Экзамен для гуманоидов - Шалыгин Вячеслав Владимирович. Страница 54

– Не самый лучший вариант, конечно, но что с вами поделаешь? Я согласен… – мне стало отчетливо понятно, что этого парня не переспорить.

Пусть пока бодрствует, может быть, прояснится его роль в сложившейся на корабле ситуации и загадочное сходство с Сомовым.

– Предлагаю вам взять на себя переговоры с оставшимися за решеткой уголовниками. Убедите их улечься в камеры и оставайтесь в зоне «черного списка». Я прикажу переключить на ближайший к вам монитор изображение рубки. Таким образом мы будем друг друга видеть без всякого риска в очередной раз столкнуться лбами. Согласны?

«Сомов» немного подумал и кивнул. Отлично. Просто прекрасно. И весьма убедительно доказывает, что этот тип точно не генерал. Более того, он даже не из ВКС. Потому что любому пилоту известно: первейшая из мер предосторожности в этом отсеке «Ермака» вовсе не решетка, а система подачи в воздухопровод усыпляющего газа.

Закончив настройку управляющего компьютера на выход в родную Вселенную и перетащив свалившегося после короткой газовой атаки «генерала» в свободный «саркофаг», я еще раз прошелся вдоль рядов анабиозных камер и, убедившись, что все достаточно крепко уснули, набрал на консоли Пашиного «гроба» код побудки. Мне страшно хотелось расспросить его, на каком же языке разговаривала Муза и что означает их внезапно всплывшая связь. От нетерпения я отбивал ногой несложный такт. До пробуждения пилота оставалось минут пятнадцать. Каким-то уголком сознания я интенсивно молился, чтобы за это время ничего не произошло. Возможно, Порядок был слаб, но он был здесь, и встречаться с ним один на один мне почему-то не улыбалось.

«Наконец-то нам никто не мешает», – вопреки моим молитвам пришла чужая мысль.

«Я не настроен на беседы», – недружелюбно подумал я, оглядываясь.

«Почему вы всегда пытаетесь разглядеть собеседника, разве десятки лет существования телефона не приучили вас к тому, что можно разговаривать ни с кем?»

«Разговаривать, а не обмениваться мыслями», – возразил я, проигрывая право не отвечать.

– Нет проблем, давайте поговорим вслух, – голос Порядка зазвучал отовсюду.

– Нет проблем, – храбрясь, согласился я, – если вы к тому же примете какую-нибудь конкретную форму.

Голос не ответил. В затянувшейся паузе я отчетливо услышал звуки шаркающих шагов. Кто это? Неужели мы кого-то пропустили, когда отсортировывали раненых от погибших?

Шаги приблизились, и я услышал хриплое дыхание. Из коридора, ведущего к двигательному отсеку, появился… Мартынов. Он медленно вошел в помещение, сделал несколько шагов к стоящему у стены креслу и тяжело опустился в него, уставившись мутными неподвижными глазами на меня. Когда он входил, я успел разглядеть, что его бритый затылок, шею и голую спину украшают натуральные трупные пятна, а запекшаяся вокруг круглой дырочки во лбу кровь резко оттеняется бледно-желтой кожей, не оставляя никаких сомнений в том, что его смертный приговор приведен в исполнение. Однако грудь мертвеца, наполняясь воздухом, приподнялась, и он хрипло произнес:

– Так лучше?

– Нормально, только слишком много банальной мистики, – да и противно, что уж скрывать, до чертиков.

Больше всего меня раздражало то, что Порядок заставлял труп старательно «дышать».

– Это не только мистика, это еще и небольшая демонстрация силы. Вам тут внушали, что я слабоват без поддержки извне, так вот, я могу поднять всех упокоившихся и приказать им все, что угодно…

– Очень страшно, – с сочувствием отозвался я. – Вам бы к психиатру обратиться. Понятно, столько времени провести в одиночестве, да еще там, где этого самого времени нет вовсе… Вам, наверное, его всегда жутко не хватало, простите за каламбур.

Тело Мартынова вдруг резко подалось вперед, и мое запястье мгновенно оказалось зажатым в его холодной руке. Воспитанный на киношных понятиях о зомби, я никак не ожидал от окоченевшего собеседника такой прыти.

– Вот вам и не до шуток, не так ли? – синие губы расплылись в мерзкой улыбке.

– Мы будем договариваться или драться? – изо всех сил сдерживая прорывающийся наружу страх, спросил я.

– Договариваться, – труп отпустил мою руку, но тут же прицепился к воротничку, – только на равных.

Он медленно скрутил тонкую ткань моего комбинезона так, чтобы ворот сдавил шею. Я безуспешно пытался отцепить ледяные пальцы от одежды, но Порядок был сильнее. Внезапно он оттолкнул меня и уселся обратно в свое кресло.

– Я мог бы вас придушить, но сейчас это не рационально. Я чувствую, что мы выходим в ваш мир, и вы мне еще пригодитесь. Рекомендую не принимать скоропалительных решений и не надеяться на чудо. Я буду с вами. Причем гораздо ближе, чем вы думаете. На вопросы, где я и чем закончился эпизод с прорывом вашего хитроумного поля, лучше отвечать осторожно. Например, «полной победой» или «враг разбит». Вам ведь не в новинку обманывать соплеменников, как вы это сделали с тем клайром, что наглотался усыпляющего газа.

Порядок усмехнулся.

– Клайром? – я где-то слышал это слово, кажется, так называлась какая-то внеземная раса, участвовавшая в первом контакте.

Вот значит кто замаскировался под «Сомова». Впрочем, это лишь предположение Порядка.

– Александр Николаевич, пригнитесь, – крикнул за моей спиной Паша.

Я, не долго думая, бросился на пол и не увидел, что же так пронзительно просвистело над спинкой кресла и с треском воткнулось в лоб многострадальных останков Мартынова. Когда же я поднял взгляд на рухнувшего врага, в глазах зарябило от бликов, скользящих по опутавшей труп тонкой серебристой паутине. Она надежно спеленала врага, затягиваясь все сильнее, но не прорезая ни одежду, ни кожу. Очень стильная смирительная рубашка.

– Где ты откопал такую ловушку? – облегченно вздыхая, спросил я и поднялся с колен.

Паша молча обошел вокруг обездвиженного тела и, присев на корточки, провел над ним рукой.

– Надо уничтожить все трупы и разобрать ремонтных роботов, – твердо заявил он, так и не ответив на мой вопрос. – Еще не мешает закрепить или упаковать любые острые предметы.

– Порядок уже выпорхнул из этого тела?

– Да. Нам с вами лучше лечь в камеры, Александр Николаевич, при выходе в обычное пространство Порядок ощутит нечто вроде сильной боли, и эта «боль» может довести его до крайнего исступления. Какие последуют наваждения в результате этого, трудно и представить. Так что, лучше не искушать судьбу…

– Хорошо, хорошо, Паша, ты, похоже, гораздо более опытен в таких вещах, только расскажи мне, пока мы готовимся ко сну, что происходит на борту на самом деле? У меня складывается впечатление, что все это придумано совсем не мной. Что наш полет – это только эпизод какой-то очень сложной игры, в которой я разбираюсь, как неандерталец в шахматах. Это так?

– Не знаю, – неубедительно соврал Паша.

– Знаешь, – я повысил голос, – так же неплохо, как знаешь инопланетные языки и способы борьбы с мертвыми врагами! Хватит валять дурака! Я не настолько глуп, чтобы не заметить, что все это происходит не случайно, что мою экспедицию превратили в поле боя! Кто и почему решил выяснять отношения на «Ермаке»? Отвечай немедленно!

Паша сдался, я это видел по его усталым глазам и дрогнувшей линии губ. Он молчал, уже не упорствуя, а собираясь с мыслями. Видимо, ему было что порассказать.

Я поудобнее уселся в покинутом Порядком кресле и почти приготовился слушать, когда в поле моего зрения попал монитор, напрямую связанный с управляющим компьютером корабля. Мы почти вернулись в родной мир, и сквозь остаточные помехи и искажения начинали пробиваться размытые картинки встречающих нас звезд. Живых, стремительно движущихся вместе с остальным веществом нормальной Вселенной, тех самых звезд, что кажутся унылыми и бездушными, пока не побываешь там, где так оно и есть. Вся упорядоченность и непрерывность их пути теперь казалась хаотичным подпрыгиванием в сравнении с абсолютной стабильностью безвременья. Пусть их порыв однонаправлен, но это порыв, это движение, это серфинг на крутой волне бушующего времени…