Вознесение Габриеля - Рейнард Сильвейн. Страница 72

Будь это эпизодом из масштабного фильма о жизни Габриеля, рядом с ним непременно оказался бы сухопарый францисканский монах, который, увидев его тяжелое душевное состояние, отнесся бы к нему с состраданием и предложил духовные наставления. Но это был не фильм, и монах не появился. Габриель молился в одиночестве.

Если бы потом Габриеля спросили, что же случилось с ним в гробнице, он пожал бы плечами и уклонился от ответа. Есть такое, о чем не скажешь словами. Некоторые состояния просто ускользают от слов.

Но во время молитвы был момент, когда на Габриеля вдруг навалилась тяжесть всех его неудач, провалов и ошибок морального и духовного свойства, и одновременно он почувствовал присутствие Того, кто знает состояние его души и все равно раскрывает перед ним Свои объятия. Габриель вдруг ощутил то, что писательница Энни Диллард называла «экстравагантностью благодати». Он думал о любви и прощении, щедро раздариваемых миру, а значит и ему, жизнью таких людей, как Грейс и Ричард.

«И жизнью Джулианны, моего клейкого листочка».

Не среди великолепия верхней базилики, а в тиши гробницы святого Франциска «магнит греха» обрел нечто неожиданное. И когда он поднялся наверх и вышел из церкви, он был сильнее, чем когда-либо, преисполнен решимости никогда более не возвращаться к своим прежним привычкам.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Конец апреля был для Джулии настоящим вихрем дел. Она вносила последние изменения в диссертацию, встречалась с Кэтрин Пиктон и доктором Николь, а пятничные вечера проводила с Полом.

Кэтрин заверила Джулию, что не нашла ошибок в окончательном варианте диссертации и ее аспирантка может гордиться своей работой. Затем профессор Пиктон позвонила в Оксфорд Сесилии Маринелли, попросив ту, когда она приедет в Гарвард, познакомиться с Джулией.

Пол нашел Джулии квартиру-студию в Кембридже. Джулия принялась штудировать материалы из списка, составленного Кэтрин в расчете на то, что ее подопечная должным образом подготовится к семинару профессора Маринелли.

В конце апреля Джулия получила вполне официальное письмо из деканата факультета подготовки магистров. Доктор Арас предлагал ей встретиться с ним через неделю. В письме он заверял Джулию, что их встреча никоим образом не вызвана вопросами дисциплинарного характера. Третьим участником встречи был назван профессор Мартин.

В понедельник Джулия не без внутреннего трепета шла к зданию деканата, сжимая в руках свой рюкзак. Ей было приятно сознавать, что этот рюкзак почти год был ее спутником. Пол вызвался ее проводить, но Джулия отказалась, заявив, что на встречу с деканом пойдет одна. Тогда Пол обнял ее и пообещал дожидаться ее возвращения в их любимом «Старбаксе».

— Благодарю вас, мисс Митчелл, что нашли время для этой встречи. Каким для вас был минувший семестр?

Джулия удивленно посмотрела на другой край стола, где сидел декан Арас.

— Он был… интересным.

Декан кивнул и повернулся к профессору Мартину, встретившись с ним глазами.

— Я знаю: этот учебный год был для вас очень непростым. Мне всего-навсего захотелось убедиться, что с момента слушаний у вас более не возникало проблем.

Джулия последовательно оглядела обоих ученых мужей.

— О каких именно проблемах вы говорите?

— Декана Араса интересует, не предпринимал ли профессор Эмерсон каких-либо новых поползновений напомнить вам о себе. Может, он вам звонил или слал электронные письма? А может, пытался встретиться с вами?

Вид у профессора Мартина был вполне дружелюбный, однако что-то в интонации его голоса настораживало Джулию.

— Почему вас это интересует? Вы же добились того, чего хотели. Он уехал из города.

У декана вытянулось лицо.

— Мисс Митчелл, я вовсе не пытаюсь возобновить слушания. Считайте эту встречу нашей любезностью, стремлением удостовериться в том, что вы спокойно продолжаете учебу и ограждены от вмешательства в вашу жизнь. Мы хотим знать, сдержал ли профессор Эмерсон свое обещание оставить вас в покое?

— Через несколько дней я получила от него электронное письмо. Он велел мне более не контактировать с ним и извещал, что наши отношения закончены. Вы ведь это хотели услышать? — спросила она, не сумев сдержать прорвавшуюся горечь.

Профессор Мартин многозначительно поглядел на декана.

— Уверен, вы рады оставить все это позади.

Джулия сидела молча, не считая нужным отвечать.

— Мы вас более не задерживаем. Примите наши поздравления по случаю успешного завершения учебного года, а также в связи с поступлением в Гарвард. Увидимся на выпускной церемонии. — Декан кивнул, позволяя ей уйти.

Джулия молча подхватила рюкзак и пошла к двери, но, прежде чем взяться за ручку, остановилась и вновь повернулась к профессорам.

Как странно, думалось ей, что двое этих мужчин, вооруженных лишь значительным интеллектом и арсеналом твидовых костюмов, могли обладать такой властью над ее сердцем и счастьем.

— Я не жалею о своих отношениях с профессором Эмерсоном, хотя у них и печальный конец. Пока длились слушания, вы оба были крайне снисходительны ко мне и старались снять с меня подозрения. Я понимаю важность защиты того, кто нуждается в защите. Но единственными людьми, от которых меня тогда нужно было защитить, были вы. — Бросив на них испепеляющий взгляд, Джулия покинула кабинет.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Долгое пребывание Габриеля в Ассизи сделало его едва ли не составной частью базилики. Каждый день, сидя у гробницы святого Франциска, он не менее часа проводил в размышлениях. Иногда он молился. Порою ему казалось, что Бог совсем близко, но бывали дни, когда он не ощущал Божественного присутствия. Все это время он очень жалел, что рядом с ним нет Джулии, хотя и начал осознавать недочеты и ошибки их былых отношений. Как ему тогда хотелось изменить свои привычки, чтобы стать достойным ее. А ведь надо было менять не привычки, а меняться самому, поскольку он был невыносимым придурком.

В один из дней, когда Габриель обедал в гостинице, с ним заговорил американец — калифорнийский физик, приехавший в Ассизи с женой и сыном-подростком.

— Завтра мы едем во Флоренцию и пробудем там два месяца.

— И чем вы собираетесь там заниматься? — спросил Габриель, с любопытством глядя на седовласого физика.

— Мы остановимся во францисканском монастыре. Моя жена — медсестра, мы вместе с нею будем работать в клинике. А наш сын намерен помогать бездомным.

— И все это на добровольной основе? — хмурясь, спросил Габриель.

— Да. Нам хотелось стать семьей волонтеров.

Физик помолчал, пристально глядя на Габриеля.

— Почему бы вам не поехать с нами? Францисканцы всегда рады, когда им предлагают помощь.

— Нет, — ответил Габриель, вонзая вилку в кусок говядины. — Я не католик.

— И мы тоже. Мы лютеране.

Габриель с интересом посмотрел на калифорнийца. Его собственные знания о лютеранстве почти целиком ограничивались работами Гаррисона Кейллора. Правда, он не собирался в этом признаваться.

— Нам хотелось поучаствовать в добром труде, — улыбнулся физик. — А еще мне хотелось вывести мышление нашего сына за пределы пляжных развлечений и видеоигр.

— Благодарю вас за приглашение, но я вынужден его отклонить.

Это было произнесено столь твердо, что физик переменил тему разговора.

Вечером Габриель стоял у окна своего скромного номера и, как всегда, думал о Джулии.

«А ведь она не отклонила бы приглашение. Она поехала бы с ними».

Он вновь ощутил разделительную черту между ее щедростью и собственным эгоизмом. Черту, которую он, проведя рядом с нею много месяцев, так и не решился переступить.

Двумя неделями позже Габриель стоял перед памятником Данте в Санта-Кроче. Он все-таки поехал с лютеранской семьей во Флоренцию, где стал самым беспокойным волонтером. Он раздавал пищу беднякам, но его до того ужасало качество пищи, что он на свои деньги нанял повара. Стоило Габриелю вместе с другими волонтерами поучаствовать в раздаче бездомным чистой одежды и туалетных принадлежностей, как он понял: этим проблему гигиены не решить. Он снова выписал чек, оплатив строительство при францисканской миссии туалетов и душевых для бездомных.