани появились слезы. Она беспомощно, как-то по-детски посмотрела вначале на отца, затем на Владимира Константиновича и вдруг, развернувшись, быстро пошла к выходу. Казарин готов был провалиться на месте. Сколько раз он представлял себе эту встречу, сколько готовил для нее нужных и ненужных слов. А вышло все так глупо и нелепо. В какой-то момент он даже хотел повернуться и извиниться, но звук удаляющихся шагов перечеркнул все.

Прежде чем отправиться вслед за дочерью, Петр Саввич сделал шаг в сторону Алексея:

– Дурак…

Шапилин хотел еще что-то сказать, но лишь махнул рукой и стремительно вышел из бокса.

Когда он скрылся в арке, все вновь принялись за работу. А Владимир Константинович подошел к сыну и тихо сказал:

– Себя не жалеете, мил-человек, подумали бы об отце. Лешка продолжал с усердием натирать капот. Отец наклонился и тихо прошептал:

– Пойдешь?

– Пойду, – кивнул Лешка.

Владимир Константинович закурил и протянул пачку «Казбека». Лешка достал папиросу и добавил:

– … в военкомат.

Старший Казарин внимательно посмотрел на сына. Лешка положил тряпку на капот.

– Папа, мне не нужна ничья забота…

– Это не забота, сынок. Неужели не понял? Ты ему нужен.

Проснулся Лешка рано от мягкого перезвона кремлевских курантов и гвалта ворон за окном. За три года он отвык от этих звуков, которые в детстве и юности попросту не замечал. Какое-то время он, улыбаясь, с удовольствием прислушивался к подзабытому кремлевскому шуму, пока не вспомнил вчерашнюю сцену в гараже. Ка-зарин тяжело вздохнул, откинул одеяло и поплелся в ванную приводить себя в порядок.

А в 8.45 он, опираясь на палочку, уже входил во второй подъезд бывшего Сенатского корпуса. Мимо пробегали люди с озабоченными лицами, кто-то носил коробки с бумагами, солдаты таскали опечатанные ящики с документацией – все говорило о том, что Кремль готовился к эвакуации. Пройдя лабиринтами длинных, довольно невзрачных коридоров, Лешка вошел в приемную Шапилина. Ему навстречу из-за тяжелого письменного стола поднялся средних лет майор. Алексей четко, по-военному, отрапортовал:

– Лейтенант Казарин прибыл по вызову!

– В курсе! Проходи. Петр Саввич тебя ждет.

Майор открыл двойную дверь, и Лешка, набрав полную грудь воздуха, шагнул вперед.

Генерал сидел за столом в самом конце своего огромного кабинета. Лешка приготовился еще раз по-военному доложить о себе, но Шапилин кивнул на стул:

– Не нужно. И без тебя этого хватает. Садись. Лешка прошел к столу и, сев на крайний стул, уставился в одну точку. Шапилин выдержал паузу:

– Обижаешься за вчерашнее? Вижу, что обижаешься. Ну, брат ты мой, по-другому нельзя. Считай, что это проверка. А вдруг ты стал сукиным сыном – шкуру свою от фронта бережешь? Знаешь, сколько таких тут ходит? Алексей даже не шелохнулся.

– Все, что касается Татьяны… сами разберетесь. Алексей продолжал молча рассматривать царапины на полировке громадного стола.

Вздохнув, Шапилин встал из кресла и подошел к окну.

– Видишь, какие дела творятся? Принята команда на эвакуацию.

Во дворе грузовики загружались ящиками и коробками. Шапилин сквозь зубы прошипел:

– Крысы! Завтра фриц подойдет к Москве – все эти твари, как крысы, побегут. А мы останемся! Останемся, Леха?

Алексей поднялся со стула и твердо ответил:

– Моя задача служить там, где я нужен, то есть на фронте, в авиации.

Глаза Шапилина сделались холодными как сталь.

– А вот реши мне, друг ситный, такую задачу. Представь себе, что человек заходит в свой кабинет. За дверью остается охрана. А через несколько минут человека того находят с пробитым черепом. Окна закрыты изнутри, в комнате никого нет, но человек – мертвый. Когда и как это могло произойти?

Алексей поднял голову.

– Это произошло здесь, в Кремле?

– Допустим.

Шапилин вдруг стремительно подошел к нему, подвинул стул поближе, сел, подался вперед и зашептал:

– Два дня назад тут, в Кремле, убит мой заместитель…

О том, что вернулся Леша Казарин, Вера Чугунова узнала от Тани. Та позвонила ей и, захлебываясь от счастья, минут тридцать говорила только о нем. Даже вспомнила, как ездила к Казарину в Качу через полгода разлуки, как случайно увидела его возле проходной с другой девушкой, как, рыдая, бежала обратно на вокзал, хотя теперь уверена, что это была обычная курсантская увольнительная. Тем более, рядом шел Вася Сталин и тоже не один.

То, что за этой прогулкой ничего серьезного не стояло, Вера знала. Ведь после возвращения из Качи Таня очень быстро вышла замуж, и Вера посчитала возможным написать Казарину письмо. Только вот когда получила ответ, несколько месяцев не могла прийти в себя. Ей хватило душевных сил не прервать отношений с Ша-пилиной, хотя первое время она готова была ее убить. Ведь о Танькином замужестве Казарин в тот момент уже знал, но все равно писал, что никого, кроме Тани, для него не существует. Извинялся, нес какую-то чушь про школьную дружбу…

И вот теперь этот звонок, после которого сидеть дома Вера уже не могла. Почти час она гуляла по Александровскому саду, ничего не слыша и не видя вокруг. Из задумчивости ее вывел голос Левитана. Репродуктор висел на углу улицы Горького. Вокруг толпился народ.

– В течение ночи на 12 августа наши войска продолжали вести бои с противником на Кексгольмском, Сольцском, Смоленском, Коростенском и Уманском направлениях.

На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось. Корабли и авиация Краснознаменного Балтийского флота 11 августа уничтожили 4 торпедных катера и 2 транспорта противника. Исключительную отвагу и находчивость проявил в бою красноармеец Середа. Немецкий танк огнем своего пулемета мешал продвижению нашего взвода. Тогда отважный красноармеец подкрался к вражескому танку, быстро вскочил на него и сильным ударом топора согнул ствол пулемета. Взвод ринулся в атаку. Немецкий танк был захвачен. Толпа одобрительно загудела:

– Молодец Середа!