Вторая жизнь - Уинстон Энн Мэри. Страница 46

Бен повернул голову и посмотрел на циферблат часов, светящихся на ночном столике:

4.43 утра.

Черт бы ее подрал! Как можно уйти, даже не оставив никакой записки? Чувство вины тлело подспудно, и он осознал его, лишь когда в голове пронеслись брошенные им последние слова:

«Уйди от меня. Оставь меня в покое».

Она поняла его буквально.

Он был так потрясен известием о ребенке, так ошеломлен, что даже не слышал, как она ушла. Когда позвонила его мать и спросила, кто будет забирать Дженни, он понял, что вечер и что Марина ушла.

Он позвонил в магазин — никто не ответил.

Никто не ответил и по телефону Джилиан. Где еще она может быть? Она не может прятаться в своем доме по соседству, потому что они отключили там свет и воду, когда она переехала к нему.

Он забрал Дженни и весь вечер играл с ней, сдерживая слезы. Он ждал, что Марина появится с минуты на минуту. Но едва уложил Дженни в кроватку, его обступили кошмарные видения… отчетливые образы, мучившие его в ту пору, когда он потерял ее, не сомневаясь, что навсегда.

Может, она лежит где-нибудь в безлюдном месте, раненная… Он напряженно слушал, как часы отсчитывают минуты, и думал о том, куда она могла уйти.

Она вернется. Он должен верить в это, иначе жизнь потеряет для него всякий смысл. Когда она погибла, каждый день был окутан для него печалью и одиночеством, оживлялся лишь светлым чудом — ребенком, которого они создали вместе.

Но Дженни не принадлежит ему в том смысле, в каком принадлежала Кэрри, как он принадлежал женщине, которую любил. С каждым годом Дженни будет все меньше и меньше зависеть от него. И однажды он отойдет и даст ей жить самостоятельно.

И он останется один.

Как и его мать, которая осталась вдовой и одна боролась за то, чтобы поднять на ноги ребенка. Слава Богу, у него хорошая профессия, и он не должен работать столько времени, сколько работала его мать… Однако в глубине души он знал, что гораздо слабее своей матери. Он не сможет до конца своих дней оставаться одиноким и посвятить жизнь своему ребенку. Ведь Бен Брэдфорд — жалкий трус!

Она должна вернуться домой. Неужели она не понимает, как она нужна мне?

До встречи с ней он всегда чувствовал себя изолированным от мира. Даже его мать, которую он очень любил, не заполняла пустоты в его сердце.

Он помнил, как школьником приходил один в темную квартиру, один делал домашние задания, потому что его мать возвращалась домой поздно вечером и наспех готовила скудный ужин. Когда он стал постарше, то сам готовил себе еду.

Он до сих пор вспоминал отчаяние, которое испытывал, открывая все шкафы на кухне и ничего не находя — ничего, что бы мог съесть на обед. И выражение лица своей матери, когда вечером она садилась в старое кресло-качалку в их гостиной и клала ноги на подушечку. В ее глазах не было радости, а было осознание того, что всего через несколько часов ей надо снова идти на работу, которую удалось получить. Ее взгляд оживал, лишь когда падал на сына.

Бывали случаи, когда он почти ненавидел отца за то, что он умер.

А повзрослев, поклялся, что его семья никогда не будет вести такое существование, еле-еле сводить концы с концами. Его жена никогда не будет вынуждена работать. (И он постарался: огромный страховой полис гарантировал это, что бы с ним ни случилось.) Его жена будет дома с детьми, расточать им свою любовь и внимание, которых так не хватало ему, когда он был ребенком. Он до сих пор помнил, как завидовал своему лучшему другу. Когда он приходил к Джоуи домой после школы, там всегда были свежие булочки, только и ждущие, чтобы их съели, пока они развлекали маму рассказами о школе. От запаха обеда текли слюнки, а Джоуи и его мать все время улыбались и смеялись. Черт возьми, она даже пела!

Мать Бена никогда не пела. Иногда она улыбалась, когда он рассказывал ей о школе. Но она была так измучена, что засыпала в своем кресле-качалке, прежде чем он заканчивал рассказ.

Однажды — ему было лет девять — она сильно простудилась и долго болела. Он до сих пор помнит, как лежал ночью с открытыми глазами, прислушиваясь к ее глубокому кашлю и думая о том, где бы найти какую-нибудь работу, чтобы получить немного денег и пригласить к ней доктора. В девять лет. Боже мой!

Его дети ни в коем случае не будут думать, что случится с ними, если их мать заболеет, или придет домой поздно, или потеряет работу. Неужели это так ужасно — хотеть дать своей семье все то, чего ты был лишен, будучи ребенком?

Он думал так вовсе не оттого, что не любил свою мать. Он сильно любил ее и любит сейчас. Она приносила одну жертву за другой ради него. А теперь ей больше не надо беспокоиться о деньгах. Об этом позаботился он.

Бен медленно сел и свесил ноги с края дубовой кровати. Марина хотела только наказать его. Они снова поговорят, когда оба успокоятся, и он заставит ее понять, какая это безумная идея — пытаться заниматься бизнесом, когда у тебя на руках двое маленьких детей и домашнее хозяйство.

Двое маленьких детей… Фраза прозвучала странно. Второй ребенок! Внезапные, неожиданные слезы навернулись на глаза. Он и не надеялся, что у него снова появится такой шанс. Он должен заставить Марину понять, насколько глупа ее идея с работой. Если она будет очень много заниматься работой, она может навредить себе или ребенку.

Приняв наконец решение, он встал, натянул спортивные брюки и свитер. Подстриг лужайку газонокосилкой, принял душ и решил, что пора еще раз позвонить Джилиан. Он готов проспорить последний доллар, что она знает, где находится Марина. Неудобно, правда, будить ее…

Четверть седьмого Бен набрал номер телефона Джилиан. Звонок прозвенел пять раз, прежде чем ее сонный голос произнес:

— Алло?

— Где Марина?

Раздался странный щелчок, и он понял, что телефон разъединился. Он ругнулся и нажал кнопку повтора — в такое время телефонная станция должна была работать без сбоев. На этот раз, едва он подал голос, связь опять прервалась.

Он попытался дозвониться в третий раз. Джил не сказала даже «алло», а только: «Не звоните сюда больше» — и бросила трубку.

Он был поражен. Оказывается, дело не в телефоне, просто Джилиан не желает разговаривать с ним. Взбешенный, он швырнул переносной телефон через комнату, давая выход эмоциям, что случалось с ним редко. Телефон ударился о стену и с глухим стуком упал на пол, расколовшись на три части.