Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 130

Скейд втолкнула саркофаг в стерильную белую комнату, и дверь за ней незаметно закрылась. Почти все помещение занимали устройства цвета яичной скорлупы. Они становились заметны лишь после того, когда начинали двигаться. Это были старинные устройства, за которыми любовно и трепетно ухаживали еще со времен первых марсианских экспериментов Галианы. Доставить его на борт «Ночной Тени» тоже не составило труда.

Открыв саркофаг, Скейд «подогрела» замороженное тело на пятьдесят милликельвинов [47], затем установила бесцветное устройство в рабочую позицию, и прибор, вибрируя, поплыл над Галианой, не касаясь поверхности ее кожи. Скейд шагнула назад, сервоприводы ее доспехов упруго скрипнули. Бледный механизм вселял в нее тревогу — как всегда. С ним что-то было не так. Именно из-за этой глубоко скрытой неполадки его почти не использовали — за исключением редких случаев, когда возникала крайняя необходимость. Но с теми, кто осмеливался открыть ему свои сознания, происходили ужасные вещи.

Скейд не намеревалась использовать устройство на полную мощность… До поры до времени. Сейчас нужно просто поговорить с Волком, а для этого достаточно побочных функций — ей нужны лишь полная изолированность и запредельная чувствительность установки, способность улавливать малейшие сигналы в бурном море нейронного хаоса и усиливать их. До подключения основных функций дойдет лишь в том случае, если на то будут веские причины. Следовательно, пока можно не беспокоиться.

Она знает о неисправности установки, и этого достаточно.

Пора. Внешние индикаторы показывали, что Галиана «отогрелась» достаточно, чтобы будить Волка. Прибор уже уловил знакомые сигналы электрической и химической активности: женщина в саркофаге начинала думать.

Скейд закрыла глаза. Это был момент перехода: сначала чувство, словно все вокруг начинает вращаться, затем ощущение дезориентации и, наконец, смещение восприятия. В следующий миг она оказалась на скальном пятачке, таком крошечном, что с трудом могла стоять. Таких скал было много. Они цепочкой уходили в туман, который окружал Скейд, подобно дорожке на сером мелководье, соединенные острыми каменными гребнями. Рассмотреть что-либо в десяти-пятнадцати метрах было невозможно. Холодный влажный воздух пах морской солью и гниющими водорослями. Скейд озябла и поплотней укуталась в халат. Кроме халата, на ней ничего не было, пальцы босых ног словно цеплялись за край камня. Мокрые темные волосы лезли в глаза. Она подняла руку, отбросила со лба непослушную прядь — и вздрогнула от неожиданности: гребень на макушке исчез. Скейд снова стала обычным человеком — Волк сделал ее тело прежним. Где-то в отдалении, словно возбужденная толпа, ревел океан. Небо было бледным, серо-зеленым, и казалось неотделимым от тумана, который простирался до самой земли. От этого зрелища Скейд затошнило.

Первая пробная, неумелая попытка общения между Скейд и Волком, когда он говорил устами Галианы, вызвала ощущение безнадежной одномерности. Общение происходило нестерпимо медленно по сравнению с прямым контактом сознаний. После этого Скейд согласилась встретиться с Волком в трехмерной симуляции пространства с эффектом присутствия и полного погружения.

Это был выбор Волка — не ее выбор. Именно он придумал эту обстановку, куда Скейд была вынуждена войти, принимая его условия. Можно было бы наложить на эту реальность что-нибудь по собственному усмотрению, но Скейд боялась, что привнесет какие-нибудь нюансы и детали, которые допускать не следует.

Лучше играть по правилам, установленным Волком, даже если при этом у нее нет полного контроля над ситуацией. Скейд знала, что такая игра походила на обоюдоострый клинок. Она бы не стала доверять ни единому слову, сказанному Волком, но Галиана тоже присутствовала где-то рядом. Галиане тоже известно достаточно много, и ее знание все еще может пригодиться Материнскому Гнезду. Единственная сложность — отличить ее саму от Волка, поэтому Скейд приходилось уделять столько внимания каждому нюансу окружающей обстановки. Неизвестно, где может прорваться Галиана, и вряд ли ей удастся надолго оттеснить чуждый разум.

«Я уже здесь. А ты где?»

Рев прилива усилился. Ветер снова сбил ей на глаза прядь волос. Вокруг было множество острых камней, и она почувствовала шаткость своего положения. Внезапно в тумане открылся небольшой просвет, и на границе зоне видимости появилась расплывчатая серая фигура. Очертания фигуры лишь намеком напоминали человеческие — впрочем, туман, который то сгущался, то рассеивался вокруг нее, все равно не позволял разглядеть детали. Призрачный силуэт вполне мог сойти за обломанное непогодами сухое дерево. Но Скейд чувствовала присутствие, и оно было ей знакомо. Пугающий холодный разум походил на узкий луч прожектора, бьющего сквозь туман. Это был разум без самосознания, мысли без эмоций и без какого-либо ощущения себя как личности. Только анализ и заключения.

Далекий рев прибоя начал складываться в слова.

— Что тебе от меня надо, Скейд?

«То же, что…»

— Пользуйся голосом.

Она подчинилась.

— То же самое, что я всегда от тебя хотела: совета.

— Где мы, Скейд?

— Мне казалось, ты сам выбрал место.

— Я не это имел в виду. Где находится тело?

— На борту корабля, — ответила Скейд. — В межзвездном пространстве, на полпути между Эпсилон Эридана и Дельтой Павлин.

Интересно, почему Волк не знает, что они больше не находятся в Материнском Гнезде. Возможно, это просто счастливая случайность; впрочем, Скейд не была в этом убеждена.

— Зачем?

— Ты знаешь зачем. Из-за орудий в районе Ресургема. Мы должны завладеть ими, прежде чем прибудут машины.

Очертания фигуры мгновенно стали четче. На миг Скейд увидела морду, темные собачьи глаза и хищный оскал стальных зубов.

— Ты должна ценить, что у меня смешанное отношение к вашей миссии.

— Почему? — Скейд еще плотнее закуталась в халат.

— Тебе уже известен ответ. Тому, частью чего я являюсь, вряд ли понравится использование орудий.

— Я не хочу вступать в дебаты, — сказала она. — Мне нужна только поддержка. Выбирай одно из двух, Волк. Позволить орудиям попасть в чьи-то руки — тех, на кого ты не сможешь оказывать влияние — или помочь мне вернуть их. Ты понимаешь, к чему я веду? Для тебя будет лучше, если орудиями завладеет та фракция людей, которую ты уже знаешь, в которую ты уже внедрился.

Небо посветлело, сквозь серо-зеленую завесу тумана пробилось серебряное солнце. Блики заиграли на каменных хребтах, соединяющих скальные заводи и камни, рисуя узор, который напомнил Скейд синаптические магистрали на срезе мозговой ткани. Затем туман снова сомкнулся, стало еще холоднее, и она почувствовала себя более уязвимой.

— Так в чем проблема?

— Позади меня находится корабль. Он сел нам на хвост с того момента, как мы покинули пространство Йеллоустоуна. У нас есть установки для контроля инерции. На данный момент наша инерционная масса — двадцать пять процентов. Однако тот звездолет легко нас нагоняет. Как будто у них на борту есть такие же устройства.

— Кто управляет тем кораблем?

— Клавейн, — ответила она, с огромным интересом наблюдая реакцию Волка. — По крайней мере, я уверена, что это он. Я пыталась вернуть Клавейна в Материнское Гнездо, после того, как он стал перебежчиком. В системе Йеллоустоуна ему удалось улизнуть. Сейчас Клавейн угнал корабль Ультра. Но я понятия не имею, откуда он взял те устройства.

Казалось, Волк был озадачен. Призрачный силуэт появлялся и исчезал в тумане, искажаясь после каждого погружения в зеленоватый сумрак.

— Ты пыталась убить его?

— Да, но мне не удалось… он очень цепкий, Волк. И остановить тоже — хотя я на это надеялась.

— Что для тебя Клавейн…

Интересно, кто это сказал: Волк, Галиана, или непонятная смесь обоих?

— Ладно, что предложил твой драгоценный Ночной Совет?

— Усилить работу машины.

Волк исчез и снова появился.