Не было бы счастья - Туманова Юлия. Страница 38

— Ты ее любил? — спросила Женька, интенсивно разбалтывая сахар в чашке.

— Кого? — притворился он.

— Жену. Любил?

— Жень, это не важно, правда. Это совсем не то.

Не главное, вот что он хотел сказать. Может, и любил, какая теперь разница? Просто совсем не так представлялась жизнь. Господи, что за глупость?! Он даже подумать об этом внятно не в состоянии, куда уж объяснить!

— А ты? У тебя был кто-то?

Женька посмотрела в угол, будто пытаясь обнаружить там ответ.

— Были, конечно, — легкомысленно повела плечом она, — а что?

Вдруг он скажет, что. Вдруг?!

— Ничего. Просто интересно. Ничего. Вот именно — ничего.

Сейчас они допьют чай, поднимутся на второй этаж и разойдутся в разные стороны. А завтра она уйдет из этого дома. Потому что «нелепо, смешно, безрассудно, ааааааа» натыкаться каждую секунду на отражение собственной звериной тоски в антрацитовых глазах.

Любимых глазах со вселенской скорбью, эхом ее скорби.

Какие же они оба идиоты! Идиоты, и все тут! Трусы и подлецы! Оба!

Она заплакала вдруг, громко всхлипывая, и решительно отодвинула от себя чашку, в которую с плеском плюхнулись рыдания.

— Перестань, — попросил Илья, — не надо.

Конечно, не надо. Не надо напрасных слез, напрасных надежд, напрасного ожидания. Зряшное дело.

У него всю жизнь перед глазами бабушка с дедом и мать с отцом, незыблемые идеалы и собственный унылый брак, маленькое предательство, разочарование вечным грузом.

У нее, наоборот, все совсем не так. Параллельные прямые не пересекаются, верно? Вот-вот. Никаких идеалов, нерушимых союзов, верности, нежной дружбы, любви до гроба и все такое — этого она не знала.

У него всегда был дом. А она неприкаянная по миру.

Ему тридцать шесть, в конце концов. А ей только-только исполнилось двадцать четыре!

И на одну ночь он ей не нужен!

Она тоже не годится на разовую любовницу!

— Женька, хватит, — Илья потряс ее, сильно сдавив плечо, — слышишь, хватит.

Она вырвалась и отошла к окну. Подышала немного в раскрытые ставни, словно набираясь сил.

— Это все ты! Ты все затеял! — не поворачиваясь, сообщила она.

— Хватит! — прокаркал он, будто свихнувшийся попугай.

— Ехал бы один в свой дурацкий город, придурок!

— Успокойся, Женя.

— Я спокойна, чертов кретин!

Он отшвырнул стул и одним прыжком пересек кухню, едва не врезавшись грудью в Женькин подбородок.

— Ты все утро строила мне глазки, а теперь заявляешь, что я во всем виноват!

Она запрокинула голову и безмолвно заклинала:

— Поцелуй меня.

— Ни за что, — он смотрел на нее с негодованием. Ровно секунду, а потом отшатнулся и тряхнул головой, будто на него свалился паук.

— Я не тот, кто тебе нужен.

— Что?! — изумилась Женька.

— Ты замечательная, ты красивая, молодая, отважная девочка, и… у тебя все будет хорошо, — выдавил он, ненавидя себя за это киношное благородство, за чертову проницательность, за жизненный опыт и еще черти за что, что подсказывало ему — с ней все будет непросто, беги!

И он, дурак, слушался. Разве что не бежал стремглав.

— Спокойной ночи, — махнула рукой у двери Женька.

— Погоди, — он снова скакнул по кухне, — ты не так поняла…

— Мы вообще друг друга не понимаем, — устало выдохнула она.

— Давай поговорим. Спокойно, нормально, по-человечески. Сядь.

— Илья, мне нечего сказать. Я подумала… Мне показалось… В общем, ерунда.

А если все-таки просто переспать, шепнул ему циничный и прагматичный Илья Кочетков.

Без всяких затей. Без далеко идущих планов на «любовь до гроба». Что с ней будет, с этой девчонкой? Развлечетесь немного, вот и все. Как были одиночки, так и останетесь. Терять все равно нечего.

Он усадил ее на колени, и она спокойно засопела рядом.

— Я не смогу остановиться, — предупредил Илья, уткнувшись носом в темный хохолок.

— Ну и не надо, — фыркнула она.

— Тебе не страшно?

— Очень страшно. Но я взрослая девочка.

— Сомневаюсь, — он обхватил ее крепко и услышал, как метнулось и замерло под ладонью чужое сердце.

Чужое, ненужное, близко-близко, — и словно целая планета у него в руке, бери и пользуйся на свое усмотрение, грабь, топи, рассаживай сады, заселяй народами.

Ни к чему.

Вдруг планету однажды сдвинет с оси, и ему останется только помахать вслед.

— Пойдем спать, Илья. Он молча развел руки.

Женька быстро поднялась и наткнулась взглядом на темноту его глаз, где полыхало отчаяние и непонятная мольба. Она не знала, чего боится больше — его или саму себя.

— И ты сможешь уснуть? — спросил он, кривя губы в привычной усмешке.

От внезапной злости свело затылок, и она, скрипнув зубами, процедила, что заснет с превеликим счастьем.

— Ну уж нет, — пробормотал он, — это вряд ли, девочка моя.

С тяжким вздохом он прижался губами к ее рту, словно приговоренный к последнему стакану воды. Ни огня, ни трепета не было в поцелуе, только покорная смиренность. Испить до дна, по капельке, медленно, очень медленно, оттягивая момент расплаты.

Она рухнула в поцелуй, будто в пропасть — завораживающую и жуткую. И ей показалось, что не падает, а летит. Его губы жалели и жаловались, и рассказывали о том, что ему тоже страшно, что он измучился без нее, о том, что он взрослый, самодостаточный, успешный и никому, никому не верит.

Ей некогда было задуматься над всем этим. Не хотелось. Не моглось.

От ее губ веяло родниковой прохладой и диким медом, и вдруг вспыхнуло что-то в голове, озарив на мгновение невозможно резким светом, и он как будто понял что-то, самое важное. Но миг — и все поглотил шквал, не осталось и следа от солнца, от покорности, от спокойных, медлительных движений. Темнота ударила по глазам, и он уже ничего не видел, ни черта не соображал.

— Илья, Илья, мы упадем…

— Где лестница? Черт с ней!.. Где гостиная? Ослепшими глазами он ощупал ее лицо, потихоньку приходя в сознание.

— Мы не можем. Нельзя, — пробормотала она непослушными губами.

— Нельзя?!

— Тут нельзя.

Илья сграбастал ее в охапку и наугад ринулся вперед. Дом закряхтел половицами с удивленной снисходительностью. Громко и обиженно скрипнул ступеньками. Подмигнул в мрачном коридоре кошачьим глазом домового.

Кажется, они были у цели.

Дверь в ее комнату он боднул головой, потом надавил коленкой, ни на миг не выпуская Женьку из рук.

И мир полетел вверх тормашками.

Глава 13

— Жень, передай сахар, а?

Она встрепенулась, услышав свое имя. Поглядела на Маринку внимательно и серьезно, будто та просила по меньшей мере занять ей миллион баксов до следующего столетия. Неизвестно, что могла бы ответить Женька, но тут очнулась бабушка.

— Марин, ты уже сластила чай два раза, и по три ложки, — усмехнулась Ирина Федоровна, — мне не жалко, но всему же есть мера…

— Да? А я и забыла, — пожала плечами Марина и принялась сосредоточенно поливать кетчупом кусок пирога.

Дед фыркнул в чашку, но промолчал. Данька великодушно отобрал у тетки кетчуп, потом подумал да и пирог отодвинул подальше.

— Ешь пряники, — велел он строго под одобрительным бабушкиным взором.

— Жень, как твоя нога? — поинтересовалась Ольга Викторовна.

Она снова вздрогнула, с трудом оторвала взгляд от тарелки и сфокусировала на матери Ильи. Кажется, та у нее что-то спросила. Про ногу.

— Спасибо, я больше не хочу, — пробормотала Женька, решив, что речь идет о курином окорочке.

Правда, за столом его не наблюдалось, но может быть, у нее просто что-то со зрением. Она никак не проснется, глаза все время слипаются и слезятся, и все вокруг кажется туманным.

Надо еще выпить кофе.

— Так что с твоей лодыжкой? — растерянно спросила Ольга Викторовна.

— А? Что?

— Жень, ты нормально себя чувствуешь? Ты какая-то бледная.

— Не выспалась? — вклинился дед, лукаво сверкнув глазами.