Шаг навстречу (СИ) - Веденеев Александр Владимирович. Страница 10
– Нужно вернуться, – преступно сиплым голосом сказал Вовка, покраснел и откашлялся. Негневицын лишь кивнул, опасаясь, что его собственный голос звучит еще менее мелодично.
– Можешь мне кое-что пообещать?
– М? – Вовка все же рискнул взглянуть на своего преподавателя, с которым только что так сладко целовался, покраснел, но взгляда не опустил.
– Хотя бы в мыслях… называй меня по имени, – и спокойно переключил рычаг управления коробкой передач.
«Виктор…».
*
Как ни в чем не бывало Макс понедельничным утром зашел за Вовкой, и они отправились в университет.
Вовка понимал, что задолжал другу как минимум объяснения, но у него язык не поворачивался признаться Максу в том, что они с Виктором Петровичем… Виктором… целовались. Вовку, не робкого десятка парня, очень этот факт смущал и нервировал. Так же как и необходимость предстать пред светлые профессорские очи.
Перед собой Вовка был честен – если бы Негневицын сделал хоть намек, Вовка поехал бы с ним куда угодно, и все бы у них было. Не только поцелуи…
Был ли Вовка разочарован тем, что профессор с видимой легкостью отпустил его? Еще как. Только много позже, уже лежа под тонким верблюжьим одеялом и прислушиваясь к рваному Денискиному дыханию, он понял, что ходил по грани, в погоне за наслаждением едва не забыв о своем долге. Очередной выбор? Да. Вовка понимал, что вновь семья окажется на первом месте.
Всю пару Вовка ожидаемо просидел как на иголках и так ерзал, вздыхал, нервно чесал нос, что даже привычный к его выкрутасам Макс неодобрительно на него косился. А после занятия нарочито долго копался, собирая вещи (тетрадь и шариковую ручку), что Макс не выдержал и ушел без него.
– Виктор Петрович, – отчего-то совсем тонким, срывающимся голосом сказал Вовка и смущенно откашлялся, – я реферат принес.
Дверь аудитории мягко захлопнулась за последней студенткой, и Негневицын рискнул посмотреть на Солнышкова, что не позволял себе сделать последние час двадцать.
– Не нужно было, – с улыбкой сказал он, принимая папку.
– Нет, нужно, – горячо возразил Вовка и оскорблено на профессора зыркнул:
– Если мы с вами… кхм… гуляли… это не значит, что я должен увиливать от занятий.
Виктор Петрович как-то странно закашлялся, что заставило Вовку бросить на преподавателя быстрый взгляд и с изумлением обнаружить темный румянец на высоких острых скулах. Предательская горячая волна обдала все Вовкино существо с головы до ног. Томно и болезненно закололо в паху, и Вовка, опасаясь быть пойманным с поличным, уронил взгляд в пол.
– Похвальный энтузиазм, – тихо сказал Негневицын и едва уловимо коснулся красно-рыжих вздыбленных волос. Дышать вдруг стало так тяжело, словно из комнаты резко выкачали весь кислород. Вовка, чуть задыхаясь и сглатывая через раз, смотрел на преподавателя горячими медовыми глазами, в которых плескалась такая мольба, такое желание, что Негневицын, у которого покалывало кончики пальцев от желания коснуться, погладить, попробовать на ощуть, с трудом удержался в рамках приличия. А Вовка, словно не замечая его терзаний, жмурился как кот на солнцепеке и тянулся к его руке, едва не ластясь. Казалось, еще чуть-чуть, и оба они преступят некую негласную границу, неведомо кем и когда установленную.
– Владимир… – начал было Виктор Петрович, но за дверьми аудитории вдруг что-то звучно хлопнуло и раздался громкоголосый смех. Негневицын и Солнышков отпрянули друг от друга, разочарованные, злые и неудовлетворенные.
– Пара сейчас начнется…
– Да.
– Мне нужно идти…
– Иди.
– Отпускаете?
– Нет.
– Обсудим реферат?
– Нет.
– Семинар?
– Нет.
– Мне придется сдавать индивидуальный зачет?
– Пожалуй, да… Владимир… Я зайду сегодня?
– Да… Да… Я буду ждать…
Простые обычные слова заставили Виктора Петровича улыбнуться с радостным облегчением.
Сам себя в тот вечер Вовка назвал тридцатью тремя ходячими несчастьями. И критика эта была вполне оправдана.
Правда, виноват в том, что все Вовкины планы на вечер были безжалостно наружены, был вовсе не Вовка, а его друг Орловский, но Солнышкова это слабо утешало. А в какой-то определенный момент он совсем перестал беспокоиться о несостоявшемся свидании с Виктором Петровичем, ибо крепко спал на больничной койке, умиротворенный лошадиной дозой обезбаливающих.
Негневицын жалел, что не условился с Вовкой о времени их встречи, поэтому почти час просидел в машине у подъезда, в котором жили Солнышковы. Он прекрасно помнил номер квартиры, но почему-то постеснялся подняться. Не то, чтобы он был против стремительно развивающихся отношений с Вовкой (на его памяти несколько молодых преподавательниц заводили романы со своими студентами и даже выходили за них замуж). Но некоторая доля опасений грызла его привыкший к строгой упорядоченности и логичности мозг. Слишком быстро… Слишком внезапно… Слишком легко… Слишком подозрительной ему стала казаться готовность Солнышкова к нестандартно ориентированным отношениям… Не предполагаемое ли отчисление, которым грозил ему Негневицын, стало толчком к тому, чтобы он, Вовка, потянулся к профессору и вовсе не за знаниями?… Виктор Петрович гнал недостойные мысли прочь, и все же червячки сомнений начинали неприятно скребстись на душе, когда поутихла эйфория.
Погруженный в печальные раздумья, Негневицын едва не пропустил прибытие желтой Honda Civic. Только выглядела Максова «игрушка» уже не так изящно – справа на бампере появилась заметная вмятина, а на лобовом стекле – молнеобразная трещина. Сам Макс выглядел тоже не лучшим образом. И не помня себя от противоречивых чувств, Негневицын буквально вылетел из своего «Фольцвагена», позабыв поставить его на сигнализацию.
Орловский опешил от такого внезапного появления из ниоткуда. Но он был слишком испуган и ошеломлен случившимся с ним несчастья, что допытываться о причинах, вновь приведших Виктора Петровича в их дом, у Макса не было сил.
Макс нервно закурил и поведал душераздирающую историю столкновения его расчудесной Honda с громоздким чернично-черным внедорожником, за рулем которого сидела насмерть перепуганная блондинка. Это была целиком и полностью ее вина; впрочем, девчонка и не отказывалась компенсировать Максу ремонт машины. Но пока они полюбовно договаривались и обменивались номерами телефонов, Вовке, сидевшему на пассажирском сидении, стало настолько плохо, что он потерял сознание. В больнице Вовку задержали на ночь, хотя видимых повреждений не было, да и то лишь после того, как Макс ляпнул, что за Вовкой некому присмотреть. Но завтра, торжественно поклялся Орловский, он непременно вернет Вовку в родные пенаты. Негневицын лишь печально вздохнул: Макс, положительно, с каждым разом все больше разочаровывает его.
Дверь им открыл бледный, с синяками под глазами Денис. Парень едва стоял на ногах. Виктор Петрович даже предположить не смел, каково ему приходится.
Негневицын никогда и ни о ком не заботился. Так получилось. Но сейчас, поставленный в условия выбора, он предпочел остаться, чтобы побыть с детьми. Макс был отправлен восвояси. Пусть лечит свои душевные травмы на территории собственной квартиры, а не Солнышковской.
Виктор Петрович заставил Дениса лечь в постель, подсунув ему под оба бока Мишу и Машу как гарантов того, что мальчишка не начнет самодеятельничать. Братья и сестра немного поспорили, но быстро угомонились, и вскоре Негневицын услышал спокойный размеренный Денискин голос, читающий двойняшкам рассказы о животных Виталия Бианки. Подивившись такому классическому выбору, Виктор Петрович отправился готовить ужин и меньше, чем через час, позвал детей к столу.
Миша и Маша были дружелюбны и бесхитростны. Они ни в чем не подозревали Негневицына, ибо тот был приведен в дом любимым старшим братом, а Вовка, как ни крути, был для них непререкаемым авторитетом. Так что Виктор Петрович, несмотря на полное отсутствие опыта общения с юным поколением, быстро нашел с двойняшками общий язык и для простоты общения разрешил им называть себя по имени. Шутрая Маша тут же сократила Виктора до Вика. Негневицын не возражал. Ему было даже в какой-то степени приятно.