Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич. Страница 47
– Да он совсем другой, чем ты... ты все не так понял, Алеша... просто...
Катя явно замялась: вероятно, в ее одурманенное возлияниями сознание начала грубо, неудержимо вторгаться мысль, что она говорит ненужные и опасные вещи – опасные прежде всего для нее самой.
– Редкое имя – Адриан, – проговорил Свиридов и поднялся со своего места.
– Ты куда? – испуганно спросила она.
– Я же на работе, Катя. Если я буду сидеть сложа руки и говорить с тобой о разных занимательных вещах, то это может не понравиться Николаю Алимычу.
Девушка хрипло засмеялась.
– На-а-алимычу? Да что он значит? Он «шестерка»... только и знает, что укладывать девчонок под всяких выгодных ему уродов... вроде тебя!
Она с силой толкнула Влада куда-то в район бедра, он чуть пошатнулся и, с ироничной усмешкой погладив ее по голове, направился от столика к выходу из клуба, где сегодня сидел на фэйс-контроле.
...Девчонка явно в состоянии аффекта, думал он. Говорит об Адриане, хотя это имя явно жжет ей губы. Адриан... этого редкого имени не забудет и он, Влад Свиридов. И если она в самом деле имела в виду Адриана Панича, человека со множеством имен и со множеством лиц, то, в таком случае, ей может угрожать опасность.
Никогда не стоит произносить всуе имя Адриана Панича.
Возможно, она видела его сегодня, и его поведение внушило ей тревогу, и теперь она напилась, чтобы заглушить это упорно прорастающее, словно трава сквозь асфальт, смутное, будоражащее и тоскливое чувство обреченности.
В этот момент в фойе клуба вошел Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Афанасий Фокин. Его появление прервало бесплодные размышления Свиридова.
– А, мое почтение! – воскликнул он, увидев Свиридова. – Рад тебя видеть, Леха. А то тут обычно торчат мерзкие хари вроде уволенного на прошлой неделе Кирюхи Казакова.
– У него, конечно, не мерзкая, – пропела античная гардеробщица, кокетливо теребя край своей белой туники, – а вот у тебя, Иван Сергеич... почему ты позавчера пробил «стрелу», а, мерзкий тип? Ведь обещал же прийти, сукин ты кот!
Афоня и тут в своем репертуаре, усмехнулся Свиридов. Вовсю канифолит мозги девицам, динамит их направо-налево, а потом банально кидает.
– Извини, дорогая, я был очень занят, – скроив соболезнущую мину, пропел в ответ Афанасий. – У меня был срочный инструктаж для...
– Да знаю я, кого и как ты инструктируешь, – отмахнулась та, – ладно, свободен. Можешь проходить, на сегодня расчленение отменяется. Иди, иди... если, конечно, тебя Алексей пустит.
– Пустит, – весело ответил Фокин, которого весь этот монолог нисколько не задел, – мы с ним уже свои люди. Как я тебя на спарринге припечатал, а?
– Угу... один раз, – буркнул Влад, – а я тебя три. И в тире я тебя по очкам...
– Да охота тебе вспоминать всю эту статистику, – перебил его Фокин, – пойдем лучше выпьем. Или тебе нельзя – на работе-то?
Влад хотел сказать, что, вероятно, не стоит, но поднял глаза на улыбающееся лицо друга, который хоть и не узнавал в нем Владимира Свиридова, но продолжал свято верить в то, что он уцелел... и невольно улыбнулся в ответ:
– Конечно, какие разговоры! Вместо меня тут Дима с Максом постоят, пока мы с тобой...
Он хотел прибавить: «Афоня», но вовремя спохватился и сделал сидящим на некотором отдалении двум охранникам короткий повелительный жест. Фокин пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
В зале Влад прямо направился к столику с Катей, Афанасий следовал за ним.
Здесь он застал смехотворно выглядящую со стороны, но, быть может, в чем-то драматичную сцену.
Катя уже не сидела за столиком, она стояла в двух метрах от него, а над ней громоздились фигуры двух здоровенных парней – вероятно, из числа охраны «Центуриона». Один из них махал руками и смахивал с лица остатки салата, секундой ранее запущенного в него Алой Пантерой. Второй жестикулировал менее энергично, зато с силой тащил девушку за руку, вероятно намереваясь выдворить ее из клуба.
Свиридов несколькими широкими шагами достиг охранников и, сжав пальцы на запястье здоровяка, вцепившегося в Катю, проговорил:
– В чем дело?
Тот поднял на Влада полный недоумения и свирепости взгляд.
– В чем дело, дорогие мои? Какой наглец осмелился... сломать двери в царское помещение? Разве их для того делали, чтобы вы их ломали?
Этот монолог из какого-то кино закончился сдавленным стоном несчастного парня: Свиридов так стиснул ему руку, что едва не хрустнули кости. Парень отпустил локоть Кати.
Та, изощренно матерясь, рухнула на стул.
– Да мы просто хотели сказать ей, что так вести себя не стоит, – скороговоркой выпалил второй охранник, тот, что был перемазан салатом, – вы, Алексей Валентинович, не подумайте чего такого... просто она кинула стулом в иностранца...
– Каким стулом? – озабоченно переспросил Свиридов. – Жидким?
– Да нет, деревянным... в иностранца. А мы хотели сказать ей, что так поступать не стоит, хоть она тут и работает. А она швырнула в меня салатом и пообещала Саньку оторвать, извиняюсь за выражение, яйца.
– Чего ж тут извиняться? – добродушно проговорил Свиридов, отпуская запястье и без того пострадавшего от попустительства Алой Пантеры Санька. – Вот если бы на самом деле оторвала, тогда другое дело. Ладно, идите, ребята, я сам проведу с ней воспитательную беседу.
Охрана ретировалась.
– Быстро ты их, – одобрил Фокин, – грозишь сделать головокружительную карьеру. Первый день работаешь, а они тебя уж по имени-отчеству.
– Ты что, Катька, с цепи сорвалась? – спросил взъерошенную девушку Свиридов. – Зачем ребят обижаешь? Они же на работе.
Она вскинула голову и обожгла Свиридова яростным взглядом. Впрочем, ярость быстро угасла и сменилась растерянностью.
– Я думала... я думала...
– Что ты думала?
– Я думала, что это из-за... из-за него, – выдавила Катя, не сводя с Влада остановившихся невидящих глаз.
– Из-за кого?
Девушка молчала.
– Ну хорошо. Я скажу сам. Из-за Адриана, да?
– Тише ты! – пробормотала она, глядя на выросшую из-за спины Свиридова массивную фигуру Фокина. – Это Иван Сергеич... он не должен слышать.
– Что, он тоже с ними? – в самое ухо Кати проговорил Свиридов.
– Я ничего не знаю... просто не должен слышать... с кем – с ними?
– А ты парень не промах, – прогрохотал Фокин, садясь за столик, – самую лучшую мою ученицу загреб.
– Что сделал? – переспросил Свиридов, до которого из-за плохой слышимости донеслись только две последние буквы слова «загреб». – Ты это самое, Афоня, не трынди попусту. Тут серьезное дело.
Даже тут Влад не сумел отказать себе в театральном эффекте: пользуясь тем, что Фокин едва ли мог внятно расслышать сказанное, он демонстративно назвал его Афоней.
...Как сказал полковник Платонов, в свое время возглавлявший «Капеллу»: тебя, Свиридов, сгубит любовь к театральным эффектам.
– Это из-за Адриана, да? – повторил Свиридов, снова повернувшись к Кате. На этот раз так тихо, что она прочла роковое имя только по движениям его губ. – Ты думала, что это из-за него?
Она кивнула.
– Он угрожал тебе?
– Нет. Он никогда не угрожает. – Она поднялась и помахала Свиридову рукой: – Сейчас я вернусь.
– Дойдешь сама до туалета-то? – иронично спросил Свиридов.
Катя изогнулась и растворилась в сторукой беснующейся толпе танцующих...
– Ты умеешь подчинять себе людей, – проговорил Фокин, – давно я не видел такого почтения на рожах этих остолопов из службы безопасности. Хотя ты больше походишь на голливудского кривляку, чем на серьезного бойца... ты только не обижайся.
– Да нет, было бы из-за чего.
– Мы никогда не встречались раньше?
– Не думаю.
– Просто мне кажется очень знакомым... нет, не твое лицо, а скорее то, как ты себя ведешь... интонации голоса, техника борьбы, манера стрельбы... да все! Мы наверняка были знакомы раньше.
– Ты же так упорно это отрицал только сегодня... при нашей первой встрече.