Когда Ницше плакал - Ялом Ирвин. Страница 79
«Но Матильда! Мои клятвы! Я должен…»
«Должен, должен! Ты не выживешь с такими вот мизерными достоинствами. Учись быть грешным. Создай новое „Я“ из праха своей старой жизни».
Слова Ницше преследовали его до самой Италии.
«Вечное возвращение».
«Бесконечные песочные часы существования переворачиваются — снова и снова».
«Позвольте этой мысли овладеть вами, и, я клянусь, вам никогда не стать прежним».
«Нравится ли вам эта идея? Или нет?»
«Живите так, как вам нравится».
«Пари Ницше».
«Доведите вашу жизнь до конца».
«Умрите вовремя».
«Имейте смелость менять свои убеждения!»
«Эта жизнь — это ваша жизнь навеки».
Все началось два месяца назад в Венеции. И теперь путь Брейера снова лежал в город гондол. Когда поезд пересекал швейцарско-итальянскую границу и Брейер услышал итальянскую речь, мысли его отвлеклись от вечных вероятностей и вернулись в завтрашнюю реальность.
Куда он пойдет, сойдя с поезда в Венеции? Где он проведет эту ночь? Что будет делать завтра? Что делал Ницше? Когда здоровье позволяло, он гулял, думал и писал. Но это был он. Как?..
Брейер знал, что для начала нужно было найти, чем зарабатывать себе на жизнь. Наличных денег ему хватит только на несколько недель, после чего Макс позаботится о том, чтобы банк ежемесячно высылал ему чек на скромную сумму. Он, разумеется, может продолжать лечить. Как минимум три его бывших ученика работали в Венеции. Он мог бы без труда найти себе клиентов. Языковой барьер тоже не представлял для него проблемы: он хорошо воспринимал языки на слух и немного знал английский, французский и испанский; он быстро научится говорить по-итальянски. Но разве он принес такую огромную жертву только для того, чтобы воспроизвести в Венеции ту же жизнь, которую он вел в Вене? Нет, та жизнь остается в прошлом!
Может, найти работу в ресторане? Смерть матери и слабость бабушки заставили его научиться готовить, а потом Брейер часто ассистировал при приготовлении семейных трапез. Матильда дразнила его и выгоняла из кухни, но в ее отсутствие он часто околачивался у плиты и давал указания поварихе. Да, чем больше он думал над этим, тем больше ему нравилась эта идея. Но его манила не управленческая деятельность и не работа с деньгами: он хотел иметь дело с едой — готовить, украшать, подавать на стол.
Он приехал в Венецию поздно вечером и снова переночевал в привокзальном отеле. Утром он нанял гондолу, добрался до центра города, где несколько часов гулял, погруженный в свои мысли. Многие местные жители оборачивались на него. Он понял причину этого, когда увидел свое отражение в витрине магазина. Длинная борода, шляпа, пальто, костюм, галстук — все это отталкивающе черного цвета. Он выглядел чужаком, точно соответствующим образу стареющего богатого венского еврея-врача. Прошлой ночью на вокзале он заметил группу проституток-итальянок, заманивающих клиентов. К нему не подошла ни одна из них, и не удивительно! От бороды и похоронных одеяний нужно избавляться.
Его план понемногу приобретал все более конкретные очертания: во-первых, визит в парикмахерскую и посещение магазина с недорогой одеждой. Потом он начнет активно учить итальянский язык. Недели через две-три он, скорее всего, сможет начать знакомиться с ресторанным бизнесом: Венеции наверняка нужен хороший ресторан с австрийской кухней, или даже с австро-еврейской — во время своей прогулки он видел несколько синагог.
Тупое лезвие туда-сюда таскало за собой кожу его щеки, атакуя двадцатиоднолетнюю бороду. Иногда парикмахеру удавалось чисто сбрить кусок бороды, но в большинстве случаев его лезвие зацеплялось за свалявшиеся клочья жесткой, как проволока, рыжеватой бороды, и резко дергало. Парикмахер был упрям и нетерпелив. Его можно понять, подумал Брейер. Шестьдесят лир за такую бороду — смешные деньги. Жестом показав ему остановиться, Брейер извлек из кармана двести лир и предложил побрить его понежнее.
Двадцать минут спустя, когда он разглядывал себя в треснутое зеркало парикмахерской, волна жалости к своему лицу накатила не него. Все эти десятилетия он не вспоминал о битве со временем, которую вело его лицо под покровом бороды. Теперь он видел, что на нем отпечатались усталость и следы сражений. Твердо держались только лоб и брови, и они обеспечивали уверенную поддержку ослабевшим, разгромленным дряблым кускам плоти, из которых состояло его лицо. Из каждой ноздри исходила огромная расщелина, отделяющая щеку от губ. Под глазами разбегался веер мелких морщинок. С каждой щеки свисало подобие индюшиного зоба. А его подбородок! Он совсем забыл о том, что борода скрывала позор крохотного подбородка, который теперь выглядел еще более жалким и изо всех сил старался спрятаться под навесом влажной нижней губы.
По дороге к магазину одежды Брейер рассматривал, во что одеты люди на улицах, и решил приобрести теплое короткое темно-синее пальто, крепкие ботинки и толстый полосатый свитер. Но все, кого он видел, были младше его. Что носили люди постарше? В конце концов, где они все? Все вокруг выглядели так молодо. Кто станет его другом? Как он будет знакомиться с женщинами? Может, это будет официантка в ресторане или учительница итальянского. «Но, — подумал он, — мне не нужна другая женщина! Мне никогда не найти такую, как Матильда. Я люблю ее. Это безумие. Почему я ушел от нее? Я слишком стар для того, чтобы начинать новую жизнь. Я самый старый человек на этой улице. Может, разве что эта старуха с клюкой старше меня или вон тот сгорбившийся продавец овощей».
Вдруг у него закружилась голова. Он чуть не падал. За своей спиной он услышал голос:
«Йозеф, Йозеф!»
«Чей это голос? Он кажется знакомым!»
«Доктор Брейер! Йозеф Брейер!»
«Кто может знать, где я?»
«Йозеф, послушайте! Я считаю от десяти до одного. Когда я досчитаю до пяти, вы откроете глаза. Когда я скажу „Один“, вы проснетесь окончательно. Десять, девять, восемь…»
«Мне знаком этот голос!»
«Семь, шесть, пять…»
Его глаза открылись. Над собой он увидел улыбающееся лицо Фрейда.
«Четыре, три, два, один! Теперь вы совсем проснулись! Сейчас!»
Брейера охватила тревога: «Что случилось? Где я, Зиг?»
«Все в порядке, Йозеф. Просыпайся!» — Голос Фрейда был твердым и вместе с тем успокаивающим.
«Что произошло?»
«Подожди пару минут, Йозеф. Ты все вспомнишь».
Брейер увидел, что лежит на кушетке в своей библиотеке. Он сел. И снова спросил: «Что произошло?»
«Это ты мне расскажешь, что произошло, Йозеф. Я сделал все точно так, как ты говорил».
Брейер все еще ничего не понимал, и Фрейд пояснил:
«Неужели ты не помнишь? Ты пришел ко мне вчера вечером и попросил приехать к тебе сегодня утром в одиннадцать, чтобы ассистировать при проведении психологического эксперимента. Когда я приехал, ты попросил загипнотизировать тебя, используя в качестве маятника твои часы».
Брейер засунул руку в жилетный карман.
«Вот они, Йозеф, на кофейном столике. Потом, помнишь, ты попросил дать тебе инструкцию крепко уснуть и визуализировать набор событий. Ты сказал, что первая часть эксперимента будет посвящена расставанию — с твоей семьей, с друзьями, даже с пациентами, и что я должен по необходимости давать тебе внушения вроде „Попрощайся“ или „Ты не можешь вернуться домой“. Следующая часть эксперимента была посвящена началу новой жизни, и от меня требовалось давать такие внушения: „Продолжай“ или „Что ты собираешься делать дальше?“
«Да, да, Зиг, я просыпаюсь. Я начинаю все это вспоминать. Сколько сейчас времени?»
«Час дня, воскресенье. Ты был в этом состоянии два часа, как мы и планировали. Скоро все соберутся на обед».
«Расскажи мне в подробностях, что происходило. Что ты видел?»
«Ты быстро вошел в транс, Йозеф, и большую часть времени был под гипнозом. Я могу предположить, что разыгрывалась какая-то увлекательная драма — но безмолвно, в твоем внутреннем театре. Раза два-три казалось, что ты вот-вот выйдешь из транса, и я погружал тебя глубже в это состояние, внушая тебе, что ты путешествуешь, чувствуешь, как качается поезд, ты кладешь голову на спинку сиденья и крепко засыпаешь. Судя по всему, каждый раз мне это удавалось. Что я еще могу рассказать тебе? Казалось, ты был очень несчастен; пару раз ты плакал, пару раз выглядел напуганным. Я спрашивал тебя, не хочешь ли ты прекратить это, но ты качал головой, и я вел тебя дальше».