Госпожа Абу-Симбела - Жак Кристиан. Страница 51
— Объясни, Серраманна.
— Речь может идти только о мятеже, организованном Моисеем и врагами Египта.
— Моисей попросил меня о встрече.
— Не соглашайтесь на нее, Ваше Величество!
— Чего ты опасаешься?
— Что он попытается уничтожить вас.
— Не чрезмерны ли твои опасения?
— Мятежник способен на все.
— Моисей — мой друг детства.
— Ваше Величество, он забыл эту дружбу.
Майское солнце проникало в кабинет Рамзеса через три больших окна, одно из которых выходило во внутренний двор, где стояли колесницы. Белые стены, справа кресло со спинкой для Фараона и соломенные стулья для посетителей, сундук с папирусами и большой стол составляли строгую обстановку, от какой не отказался бы и Сети, чью статую часто разглядывал Рамзес.
Вошел Моисей.
Высокий, широкоплечий, с пышной шевелюрой, густой бородой, высеченным словно из камня лицом, еврей казался олицетворением силы и могущества.
— Садись, Моисей.
— Я предпочитаю оставаться на ногах.
— Что ты хочешь?
— Мое отсутствие было длительным, а размышление глубоким.
— Привело ли оно тебя к мудрости?
— Я был обучен мудрости египтян, но что она в сравнении с волей Яхве?
— Значит, ты не отказался от своих бессмысленных замыслов?
— Наоборот, я убедил мой народ последовать за мной.
— Я вспоминаю слова моего отца Сети: «Фараон не должен терпеть ни мятежника, ни виновника волнений. В противном случае это был бы конец царства Маат и наступление беспорядка; а он порождает несчастье для всех, больших и маленьких».
— Закон, которому следуют в Египте, не относится к евреям.
— Сколько они будут жить на этой земле, столько они должны подчиняться ему.
— Дай согласие моему народу отправиться в пустыню, чтобы там принести жертву Яхве.
— Соображения безопасности вынуждают меня ответить тебе отказом.
Моисей сильнее сжал ореховый посох.
— Я не могу довольствоваться этим ответом.
— Во имя дружбы я согласен забыть твою дерзость.
— Я сознаю, что обращаюсь к Фараону, властелину Двух Земель, и не думаю выказывать ему непочтение никоим образом. Все же требования Яхве остаются, и я буду его голосом.
— Если ты подтолкнешь евреев к мятежу, то вынудишь меня подавить его.
— Я это понимаю. Вот почему Яхве будет использовать другие средства. Если ты будешь упорствовать, отказывая евреям в свободе, которую они требуют, Бог осыплет Египет ужасными бедами.
— Ты хочешь запугать меня?
— Я буду защищать мое дело от твоих сановников и твоего народа, и бесконечная власть Яхве их победит.
— Египту нечего бояться тебя, Моисей.
Как красива была Нефертари! Когда она руководила ритуалом освящения новой часовни, посвященной далекой богине, Рамзес любовался ею.
Она нежная любовь, та, чей голос приносил радость и не произносил ни одного бесполезного слова, она, кто наполнял дворец благоуханием и грацией, она, кто умел различать добро и зло, не путая их, стала обожаемой властительницей Двух Земель. Золоте колье в шесть рядов украшало ее шею, на голове была корона с двумя высокими перьями, она казалась принадлежавшей к миру богинь, где не тускнеют молодость и красота.
Во взгляде своей матери Туйи Рамзес заметил счастье: счастье убедиться, что царица, пришедшая ей на смену, была достойна Египта. Ее невидимая, но ощутимая помощь позволила Нефертари засиять и найти верный тон, присущий великим государям.
За ритуалом следовал прием в честь Туйи. Каждый придворный стремился приветствовать царицу-мать, которая рассеянно слушала обычные банальности. Меба удалось, наконец, приблизиться к Туйе и Фараону; с широкой улыбкой на устах он наговорил массу комплиментов вдове Сети.
— Твоя работа в ведомстве оставляет желать лучшего, — прервал его Рамзес, — в отсутствие Аша ты должен был больше обмениваться посланиями с нашими союзниками.
— Ваше Величество! Будьте уверены, я сделал все, что было в моих силах. Многие послы домогаются приема, чтобы оказать почтение Вашему Величеству, потому что никогда не был так высок авторитет Фараона!
— У тебя нет ничего другого, чтобы сообщить мне?
— Да, Ваше Величество: Аша только что сообщил о своем возвращении в Пи-Рамзес. Я рассчитываю организовать прекрасный прием в его честь.
— В его сообщении говорится о причинах возвращения?
— Нет, Ваше Величество.
Царь и его мать удивились.
— Сохранится ли мир, Рамзес?
— Если Аша в открытую отправил письмо Меба и внезапно покинул Хаттусу, то, без сомнения, не для того, чтобы сообщить мне добрую весть.
ГЛАВА 47
После длительных бесед с Урхи-Тешшубом Рамзес знал все о хеттской армии: о ее вооружении, слабых и сильных сторонах. Поверженный полководец проявил сильное желание сотрудничать, так хотелось ему навредить Хаттусили. В обмен на сведения, которые он сообщил, Урхи-Тешшуб получил дом, двух слуг-сирийцев, пищу, к ней он немедленно почувствовал расположение. За ним было установлено пристальное наблюдение.
Рамзес понимал, с каким гнусным и свирепым чудовищем ему пришлось столкнуться в юности. Без защиты Амона и Сети его неосторожность могла бы привести Египет к катастрофе. Даже ослабленная хеттская держава оставалась довольно опасной. Союз, пусть даже непрочный, между Египтом и хеттами установил бы продолжительный мир на обширной территории, так как ни один народ не осмелился бы воевать с ними.
Рамзес обсуждал эту возможность с Нефертари в тени смоковницы, когда запыхавшийся Амени объявил о прибытии Аша.
Долгое отсутствие главы египетской дипломатии не изменило его. Маленькие и ухоженные усики, светящиеся умом глаза, горделивая осанка, это был все тот же Аша.
Он склонился перед царской четой.
— Пусть простят меня Ваши Величества, но у меня не было времени освежиться, сделать массаж и употребить благовония... Предстать перед вами осмеливается в некотором роде грязный кочевник, но послание, носителем которого я являюсь, слишком спешное, чтобы принести его в жертву моему личному комфорту.
— Приветствия мы оставим на потом, — сказал Рамзес, улыбаясь — хотя твое возвращение доставляет нам одну из тех радостей, надолго остающихся в памяти.
— В моем состоянии заключить в объятия царя сравнимо с оскорблением Его Величества. Как красив Египет, Рамзес! Только тот, кто долго отсутствовал, способен оценить его утонченность!
— Неправда, — возразил Амени, — путешествие изменяет сознание, зато, не покидая своего кабинета и наблюдая за сменой времен года, можно насладиться счастьем жить здесь.
— Оставим этот спор на потом, — потребовал Рамзес, — ты был изгнан Аша?
— Нет, но император Хаттусили настоял на том, чтобы его требования были переданы Фараону устами посла.
— Ты сообщаешь мне о начале длительных переговоров, ведущих к миру?
— Это было бы моим самым большим желанием... К несчастью, я привез ультиматум.
— Хаттусили оказался таким же воинственным, как Урхи-Тешшуб?
— Хаттусили признает, что установление мира с Египтом положило бы конец ассирийской угрозе, но все дело именно в Урхи-Тешшубе.
— Твой ход оказался великолепным! Благодаря ему я знаю все о хеттской армии.
— Очень полезно в случае конфликта, я с этим согласен; но если мы не отдадим ему Урхи-Тешшуба, Хаттусили продолжит войну.
— Урхи-Тешшуб — наш гость.
— Хаттусили хочет увидеть, как его труп горит на погребальном костре.
— Я дал убежище сыну Муваттали и не изменю своему слову. В противном случае Маат прекратит царить над Египтом, чтобы уступить место лжи и глупости.
— Это именно то, что я сказал Хаттусили, но его позиция не изменится: мы выдаем Урхи-Тешшуба, и мир становится реальностью, или неизбежен конфликт.
— Моя позиция тем более не изменится: Египет не станет топтать ногами Закон Маат, Урхи-Тешшуб не будет выдан.