Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна. Страница 40

– Ты что, все ему рассказала?

– Не-ет, – возразила мама, – я лишь намекнула, что предпочла бы остаться в Москве, а он мне – подавай на развод, что это за жена, которая не при муже. А я ему – и подам.

– А он тебе? – затаив дыхание, спросила я.

– А он – забирай всех кошек и убирайся в свою квартиру, к Мане. Нет, ты представляешь!? С двадцатью-то кошками! Сам понабрал, чтобы привязать меня к себе, старый хрыч!

Нет, присутствие двадцати кошек в небольшой однокомнатной квартире я представить себе не могла даже в кошмарном сне. Где я тогда буду творить? В туалете, сидя на унитазе с ноутбуком на коленках?

Нечего сказать, год начался отвратительно – встретила его я на улице, на моих глазах мне изменил любимый человек, мой роман отвергнут, денег на жизнь оставалось совсем мало.

– Я аргументировала свое нежелание покидать столицу тем, что у меня тут, в конце концов, остается совершенно неустроенная дочь! А он мне – бери, говорит, ее с собой. Мань, а что, может действительно поедешь со мной? И мне там не будет так муторно.

– Мне надо работать, – отрезала я.

– Там будешь работать на втором этаже. Никто тебе не помешает. Хоть воздухом чистым подышишь, в баньке попаришься, побродим с тобой по лесу – снег настоящий увидишь. Ты не представляешь, какая там красота зимой! Это тебе не Москва: голубоватый снег, чистый – никто по нему не ступал – если только заяц пробежит, искрится на солнце, сизые ели вдалеке. А если пасмурно и идет снег, в непогоду укутаешься в теплый плед, сядешь у печки – и смотри себе, как потрескивают дрова… Сказка, а не жизнь. И отдохнешь. Чего бы тебе не поехать? Поехали, – мягко, нежным голосом уговаривала меня мама. А я-то думала-гадала, от кого у меня писательский дар! Оказывается, от нее. Ей бы книжки писать!

– Ничего сейчас не могу сказать, – заколебалась я.

– Ты подумай-подумай. Мы уезжаем в конце января.

Мама могла уговорить кого угодно, кроме, пожалуй, собственного мужа.

За ней следом позвонила Мисс Двойная Бесконечность и радостно крикнула мне в самое ухо:

– Куккаррекку! Куккаррекку! Куккаррекку! С Новым годом, деточка! Я тебя еще не поздравляла с Новым годом?

– Нет, еще не успела.

– Поздравляю. Включай телевизор, там сейчас такой чудесный концерт идет! Посмотри! – прокричала она.

Нет, наше содружество не развалилось, и то самое отчуждение, которое, как мне показалось, пролегло между нами в последнее время, – мнимое. Это я так увлеклась своими чувствами к Кронскому, что сама отстранилась от друзей. Они же, узнав о моей трагедии, приехали ко мне все на следующий же день – даже Анжела, которая узнала о моем разбитом сердце от Пульки (ну, естественно, без подробностей). Подходящий случай, чтобы вручить подарки. Вот как только быть с шарфом, муфточкой и варежками? Не дарить же их Женьке!

Как только они переступили порог, сразу же принялись успокаивать и утешать меня.

– Нет, вы посмотрите, экий мерзавец! – вне себя от злости воскликнула Пулька. – Пригласить девушку на Новый год и приволочь какую-то бабу! Интересно, он что, хотел встретить Новый год втроем? А если бы ты не убежала и осталась? Как бы он вышел из положения? Как бы он объяснил свою выходку?

– Лично меня больше всего поражает, как он мог променять нашу Маню на такую страшенную, толстую, крашеную тетку. Это ж ужас! – застрекотала Икки.

– Учитывая то, на какие жертвы наша Машка шла ради него, не считаясь с собственными принципами и желаниями, – ввернул Женька.

– А на какие жертвы ты шла, а, Мань? – с любопытством спросила Анжела.

– Да так, – сказала я неопределенно.

– Как – так? – привязалась она.

– Ну, так, – промычала я.

– Это оттого, что ты в грех впала! – пророчески прошипела она. – Нельзя, не обвенчавшись с мужчиной, жить! Чему нас учит церковь? Так все– таки на какие жертвы-то ты пошла ради него?

Да… Знала бы наша праведница Поликуткина (в девичестве Огурцова), на какие именно жертвы я шла!

– Ой! На какие! Да стоит только связаться с мужиком, так идешь на одни жертвы! – сказала Пулька. – А если еще и влюбишься, так это вообще – туши свет. Поэтому, девочки, я никогда и не влюбляюсь. Кстати, Женька, где твои фильдеперсовые чулки, где платье, парик?

– Не до этого было, – хмуро ответил он.

– Да, ты права, Пульхерия, – с грустью подтвердила Анжела, тяжело вздыхая.

– У тебя-то что стряслось? – спросила я.

– Ой, и не спрашивайте! – вдруг всхлипнула она, и ее тучное тело затряслось от рыданий.

– А ну-ка, выкладывай, обвенчанная наша! – потребовала Икки.

– О-о-й! – взвыла Анжелка. – Вы не представляете, что происходит с моим Михаилом! Его как будто подменили. Как зверь стал! Даже руки распускает, ребенка лупит. Со мной или вообще не разговаривает, или кричит – спокойно говорить разучился. Я уж и к духовному отцу ходила. Он говорит – терпи и молись, больше тут ничем не поможешь. К пастору тоже ходила.

– Ну, а пастор твой что?

– Провел с ним беседу, но даже это не помогло. Бес в него вселился, точно вам говорю, – заключила она и зарыдала пуще прежнего.

– Успокойся, – сказала Пулька.

– Не могу-у…

– Я как гинеколог тебе говорю, прекрати реветь. В твоем положении нельзя нервы трепать, а то родишь невиданную зверушку. И вообще, мы приехали Маньку успокаивать, а не тебя!

Анжела захлюпала носом, пытаясь сдержать рыдания, но через мгновение опять завыла:

– Куда ж я с двумя детьми-то?! Что ж я делать-то буду? Как жить-то?!

– Что я тебе говорила? – не сдавалась Пулька. – А ты мне – мол, плодитесь и размножайтесь! Никогда нельзя быть ни в ком уверенной, тем более в мужиках. А то «мой Михаил и по праздникам не пьет, мой Михаил идеальный человек»!

– Но он не пьет! – ревностно воскликнула Анжелка.

– Уж лучше б пил! Может, добрее бы стал, – не унималась Пулька.

– Тьфу на тебя! – в злости плюнула Анжела в сторону подруги и, тут же успокоившись, добавила: – Да не приведи господи!

– Ну правда, хватит вам! Мы сюда пришли Маню поддержать в трудную минуту, а вы тут отношения выясняете. Нехорошо как-то! – сказала Икки и начала меня утешать: – Недостоин он тебя, Машуля. Мы тебе другого найдем – достойного, доброго, интеллигентного – чеховского персонажа. Хочешь?

– Да не нужен ей твой чеховский персонаж! – снова перешла в наступление Пулька. – Она такому парню нравится! И симпатичный, и богатый – настоящий чеховский персонаж, ну чистый Нехлюдов! Так он ей ни к чему! Она на него и смотреть-то не хочет! Лучше бы с ним Новый год отметила, он ведь предлагал! Говорила я, общение с этим извращенцем до добра не доведет!

– Извращенцем?! Он – извращенец? – встрепенулась Анжелка.

– И зря тебя, Пулька, отец не порол за то, что ты ни одной художественной книжки не прочла! Нет, это ж надо – Нехлюдов у нее чеховский персонаж! Может, и Раскольников тоже? – возмутилась Икки, но, кажется, с одной целью – сменить тему об извращенце и отвлечь Анжелку.

– Раскольников? Про него, кажется, Горький в свое время писал, хотя это неважно, – отмахнулась Пуля.

– А что это за положительный во всех отношениях молодой человек? Уж не владелец ли автосалона? – поинтересовалась Икки.

– Именно. Тебе, Машка, надо с ним наладить контакт, повстречаться, приглядеться, – снова советовала Пулька.

– И выйти за него замуж, – вставила Анжела.

– Ты уже вышла, – вмешалась Икки.

– Не хочу я налаживать с ним контакт, встречаться, приглядываться и тем более выходить за него замуж, – упрямо ответила я им.

– Ты что, все еще Кронского любишь? – спросила Пуля, глядя на меня.

Я молчала. Врать не хотелось. К тому же я сама не знала – сама не могла разобраться в своих чувствах.

– Нет, вы только посмотрите, девочки, эта ненормальная после всего, что он с ней сотворил, еще не утратила к нему светлого, прекрасного чувства! Поразительно! Я не понимаю, что мы тут тогда делаем?! – злилась Пулька. – Скорее звони ему и зови в гости. Не сомневаюсь, что он прилетит к тебе на крыльях любви, потому что, наверное, уже осознал свою ошибку и то, что нигде такой дурочки, как ты, не найдет.