Волхв-самозванец - Зубко Алексей Владимирович. Страница 33

Если то, что я чувствовал, совпадает с тем, что чувствуют ковбои на родео, то хоть убейте — не понимаю, что заставляет их заниматься подобным самоистязанием.

Проделав очередную дыру в заборе и загнав очередную жертву в дом, бык бросился дальше.

«Что делать?» — мелькнуло в голове, когда я почувствовал, что пальцы предательски немеют и вот-вот разожмутся.

— Держи его! — донесся чей-то крик. Очередной скачок моего «скакуна» — и я слетаю с него, успев в последний момент ухватиться за хвост.

Не упал я только потому, что меня вовремя подхватили Трое-из-Тени.

Бык рванулся вперед, но боль заставила его умерить пыл. Он осмотрелся и увидел виновника своих бед.

В этот миг я висел, вцепившись в его хвост в метре от земли.

— Хозяин, бросай! — закричал Пусик. Но я не мог разжать пальцы.

И тут началось представление.

Бык пытается достать меня, Трое-из-Тени — не дают ему этого сделать, я же болтаюсь между небом и землей.

Все селяне попрятались по хатам, гадая, кто кого. И лишь Кэт оседлала метлу и теперь нарезает надо мной круги.

Хвост проскочил между пальцев, и меня забросило на крышу дома.

Бык со всей мочи припустил в сарай, где и забился в угол, дрожа всем телом.

— Фу-у-у, — облегченно вздохнул я, и тут солома подалась, и я провалился в образовавшуюся дыру.

Высыпавшие на улицу селяне извлекли меня из-под соломы и вынесли на улицу.

— Все в порядке, — успокоил я их.

Попытался подняться, но не смог. Ноги не держали, и все тело болело так, словно его пропустили через мясорубку.

Подошел староста, покачал головой.

— В дом тебя все равно никто не пустит, — сообщил он.

— Я, — сказал кто-то хриплым голосом. — Я пущу.

Все взоры обратились к сказавшему это. Мой тоже.

Он сильно отличался от остальных селян. Сереющее небо не позволяло всего рассмотреть, но рассматривать-то особенно и нечего. Длинный выцветший плащ, закрывающий человека с головы до ног, наброшенный на голову капюшон и широкая маска с прорезями для глаз.

— Несите, — приказал староста, и меня отнесли в нелепый дом со странными картинками на стенах.

Спустя несколько часов, лежа с открытыми глазами в полной темноте, я раздумывал о сложившейся ситуации.

У меня остался только один завтрашний день, чтобы найти маньяка. Уже следующей ночью он будет вновь творить свое грязное дело. А я, как назло, едва могу шевелить руками и ногами…

Из угла раздался стрекот сверчка. Тотчас что-то тяжелое полетело в тот угол и с грохотом ударило о стенку. Сверчок затих.

Оказывается, наш гостеприимный хозяин ненавидит сверчков.

У всех свои странности…

Донесся далекий волчий вой.

Собаки ответили лаем.

На нос сел комар. Пытаюсь прихлопнуть его, но из-за скованности в мышцах лишь хлопаю себя по лицу. Комар взлетает и принимается кружить надо мною, изводя меня своим писком.

Из-за занавески, за которой расположилась Кэт, раздаются шорохи и неразличимый шепот.

Затем возня усиливается, слышится звук оплеухи.

Да что там такое происходит?

— Отойди! — кричит она.

И я спешу на помощь. Но мои ноги, оказывается, привязаны к ножкам кровати, которые, в свою очередь, намертво прибиты к полу. Падая, я успеваю выставить руки, чем сберегаю целостность собственного лица.

— Кэт!

Во мраке, царящем в хате, не видно даже кончика собственного носа, не говоря уже об остальном.

Мимо прошлепали босые ноги, кто-то загремел посудой, потом резко столкнулись два камня, высекая сноп искр, от которых загорелась лучина.

Когда она разгорелась, я увидел нашего хозяина, так и не потрудившегося снять свой плащ. Он, прикрывая рукой лучину, приблизился ко мне и ударил ногой в лицо. Словно лошадь копытом лягнула. Из разбитых губ брызнула кровь.

Он равнодушно развернулся и зашел за занавеску.

Его размытый силуэт черной тенью заплясал на волнообразной поверхности ткани.

Рванувшись так, что мышцы ног свело судорогой, я дотянулся до занавески и, вцепившись в нее что было мочи, дернул на себя. Ткань затрещала и серым облаком опустилась на пол.

— Хочешь посмотреть? — поинтересовался человек в плаще. — Смотри, мягкотелый.

Он воткнул лучину в стену и склонился над привязанной к кровати Катариной.

— Значит, я для тебя не хорош? — зло бросил он, затягивая узел на ее запястьях.

Ведьма не смогла ему ответить, поскольку он засунул ей в рот кляп. Лишь гневным мычанием она выразила протест против его действий.

Рванувшись, я попытался освободиться, но только ободрал кожу на щиколотках. Ножки кровати даже не затрещали, чего не скажешь о моих костях.

Мне бы мой меч… Но что толку думать о том, что в данный момент недосягаемо? Уж об этом хозяин странной хибарки позаботился в первую очередь. Еще, как назло, мой пояс с несколькими потайными кармашками остался в избушке Бабы Яги вместе с чудесной кольчугой, которая не подошла к моему новому одеянию.

Не обращая внимания на мои попытки освободиться, незнакомец схватил Кэт за волосы и притянул ее лицо к своему.

— Не нравлюсь? Брезгуешь?

— Отпусти ее, — упершись в кровать плечом, я попытался оторвать ее от пола.

Не получилось.

Незнакомец рывком отбросил в сторону одеяло и склонился над ведьмой. Катарина замычала. Он провел рукой по ее груди.

— У нее была такая же. Вот только волосы. Как ты изменилась, — залепетал незнакомец и бросился к груде инструмента. Порывшись там, он нашел то, что искал.

Поняв, что силой мне не освободиться, я сел на кровать и принялся думать. Как бы мне перехитрить психа. Заставить его приблизиться ко мне… уж тогда он никуда не денется. Дайте только добраться до его горла.

Он тем временем сорвал с Кэт одежду и принялся красить ее волосы голубой краской. Не оставив на теле ни одного неокрашенного волоска, он отбросил полупустую банку в сторону и вытер руки о простыни.

«Надо вызвать его на разговор, — мелькнула мысль. — И переключить его внимание на меня».

— Эй, ты!

Но он продолжал смотреть на Кэт и бубнить себе под нос:

— Они тоже смеялись надо мной. Сперва. Затем молили о пощаде, жалели о сказанном. Почему? Почему ты предала меня? — Он коснулся рукой ее груди. — Разве я не делал все, что ты велела? Я мыл руки перед едой. Я позволял бить себя. Я целовал твои ноги, которые пинали меня. Я отдал все, что у меня было. Почему?! От его крика я содрогнулся. Этот человек сошел с ума.

— Почему, Мальвина? — шепотом спросил он. При звуке имени, которым псих назвал Катарину, что-то щелкнуло в моем мозгу.

— Скажи, ты меня любишь?

— Как же она тебе ответит, если ты засунул ей в рот тряпку?

Псих повернул голову и уставился на меня невидящими глазами.

— Что?

— Ты неправильно себя ведешь. Женщины любят иначе.

— Как? — заинтересовался «радушный» хозяин.

— Их нужно приручать понемногу, ненавязчиво. Говорить хорошие слова, дарить цветы, разные сладости.

— Я говорил. — Человек в плаще сделал шаг ко мне. — Я подарил ей свой ключик.

— Какой?

— Золотой.

— А она?

— О Мальвина… Она сперва была моей. Это было чудесно. Она привязывала меня к кровати и любила долго и горячо. Кнут в ее руках жалил безжалостно. Она была такой страстной…

— И что же случилось?

— Ты спрашиваешь, что случилось? А вот что! — Он сорвал с себя маску. — Древоточец. Он пожирает меня изнутри.

Представшее предо мной лицо и в самом деле способно было привести в ужас кого угодно. Грубо вырезанное из цельного куска дерева, оно было покрыто червоточинами, а на месте носа зиял провал, из которого при каждом вздохе поднималось облачко трухи.

— Буратино? — догадался я.

— Кто?

— Ты.

— Меня зовут Пиноккио.

— Как ты сюда попал?

— Она оказалась тварью. За моей спиной сговорилась с этим невинным страдальцем — Арлекино. Он-то и научил ее, как извести меня. Да только забыли, что я не тону… Они там развлекаются, командуют моим цирком, а я здесь, в этой глуши рассыпаюсь заживо.