Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 109

— Зашиби меня Мьельнир… Так и знал, что меня где-нибудь надуют! Что ж, — резюмировал он, — придется за борт вывалить.

— Зачем вываливать? Дракошке скормим.

Вчера Тил наконец решил, что Рика все-таки пора кормить, и идею травника воспринял благосклонно. Заметно выросший дракончик поглотил изрядное количество подпорченной селедки и копченостей, заел все это кашей, которой для него сварили целый котел, а напоследок закусил печеньем, которое специально для него заначил Тил в своем мешке. Смотреть как лопает дракошка, собрался весь экипаж (благо, шли под парусом); мореходы восхищенно цокали языками и делали ставки на количество проглоченных им рыбин. В измученных глазах Винцента читалась неприкрытая зависть. Сейчас Рик спал, удовлетворенно посапывая.

За эти дни Жуга не раз раздумывал, кто мог стрелять в него той ночью — Хельг или Винцент, но так и не смог это выяснить. Любой из них мог сделать это. Оба нанялись на кнорр в последний день, у каждого были свои странности и прошлое обоих одинаково скрывал туман.

Худощавый, длиннорукий, очень ловкий в обращении с мечом Хельг вполне мог быть нанят гильдией воров, пока сидел на берегу (а то, что он продулся в пух, ни для кого не было секретом). Недавно выбритая голова его начала щетиниться упругим черным ежиком, совершенно, впрочем, незаметным уже с пяти шагов. Ночью же, в лунном свете ее вполне можно было принять за лысину.

С другой стороны, Винцент с его чревоугодием тоже вполне мог позариться убить кого-нибудь за лишние деньги. Он говорил с необычайно мягким выговором, вдобавок, уснащая свою речь довольно странными словечками. Травнику вдруг вспомнилась еще такая странность — на левой его щиколотке кожа была вытерта кольцом, как от браслета кандалов, но правая была чиста. Где он мог заработать этот странный шрам, оставалось загадкой. Даже серьгу Винцент носил не как все — на левом его ухе был проколот козелок. Все эти наблюдения Жуга доверил только Вильяму и Телли, но те тоже не смогли ничем помочь. Кай говорить с ним не хотел. Так и не решив, кто более из них достоин подозрения, Жуга решил не суетиться и подождать.

Травник нервно облизал обветренные губы (от этой привычки он никак не мог избавиться) и вновь поглядел на доску.

— Ну, Ирландия, положим, не про нас, — с сомнением сказал он. — Она осталась в стороне. А остальные…

— Ирландия, — задумчиво проговорил Телли. Глаза его подернулись дымкой воспоминаний. — Когда-то мой народ там обитал… Но это было давно, — он потряс головой. — Очень давно.

— Речь, — нахмурился Жуга, — сейчас идет не о твоем народе, а об игре. Ты можешь вспоминать сколько хочешь свою жизнь в Ирландии, нам это не поможет, когда играют два дракона. За свои полвека ты, должно быть, много повидал, попробуй вспомнить, что может быть нужно там дракону?

— Вспомнить? — Телли рассмеялся. — Я никогда там не был. Правда я много чего слышал про владения эльфов на Зеленых островах. А что касается возраста… По летоисчисленью моего народа мне идет сто двадцать девятый месяц. Если считать по вашему, то это будет… — он на миг задумался. — Это будет двадцать шесть лет. Или около того.

— Двадцать шесть… — ошарашено повторил Жуга и смолк неловко. Прошелся пятерней по волосам. — Я думал, что ты старше. Тил, я никогда не спрашивал… Какой он, твой народ?

Тил наклонил голову, искоса взглянул на травника. Потер висок. Травник не выдержал и перевел свой взгляд на доску перед ними, потом — на спящего дракона.

— А зачем это тебе? — спросил Телли.

— Ну… просто интересно. Кто вы? Откуда взялись? Куда ушли? Как вы отличаетесь от нас? На что она похожа, ваша жизнь?

— Сколько вопросов… а я так плохо все это помню. Но если ты хочешь, я попробую.

Взгляд Тила сделался рассеянным. Налетавший ветер трепал его белые волосы. Он долго молчал, глядя в никуда, так долго, что Жуга уже решил, что маленький эльф передумал рассказывать. Но тут Тил наконец заговорил.

— Легенды я рассказывать не буду, — начал он. — Во-первых, слишком долго, а во-вторых, там все так перепутано, что это нам нисколько не поможет. Когда были созданы мы, люди и другие существа, все они жили на этой земле. Но пути людей и эльфов разошлись давно, быть может, изначально. Когда вы еще жили в пещерах и одевались в шкуры, мы уже строили свои города и слагали стихи. Не знаю, наша магия была причиной, или что другое, но мы решили познавать себя. А люди изначально принялись ломать и перестраивать природу под свои нужды. Искра волшебства, даже если она и была заложена в вас, постепенно угасла. Из-за этого мы долго считали ваш народ простыми животными. Не сочти за грубость, но люди делали все, чтобы это звание подтвердить. Потом земля стала слишком тесна для двух племен, пришло время для войн… А нас было слишком мало и мы были слишком горды. Но в природе почему-то побеждает посредственность, середина. И тогда наш народ решил уйти.

— А середина — это, конечно, люди, — хмыкнул Жуга.

— Не смейся. Мы… отличаемся. Я даже не могу сказать сразу, чем. Нам нужно меньше еды, мы не боимся холода и не болеем вашими болезнями. Наша жизнь не бесконечна, но длинна. Мы не нуждаемся в жилище, наш дом — весь мир, холмы, леса и горы. Мы можем чувствовать, что думают другие, пользоваться магией… Мы гибкие в телах и в мыслях, холодные, текучие как воздух и вода. Вот гномы, те наоборот — огонь и камень, заскорузлые и крепкие. Они не очень ловкие и плохо видят, их главное преимущество — сила. Даже из оружия они выбирают что потяжелее, чтоб наверняка — топор, булаву, а в бою надеются больше на доспех, а доспехи у них ты сам видел, какие. А люди… Вы как бы между этими и теми. Вспыльчивые как огонь, упертые в свою гордыню и вместе с этим эфемерные как бабочки-поденки.

— Ну, наговорил. Не знаешь, прямо, смеяться или плакать.

— Сам напросился… О чем ты хочешь, чтобы я еще рассказал?

— Ну хотя бы о времени. Как вы его измеряете?

— Ну, это сложно, это не расскажешь так вот, сразу. Мы делим год на пять месяцев, по семьдесят три дня каждый. Первый — Ард Анденвил, месяц Возрождения Земли. Это ваш март, апрель и большая часть мая. Второй — Бэл Тайен или «Цветение цветов», вбирает ваш июнь, июль, а также по чуть-чуть из августа и мая. Потом идет Аитам Тэйд — «Сбор Осени», ну, это август, весь сентябрь и начало ноября. Затем — Ис'са Феайннэ — месяц Холодного Солнца и, наконец, Ард Таэд — месяц Смерти. Раз в год, в короткий день зимы мы пляшем Танец Девственного Круга, и год приходит к повороту, а раз в четыре года летом наступает День Забытых Дней, и это тоже праздник. А в остальном все так же, как у вас. В конце концов, люди многое переняли у эльфов. Например, часы.

— И в самом деле, сразу не поймешь, — признал Жуга.

С носа корабля доносилось заунывное гудение. Меховой мешок Рой-Роя на поверку оказался старенькой волынкой, на которой тот играл с большим старанием и несколько меньшим умением. Мелодия называлась «Бравые шотландцы». Кроме нее Рой умел играть еще походный марш «То Кемпбелы идут, ура, ура!» и пару-тройку песенок — «Темный остров», «Девушки Ирландии» и еще одну, со странным названием «Косоглазая Мэри».

— Это еще что! — говорил обычно он, когда заканчивал играть. — Вот у нас в горах, когда большие игры, такие состязания бывают! Случается, пиброхи падают без сил. * Вот там — да-а, там такое иногда услышать можно…

Если судить по его рассказам, игры горцев в королевстве скоттов были довольно странным состязанием, где были бег, бросание бревна и камня (в том числе и в высоту), стрельба из лука, перетягивание каната, игра на волынке и танцы. И не стоило думать, будто игра на волынке и танцы были просто для «отмазки» — по утверждениям Роя, именно волынщики — пиброхи получали самые большие денежные вознаграждения. Травник иногда думал, не эта ли награда заставила скупого Роя научиться играть на волынке. А учиться, судя по всему, ему предстояло еще долго. Впрочем, как сострил однажды Хельг, Рой и сейчас мог вполне прилично зарабатывать, если бы люди додумались платить ему за то, чтобы он замолчал. Однако в море, за неимением других развлечений, волынка ему сходила с рук. Моряки иногда даже сами просили Роя что-нибудь сыграть.