Дрейк - Мелан Вероника. Страница 42

М-да-а-а. Неудачный опыт есть. Теперь во что бы то ни стало нужно это изменить, благо Дрейк считал, что подобное возможно. Даже объяснил как.

— Сколько у меня времени?

Солнечный зайчик взобрался Дрейку на плечо и оттуда подмигнул.

— Я не буду торопить. Но и слишком долго ждать не хочу. В твоем распоряжении неделя. Начиная с завтрашнего дня.

Ладони нервно затеребили подол скатерти. Неделя. Много или мало?

Хватит, чтобы научиться, или нет? И достаточно ли тех объяснений, что мне дали? Ведь новых не предвидится, придется опираться на полученные знания.

— Чтобы проносить с собой вещи, мне просто нужно поверить в то, что я это умею?

Дрейк сделал глоток и поставил чашку на стол. Сложил руки на ремне.

— Не просто поверить. Тебе нужно это знать.

— А в чем разница между «верить» и «знать»?

— Ты веришь, что стена твердая?

— Да.

— Ты знаешь это?

— Да.

— Иначе говоря, проверка не требуется, впрочем как и вера. Железобетонное знание не оставляет сомнений. Также и с новой способностью — необходимо научиться не просто «верить», а «знать» это.

Теперь разница становилась более или менее понятной.

— Есть вещи, про которые ты можешь сказать: «Я верю в это». Правда, «верю» не означает «знаю, что так и есть».

— Я поняла.

Он слегка улыбнулся:

— Чтобы у тебя был лучший стимул, скажу — в случае успеха я продолжу тебя учить. Мне требуется хороший специалист, а условия дальнейшей работы тебя не разочаруют. Я ценю хороших сотрудников, особенно редких. Если по окончании обучения тебе вдруг не захочется на меня работать, я оставлю за тобой право отказаться.

Стоило только взглянуть на представителя Комиссии, сразу же становилось понятно, что слова о возможности «отказа» больше для видимости, прикрытия, так сказать, справедливости ради. На самом деле в них скрыт совсем иной подтекст: «Бернарда, я обнаружу твои слабые места и насыплю туда пряников. Никто и никогда не отказывается от того, что предлагаю я».

Я подозрительно прищурилась.

Он улыбнулся шире.

Та самая сумрачность, которую я отмечала ранее, на мгновение исчезла из его глаз, делая лицо правителя очень даже пригодным для созерцания народом. В который раз возникло ощущение, что Дрейк никогда ничего не делает просто так. И нет, наверное, в этом мире человека опаснее моего визави.

— Значит, неделя.

— Да. Неделя.

Я неторопливо дожевала круассан, чувствуя одновременно и облегчение, и тревогу. Облегчение оттого, что не нужно сдавать экзамен здесь и сейчас, тревогу… Понятное дело отчего. Наверное, неделя — небольшой срок, чтобы менять укоренившиеся убеждения. Хотя кто знает. Пока не попробую, не узнаю.

— И помни, можно научить себя «знать» даже самые невероятные вещи.

— Какие, например?

— Любые. Постучи по поверхности стола.

Я с удивлением посмотрела на мужчину в униформе, но спорить не стала. Выбрала угол, не прикрытый скатертью, и несколько раз стукнула костяшками. Знакомый глухой звук пальцев о дерево. Звякнули в такт тарелки и вилки. Ничего нового.

— Бернарда, глаза всегда видят то, во что верит разум. Дерево твердое?

— Естественно, — уверенно ответила я. — Каким ему еще быть?

Дрейк выглядел странно. Взгляд его снова отяжелел, став почти бетонным.

Я смешалась.

Что? Что не так?

Чтобы убедиться в собственной правоте, я отодвинула чашку с кофе, дотянулась до угла, развернула кулак костяшками вниз и опустила. Через секунду завизжала! Прижала руку к себе, будто уберегая ее от зубастой рыбы, которая вот-вот выпрыгнет из воды и оттяпает пальцы. Сердце грохотало в груди как паровоз, не желая успокаиваться. А все потому, что мой кулак, когда опустился на угол, не встретил никакого сопротивления. Там, где глаза видели дерево, оказалась пустота. Обманка, воздух! Я почти на десять сантиметров погрузила туда кулак, прежде чем сообразила, что вижу собственные пальцы, прошедшие сквозь стол!

Мне стало дурно.

А Дрейк выглядел донельзя скучающим.

— У тебя неделя, — сказал он. — Задача тебе ясна.

Глава 7

Понедельник

Троллейбус был забит под завязку.

И куда ранним утром ехать бабкам? На рынки? К родственникам? Дачно-огородный сезон вроде закончился.

Отталкивая боком какого-то деда, наваливающегося на меня в силу не то старческой немощности, не то подпития, я мысленно бубнила одно и то же: «Я могу проносить вещи. Я могу проносить вещи. Я могу проносить вещи».

На девушку с лихорадочно блестящими глазами, беспрестанно шевелящую губами, полусонные люди не обращали внимания. Лишь покосилась недобро какая-то тетка в повязанном на голове платке и с зонтиком под мышкой. Я отвернулась.

За окном неслись, рассекая лужи, мокрые, забрызганные грязью автомобили. Город спешил на работу.

Офис.

Строчки на экране разбегались, плыли и складывались в какую-то ерунду. Что это — техническое описание электробритвы?

«Я могу проносить вещи, я могу проносить вещи!..»

К обеду не закончила и половины. Валентина Олеговна недовольно поджимала губы. Ее красновато-кирпичный загар давно сошел, оставив на лице бледность и круги под глазами от недосыпа.

Я выскочила в туалет, прихватив с собой два исписанных карандаша.

«Я могу переносить вещи…»

Переметнулась в Нордейл. Зажатые в кулаке карандаши пропали.

Вернулась в кабинет.

К шести часам закончила перевод. Корявый, невычитанный, абы какой. Теплая бумажка, секунду назад вылезшая из принтера, легла на стол к администраторше.

— Дина, с тобой все в порядке? — спросила та, подозрительно разглядывая мое лицо.

— Да.

Она пробежалась глазами по листу. Нахмурились тонкие выщипанные брови.

— А это что? Так и должно быть?

Я взяла протянутый лист. Перечитала. В нем несколько раз встретились слова «вещи» и «переносить» в совершенно неподходящих местах.

— Я все исправлю, Валентина Олеговна. Что-то голова болит сегодня.

Та кивнула с деланым сочувствием:

— Не забудь купить в аптеке витаминов. Говорят, помогают от осенней депрессии.

Вторник

Кот громко чавкал «вискасом», вываленным прямо на траву.

Ел с удовольствием, иногда прерываясь для того, чтобы оглянуться по сторонам. Боялся не то четвероногих конкурентов, не то двуногих мучителей. Ужин его закончился быстро. Мишка долго вынюхивал и облизывал пожухлую траву, пытаясь отыскать застрявшие кусочки в спутанных листьях. Потом посмотрел на меня с упреком: дескать, где добавка?

Я погладила его за ухом и покачала головой. Два пакетика зараз — это перебор. Кот понял, тут же забрался мокрыми грязными лапами на колени и давай ластиться и мурчать.

Все гуще синел воздух. Зажигались окна. Шли по тропинке от подъезда к магазину люди. Заходили с пустыми руками, выходили с пакетами. Подходили к остановке маршрутки, хлопали дверцами и тут же с ревом и выхлопом уносились прочь по утонувшей в сумерках дороге.

За этот день у меня из рук исчезло несколько копеечных монет, пара жухлых осенних листиков, подобранных на дороге, и два огрызка карандаша — коробка на подоконнике в офисе была доверху забита ими.

Пальцы перебирали спутанную белую шерсть. Кот мурчал, пригревшись, положив морду мне на запястье, прикрыв зеленые слезящиеся глаза.

«Миша-Миша… Где же тот механизм, который запускает процесс? Как сказать слова правильно, чтобы поверить самому?»

Темнело. На небе в прорехах между облаками перемигивались звезды.

Оставалось еще пять дней.