Страшное гадание - Арсеньева Елена. Страница 60

И, выпустив эту парфянскую стрелу, леди Урсула гордо удалилась, не сказав более ни слова.

Некоторое время молодые люди недоумевающе смотрели ей вслед.

– Кто-нибудь что-нибудь понял? – спросил наконец Десмонд.

Марина и Джессика в лад покачали головами.

– Я тоже. Я вообще забыл, о чем шла речь, – беспомощно приложил руку ко лбу Десмонд. – Не знаю, как там насчет воды, а рассказ бедняжки Урсулы совершенно затопил мою голову. Нет ли у кого-то белого камня?

Он слабо улыбнулся… Марина так и подалась к нему, неудержимо расцветая ответной улыбкой… но глаза Десмонда тут же скользнули к Джессике, которая вдруг всплеснула руками:

– Забыла! Я совсем забыла про Вильямса! Ты встретился с ним?

– С каким еще Вильямсом? – свел брови Десмонд. – Это кто?

– Капитан Вильямс, на пакетботе которого вы с мисс Марион переправлялись через пролив, – терпеливо пояснила Джессика. – Он явился сегодня в замок и спросил тебя или Марион, однако…

Взгляд, который Десмонд бросил на Марину, был мгновенным, и ей не удалось разобрать его выражения, однако не заметить, что Десмонд вдруг резко побледнел, было невозможно.

– Однако, – продолжала Джессика, верно, ничего не заметив, – никого из вас в это время не случилось дома. Ты уехал в деревню, Марион мы тоже не нашли. А он спешил, и я предложила отправиться навстречу тебе. Mы отошли довольно далеко, однако тут появился Блэкки. Я попыталась его приманить, но Вильямс сказал, что боится лошадей и потому пойдет в деревню пешком. Я довольно долго уговаривала Блэкки, тем временем капитан уже ушел. Неужели вы так и не встретились с ним?

– Нет, – покачал головой Десмонд, бросив на Марину еще один мгновенный взгляд и тотчас отведя глаза. – Нет. Верно, мы разминулись. Но я совершенно не понимаю, для чего он появился здесь. Он тебе хоть что-нибудь сказал, Джессика?

– Ничего особенного, – пожала та плечами. – Обычные рассказы моряков о дальних странах, ужасных дикарях. О капризном нраве моря, когда внезапно налетевший шторм сменяется не менее внезапным штилем…. Ох, Десмонд! – тихонько вскрикнула она. – Да ведь ты еле на ногах стоишь! А вдруг у тебя сотрясение мозга? Tебе лучше бы лечь. Хочешь, я пошлю за доктором Линксом?

– Видеть не могу этого Линкса! – буркнул Десмонд. – И нет у меня никакого сотрясения! И я преотлично держусь на нога-а…

– Ах! – хором воскликнули Марина и Джессика, враз кидаясь к покачнувшемуся Десмонду и успевая поддержать его – одна справа, другая слева.

Однако он тотчас выпрямился и отстранился:

– Не волнуйтесь, леди. Я просто ногу подвернул.

Ногу? Как бы не так! Он был бледен, бледен как мел, как беленая стена, как белый цвет, как сама бледность!

Марина с силой прижала руки к груди. Всего одно краткое мгновение она прижималась к нему, ощущала тепло его тела, слышала биение его сердца – и вот уже снова ветер одиночества охватил ее со всех сторон. Он даже не смотрит!..

– Иисусе! – вдруг воззвала Джессика тоненьким, напуганным голоском. – А с вами-то что, мисс Марион?! Вы тоже ранены?

Первое мгновение Марина чувствовала только восторг от того, что глаза Десмонда вновь обратились к ней; лишь потом она вникла в смысл слов Джессики и страшно удивилась:

– А что со мной такое?

– У вас руки в крови! – пролепетала Джессика. – И платье, посмотрите!

Марина чуть приподняла подол. Россыпь рыжих пятнышек… таких же рыжих, как палец. Как это ее угораздило еще и юбку забрызгать? Hу и неряха! Pуки не тем концом вставлены, вот уж воистину!

– Это не кровь! – воскликнула она, сгибая крючком злополучный палец, на который неотрывно глядела Джессика. – Это…

Она осеклась. Что – это? Ну – что? Краска, которую я нашла в вашей комнате, дорогая мисс Ричардсон? Я там малость похозяйничала, слазила в тайный ход, но вы уж не гневайтесь, Христа ради, это я так, по глупости да неразумию!..

– Это… я просто порезала палец, – нелепо соврала Марина. Так нелепо, что Джессика опустила, а Десмонд отвел глаза.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – пробормотал Десмонд. – Надо привести себя в порядок.

– Я провожу тебя, – встрепенулась Джессика. – И позову слуг.

Они двинулись к замку. Они уходили вдвоем, Десмонд уходил… А Марина стояла, слушала, как скрипит песок под их шагами, тупо смотрела на этот самый песок и никак не могла понять, почему она предпочла согласиться, что запачкана кровью, вместо того чтобы просто сказать: краска, мол. Да мало ли где могла она вляпаться в эту краску?! Ну почему, почему она так перепугалась, что Джессика могла догадаться о ее пребывании в своей комнате? Ну ведь не убила бы она Марину, в конце концов!

Павильон в саду

Марине случалось читать греческие трагедии, и в последнее время они часто приходили ей в голову… особенно при появлении Глэдис. С невольной улыбкой она думала о том, что быстроногой служанке выпала в этом спектакле роль всеведущего хора. Редко который день не начинался с болтовни Глэдис, и именно от нее Марина узнавала о всех событиях в замке и даже о подоплеке этих событий. Глэдис не больно-то опасалась «русской кузины»: ведь та хоть и была из богатой семьи, но все-таки птичка не своего гнезда, стало быть, как прилетела, так и улетит. По этой же причине, беседуя с Мариной, Глэдис слов не подбирала, на цыпочках к ней в спальню не входила: либо не стесняясь колотила в дверь кулаками, либо вламывалась, если было не заперто, роняя вещи и бормоча себе что-то под нос.

Вот и в тот кошмарный день она шумно ворвалась в комнату Марины и принялась разводить огонь в камине, грохоча даже громче, чем обычно.

Впрочем, зря старалась: Марина уже к тому времени давно проснулась и просто лежала, поглядывая на светло-пыльные полосы солнечных лучей, протянувшиеся сквозь щели в шторах, и размышляя о событиях вчерашней ночи и дня. Прежде всего о том, где бы раздобыть ключи от входа в башню или как туда вообще попасть. Потом ее мысли обратились к Флоре, которая в своем увитом розами домике, где молчаливая старуха-мать все так же наматывает на большой клубок нитки с маленьких, ревностно оберегает от всякого постороннего глаза мальчика, закутанного в розовые девчачьи одежки.

Думала она и про капитана Вильямса. С какой радости он вдруг заявился?! Черт принес, не иначе… черт и унес, потому что более в замок Вильямс не вернулся. Очевидно, успел все-таки на дилижанс, едущий в Брайтон. Вот кабы Десмонд не свалился с коня, он непременно встретился бы с Вильямсом и узнал, зачем тот приезжал. Правда, неведомо, пожелал бы он сообщить о разговоре Марине. Кто она ему такая, вообще говоря? А, чепуха, всего-навсего жена…

Десмонд! О чем бы она ни думала, мысли все время кружились вокруг этого имени и возвращались к нему постоянно. Так человек, которого водит в лесу леший, ходит, ходит по тропинкам, каждый раз возвращаясь все к той же полянке, откуда начались его блуждания. Вот и она тоже никак не могла вырваться из этого замкнутого круга любви. Марина не произносила даже мысленно этого слова, не понимая, как можно влюбиться в человека, которого считала врагом. Она ведь ненавидела его! Или правду говорят, будто от ненависти до любви – один шаг? Нет, кажется, наоборот: от любви до ненависти. Какая, впрочем, разница! Может быть, оттого потянулось к Десмонду одинокое сердце, что он единственный был близок ей здесь, на чужбине: пусть воровски, но близок же! Или… или впрямь существуют вековечные, неразрешимые чары в тех узах, которые налагаются на мужчину и женщину именем божиим, даже если их союз – случайность? Но был ли случайным их с Десмондом союз? Ведь какая-то вышняя сила поставила его на пороге заметенной снегом баньки именно в ту роковую, предрождественскую минуту, когда Марина произносила древние, заветные слова, вызывая из тьмы и света, мрака и сияния любовь – единственную на всю жизнь! Но любовь к Десмонду – гибель, потому что это напрасная, безответная любовь. Что с того, что плотью они были едины? Духом розно, вот горе-то. И потом, откуда знать Марине: может быть, слияние мужчины и женщины всегда равно сладостно, и без разницы, какой это мужчина и какая женщина. Вот ведь влекут ее черные распутные глаза Хьюго, а Десмонд вовсю любился с Агнесс; теперь небось другую нашел. Вчера так поглядывал на скромное «вдовье» декольте Джессики…