Инферно Габриеля - Рейнард Сильвейн. Страница 87

— Тема моей сегодняшней лекции — «Плотская страсть в „Божественной комедии“ Данте. Смертный грех и личность». Естественно, речь пойдет об «Аде». Возможно, такое название у кого-то сразу же вызовет недоумение. Можно ли считать плотскую страсть грехом, направленным на личность самого грешащего? Ведь подобная страсть всегда направлена на другого. Другой человек низводится грешником до уровня предмета для удовлетворения плотской страсти.

С первого ряда послышался сдавленный смешок. Габриель даже не взглянул в ту сторону, однако его лицо заметно напряглось.

— Представления Данте о грехе были в основном сформированы сочинениями святого Фомы Аквинского. В своем знаменитом трактате «Сумма теологии» этот средневековый богослов утверждал, что любое злодеяние и грех являются формой саморазрушения. Фома Аквинский полагал, что человек замышлен и сотворен Богом как существо доброе и разумное, стремящееся к добрым делам. Иными словами, стремление к добродетели присутствует в человеке изначально. Но когда человек сворачивает с предначертанного пути, он причиняет себе вред, ибо делает то, что противоречит его природе. Можно сказать, человек затевает войну со своей природой.

Мисс Петерсон наклонилась вперед, изображая предельное внимание.

— Почему же Фома Аквинский придерживался столь необычных взглядов на грех? — продолжал Габриель. — Отчасти это можно объяснить его согласием с постулатом Боэция, полагавшего, что бытие пронизано добром. То есть все сущее несет в себе частицу добра, поскольку является Божьим творением. И каким бы грешным, сломленным и отягощенным злодеяниями ни был человек, покуда он живет, в нем все равно сохраняется хотя бы малая крупица добродетели. — Габриель нажал кнопку, и программа исправно выдала на экран первый слайд. Джулия узнала Люцифера, изображенного Боттичелли. — Согласно воззрению Фомы Аквинского, никакой злодей не является полностью злым и порочным. Даже Люцифер, которого Данте поместил на самое дно Ада, вморозив в глыбу льда. Однако зло, словно паразит, способно присасываться к добру и жить за его счет. И если злу удается высосать из кого-то все добро до последней капли, такой человек перестает существовать.

Габриель почувствовал на себе насмешливый взгляд все тех же глаз. «Вы из какого века, профессор Эмерсон? — спрашивали они. — Наверное, из девятнадцатого. Тогда еще любили рассуждать о добре и зле. Но двадцатый век со всей безжалостностью показал, насколько все это относительно».

Он откашлялся и продолжил:

— Многим из нас, живущим в начале двадцать первого века, подобные утверждения кажутся дремучим анахронизмом. Мы не верим, что даже падший ангел, обреченный на вечное заточение в Аду, сохраняет в свой душе крупицу доброты. — Он вновь посмотрел туда, где сидела Джулия. Он нуждался в ее поддержке. — И эта крупица молит о том, чтобы ее увидели и признали. Признали, невзирая на всю неодолимую тягу к греху, от которой не может избавиться падший ангел.

На экране появился слайд с другой иллюстрацией Боттичелли: Данте и Беатриче под неподвижными звездами Рая. Старинную копию этой иллюстрации Джулия видела в тайной коллекции Габриеля.

— А теперь я предлагаю вам, взяв фоном только что прозвучавшие рассуждения о добре и зле, обратиться к характерам Данте и Беатриче. Их отношения развиваются в русле возвышенной, романтической любви. Дружеские отношения связывают Беатриче с Вергилием, и она просит Вергилия спуститься в Ад и вывести оттуда ее возлюбленного Данте. Сама Беатриче не может покинуть пределы Рая. Показывая отношения Беатриче и Вергилия, Данте тем самым подчеркивает: возвышенная любовь в большей степени подчиняется разуму, нежели страсти.

При упоминании о Беатриче Джулия заерзала на стуле и опустила голову, чтобы никто не видел ее вспыхнувших щек. Пол расценил это по-своему и осторожно сжал ей руку. К счастью, их места находились слишком далеко от сцены и Габриель всего этого не видел. Но он сразу заметил, как Пол повернулся к Джулии, опустив руку в непосредственной близости от ее коленей. На мгновение профессор Эмерсон позабыл о лекции.

Габриель кашлянул. Джулия сразу подняла голову и поспешно убрала руку.

— Но что же такое плотская страсть, именуемая также похотью? Если любовь сравнить с кроликом, то похоть — это волк. Данте весьма красноречиво говорит об этом, сравнивая плотскую страсть с волчьей ненасытностью, когда страсть подминает под себя разум. Как известно, в «Божественной комедии» представлена и другая пара — Паоло и Франческа. Их Данте помещает в круг прелюбодеев. Но что удивительно: история их падения связана с традицией романтической любви. Когда они оба предавались плотским страстям, им случилось прочитать о прелюбодеянии между Ланселотом и королевой Гиневрой. — Здесь Габриель лукаво улыбнулся. — Говоря современным языком, Паоло и Франческа решили «подразогреться», «подзавести» себя с помощью «порнолитературы».

В зале послышались вежливые смешки.

— И у Паоло, и у Франчески страсть затмила разум. А разум с самого начала твердил каждому из них: «Одумайся! Не давай волю рукам, ибо твоими руками движет грех».

Габриель выразительно посмотрел на Пола, но тот в простодушии своем решил, что профессорский взгляд обращен не к нему, а к Джулии или к кому-то из женщин в первом ряду. Синие глаза Габриеля сделались зелеными, как у дракона. Не хватало лишь языков пламени.

— Когда мужчина и женщина начинают встречаться и между ними складываются и развиваются отношения… даже если эти отношения чисто романтические, они налагают на пару определенные обязательства. Возникает нечто вроде «права собственности» друг на друга, хотя термин этот отнюдь не самый удачный. Вокруг пары возникают невидимые границы. Человек наблюдательный их чувствует и не пытается нарушать. Если же человек лишен наблюдательности и пытается завести параллельные отношения с одной половиной пары, вторая половина непременно будет злиться и ревновать. — Голос Габриеля звучал все резче. Джулия вздрогнула и отодвинулась от Пола. — Данте усматривает в поведении Ланселота и Гиневры, а также Паоло и Франчески подрыв традиции возвышенной романтической любви, и это показывает, насколько отчетливо он сознает, что те же опасности грозят и его отношениям с Беатриче. Если бы страсть затмила Данте разум, это вызвало бы грандиозный скандал и разрушило жизнь им обоим. Поэтому участь Паоло и Франчески является для Данте личным предостережением, призывающим оставаться целомудренным в его любви к Беатриче. А это очень непросто, учитывая необыкновенную красоту Беатриче, а также силу и глубину испытываемого им желания.

Джулия покраснела.

— Хочу напомнить: время и расстояние ничуть не уменьшили любовь Данте. Он продолжает любить Беатриче. Он желает ее. Всю. Целиком. И как ни странно, сила желания Данте и отчаяние, вызванное невозможностью это желание осуществить, делают его все более целомудренным.

Змеиные глазки проследили, в какую часть зала бросает взгляды профессор Эмерсон, и дали ему понять, что его тайна раскрыта. Он вспыхнул и не без некоторых усилий вернулся к прерванной лекции:

— Согласно философии Данте, похоть — это извращенный вид любви. То есть Данте не отказывает этому состоянию, каким бы низменным и отвратительным оно ни было, в праве называться любовью. Любострастие считается самым меньшим из семи смертных грехов. И потому Данте помещает прелюбодеев во второй круг Ада, располагающийся сразу за так называемым Лимбом, где обитают души добродетельных язычников и некрещеных младенцев. Нравится нам или нет, но мы должны признать: плотская страсть — одно из величайших земных наслаждений. — Габриель снова посмотрел в сторону Джулии. Та находилась словно в трансе, ловя каждое его слово. — Для правильного понимания секса нужно брать во внимание не только его физическую, но и духовную составляющую. Тогда секс видится экстатическим союзом двух тел и двух душ, подражанием радости и экстазу райского союза с божественным. Два тела, соединенные в наслаждении. Две души, связанные единением тел. Это и есть искренняя, радостная и бескорыстная отдача себя другому.