Экзамен для гуманоидов - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 53
Я выпрямил непослушные ноги и, переворачивая кресла, медленно шагнул к выходу. Второй шаг, возможно, дался немного легче, но настолько немного, что особой разницы я не заметил. Ускорилось мое продвижение шага с десятого, уже на пороге рубки, как раз в тот момент, когда путь мне преградил генерал Сомов.
– Ты все-таки решил сделать по-своему, – генерал переступил через порог, втолкнув меня обратно в рубку. – Теперь нам предстоит в два раза больше работы. Тот, кого ты называешь Порядком, теперь здесь, на корабле.
– Нет, мы успели восстановить защитное поле, разве не заметно? – возразил я.
– Да, да, успели, – в голосе Сомова прозвучали саркастические нотки, – после прорыва! Надо было ударить в образовавшуюся брешь из «пушки», а вы закрыли ее, впустив на борт врага. Отныне ему не придется припудривать нам мозги малоэффективными наваждениями, он здесь собственной персоной, и выкурить его обратно мы не в силах. Я даже не могу представить, что с нами будет!
– Если Порядок на борту, то он должен себя как-то проявить. Почему же этого не происходит?
– Теперь уже твоя тупость способна добить кого угодно. Порядок отныне в нас! Во всех людях на этом звездолете, в приборах, машинах, и ему совсем не обязательно себя проявлять. Например, он собрался выйти в нормальную Вселенную, так зачем ему останавливать нас? Проще выждать, когда мы налетаемся и решим вернуться, не так ли?
– Интересная версия, но пока безосновательная. Я не верю тебе, Сомов. Ты не пошевелил и пальцем, чтобы хоть как-то повлиять на ход нашей экспедиции, а теперь стараешься втянуть меня в околонаучный спор и тем самым отвлечь от активных действий. Похоже, ты прав насчет того, что Порядок проник в нас, ты яркий тому пример!
Я изо всех сил ринулся к двери, отбрасывая с пути генерала. Время почти выровнялось в своем течении, и до машинного я добежал очень быстро. Картина, представшая перед моими глазами, была достойна кисти Босха. Все помещение было завалено трупами и залито кровью. У искривителя застыла группка выживших. На полу сидели со сцепленными на затылке руками пятеро уголовников, над ними возвышались тяжело дышавший лейтенант и двое его воинов. Муза лежала на руках у Павла и что-то быстро шептала ему и склонившейся над ними Алевтине.
– Ты! – взревел я, бросаясь через тела к диверсанту. – Скотина!
Лейтенант устало шагнул в сторону, и, когда я, не успев среагировать на его перемещение, промчался там, где он только что стоял, остановил меня тяжелым ударом в живот. Я почувствовал, как окаменели внутренности, в глазах рассыпались миллионы желтых искр, а ноги переплелись и подкосились.
– Достаточно, – раздался от входа голос Сомова. – Господин Афанасьев уже все понял!
Диверсант расслабился и присел на край моего аппарата. Я, мучительно пытаясь вспомнить, как же выполняются элементарные дыхательные движения, встал на колени и, стряхивая с глаз пелену нокдауна, помотал головой. Лена! Я, не вставая на ноги, подполз к Павлу и взглянул на Музу. Руки пилота и комбинезон на коленях были испачканы кровью. Моя Муза снова уходила от меня, на этот раз я все видел и обманывать себя не мог. Что она шепчет так быстро? Я не разбирал ни слова. Только спустя некоторое время я понял, что не знаю этого языка. Павел же сосредоточенно кивал и даже что-то уточнял на том же наречии. Я старательно прислушивался, но не сумел определить даже примерно, о чем они говорят. Никогда в жизни я не слышал подобного членораздельного чириканья. Это не земной язык, вдруг дошло до меня! Вот в чем все дело! Моя Муза не человек! И Павел. И Аля. И лейтенант этот чертов! Сомов? И он тоже! Я не только единственный гражданский субъект на этом корабле, я, выходит, еще и единственный землянин!
– Слишком скоропалительные выводы, Санечка, – прошептала Муза, заметив, наконец, меня. – Очень жаль, что и второй выпавший нам шанс мы не смогли использовать как надо. Прощай.
– Нет, Муза, подожди…
«Хочешь, я помогу!» – пришла в голову чужая мысль. Я чувствовал холод от ее прикосновения к мозгу и страх от разящей за версту чужеродности разума, ее породившего.
«Так значит, Сомов был прав, ты здесь!»
«Конечно, я здесь. Как можно отказаться от такого заманчивого приглашения? А у вас уютнее, чем я думал. Столько милой моему сердцу упорядоченности…»
Лежащий справа от меня труп подмигнул мертвым глазом.
«Чем ты можешь помочь, если все твои устремления направлены в сторону предстоящей Музе смерти? Добьешь ее, чтобы прекратить мучения?»
«Нет, я остановлю ее личное время. Просто вынесу за пределы вашего поля, и она останется жива. У тебя будет время настроить медицинскую аппаратуру, подготовить операционную… Ну как, идет?»
«А что взамен?»
«Пустяк, безделица, всего-навсего молчание о том, что я на корабле, когда мы выйдем в ваше пространство…»
– Не верь ему, Санечка, – с трудом прошептала Лена вслух. – Я успела закрыть брешь почти вовремя, поэтому он просто слаб и пытается добиться от тебя еще одного отключения поля, тогда он проникнет на борт в полной мере и завладеет вами. А пока, стоит выйти в нормальную Вселенную, и он исчезнет, растворится в мировом хаосе без следа…
«Что скажешь на это, дорогой Порядок?» – мысленно спросил я, но не получив ответа, усмехнулся.
А мысль он подал верную. Остановить личное время.
– Паша, неси ее в «красную зону»! Аля беги вперед, настрой свободный «саркофаг»!
– Она умирает, Александр Николаевич, – тихо возразил Павел, исподлобья глядя на меня, как на больного. – Анабиоз здесь не поможет…
– Выполнять! – свирепо оскалясь, приказал я и, чтобы избежать дальнейших пререканий, отвернулся.
Муза была права, когда говорила, что нам лучше прервать полет, теперь это стало предельно ясно. Жаль, что слишком поздно. Не так уж я непогрешим, как мне того хотелось.
– Сомов, командуй, черт возьми! – крикнул я генералу. – Надо выходить из этого пространства или нам крышка!
– Сомов спит, господин академик, – неожиданно заявил сидящий на выступе защитного кожуха «искривителя» генерал. – Командуете экипажем только вы.
Я зло посмотрел на диверсанта и вдруг понял, что он сказал чистую правду. Вот почему этот тип, так похожий на генерала, предпочитал не вмешиваться в управление «Ермаком». Он не знал, как им управлять! Или опасался, что выдаст себя, сказав что-нибудь, не характерное для настоящего Сомова. Седьмой диверсант. Но, кто же он? Ладно, позже разберемся.
– Вот что, бойцы, проверьте, не остался ли кто-нибудь из моей ударной группы в живых, и перенесите их в анабиозные камеры. Туда же загоните всех бодрствующих и укладывайтесь сами. Мы начинаем выход в нормальный мир, чтобы окончательно пристукнуть Абсолютный Порядок. Ваше бодрствование в такой ответственный момент чревато новой бойней. Вдруг он станет сопротивляться и насылать на нас эти чертовы наваждения?
– Так-то оно так… – покачал головой «Сомов».
– Опасаетесь моей мести? – я злорадно улыбнулся. – Правильно делаете. Однако я буду разбираться не с вами, а с Министерством Обороны, и вы мне понадобитесь в качестве свидетелей.
– А если мы не подчинимся и просто отвернем вам сейчас голову? – насмешливо спросил лейтенант.
– Тогда наблюдающий за этим из рубки пилот откроет ремонтный шлюз и в машинном отделении воцарится вакуум, – в тон ему ответил я. – Могу вас заверить, что для приборов эта процедура почти безвредна, а для нас с вами – наоборот. На корабль проник враг, не мой или ваш, а всеобщий, и раз мы не смогли удержать цитадель, то придется ее штурмовать. Парадокс понятен? Кто из нас будет писать историю, мы разберемся позже, а сейчас главное – выиграть войну. Обещаю, что бодрствовать буду только я, и всякая самодеятельность со стороны моих пилотов вам не грозит.
– Хорошо, но улягутся мои ребята в «саркофаги» одновременно с экипажем, – решил «Сомов», и трое его подручных кивнули. – А вот я, пожалуй, останусь с вами. Не в рубке или машинном отделении, но все-таки – бодрствуя.