Приют ветеранов - Михайлов Владимир Дмитриевич. Страница 35

– Я просто идиот, – сказал Милов хмуро. – Надо было предусмотреть что-то подобное…

– Ну, предусмотрел бы, и что? И почему ты не оставил им эти… эти… Ты что, потащишь это… брр… в Москву? Или еще куда-нибудь?

– Нет, конечно. Но хотя бы для себя составлю… протокол осмотра или что-то в этом роде.

– Если дело только в этом… Я сделала описание. Просто так, по привычке. У меня ведь блокнот с собой.

– Ты молодец.

– И что мне за это будет?

– Будет то, что мы сейчас поедем в агентство, и возьмем тебе билет до Кеннеди… Теперь смогу отправить тебя хоть первым классом.

– На это не рассчитывай и не повторяй: обижусь. Да и все равно обижусь: видно, придется мне улетать одной…

– Поглядим, – сказал Милов. – Пока сплошная загадка. А может, и тебе задержаться, а? По-моему, жизнь становится все интереснее… Понимаешь – у меня такое ощущение, что у этого парня за пазухой все время лежал какой-то камень – и вовсе не маленький…

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, хотя бы эти намеки на встречу с кем-то, на обмен сувенирами – тебе не показалось, что за этим что-то кроется?

– Право, не знаю, я не прислушивалась, мне так хотелось поскорее все это закончить…

– Ну ладно, – проговорил Милов со вздохом. – Поживем – увидим, что за всем этим кроется. Но тем больше оснований здесь задержаться, хотя бы ненадолго. Ничего конкретного, согласен, но чую носом…

– Может быть, тебе следовало все же оформить визу?

– Я уже составил представление об их деятельности: мы потеряли бы весь остаток дня. Провожу тебя – тогда, может быть…

– Ну что же – может, ты и прав. А времени у нас и так мало.

Берфитт недовольно сопел носом. Операционная в Приюте Ветеранов ему просто не нравилась. Он привык к другим условиям, в каких приходилось работать, когда он еще был врачом. Тут было тесно и примитивно. Конечно, вернее всего, ничего другого здесь и не требовалось из-за специфического характера оперируемых. Однако врачебное подсознание работало, и он непроизвольно морщился, сам того не замечая. И когда первого оперируемого положили на стол, невольно оглянулся, взглядом разыскивая анестезиолога. Не нашел. Подняв брови, обратился к доктору Курье:

– Что же с наркозом?

– Он сейчас не нужен, доктор. Мы просто…

И Курье помахал одним пальцем. Берфитт понял не сразу.

– А, да, разумеется. Я и забыл… Но это сейчас. А при первой операции? При вживлении стимуляторов?

– Тогда даем наркоз. Но с этим вполне справляется мисс Кальдер.

Берфитт посмотрел на названную. Та лишь улыбнулась и кивнула. Настоящего анестезиолога здесь, естественно, не было, правда, операционная сестра оказалась неожиданно умелой. Инструменты были не самые современные, однако содержались в порядке, вообще определенный порядок у доктора Курье, надо признать, был. Стерилизатор, конечно, дышал на ладан, но это была вина не доктора, а возраста, какого достиг уже этот аппарат. В нормальной клинике его давно выкинули бы на свалку. Но, в конце концов, если что-то и не совсем так, то на век этих пациентов хватит…

Оперируемый уже спал на столе. Берфитт умело – ремесло не забылось – вскрыл грудную клетку, обнажая легкое. Невольно залюбовался, когда рану осушили:

– Прекрасное легкое.

– Совершенно здоровое, – подтвердил Курье.

– Прямо не хочется трогать.

– Я и не собирался.

– А придется.

Доктор Курье покосился на Берфитта:

– Однако, насколько мне известно…

Берфитт не дал ему договорить.

– Не сомневайтесь, доктор. Ну хорошо, начинаем. Вот так: две доли, вы понимаете? Этого вполне достаточно.

Он объяснял, работая.

– Видите? И сюда прекрасно ложится… Ну, назовем это хотя бы… компонент-два. Теперь уплотняем… Готово. И вот таким образом… Однако хочу вас предупредить: работать придется быстро.

– Боюсь, что это просто невозможно. И, в конце концов, я не уверен, имеете ли вы право здесь так командовать.

– Бояться вам нужно другого, доктор. А прав у меня столько, что я могу уволить вас сию минуту, не сходя с места. Что же вы тогда предпримете, хотел бы я знать?

Доктор Курье хорошо знал здешние порядки. Потому и помолчал. Всего насколько секунд. Потом пробормотал:

– Но восстановительный период затянется дольше, чем намечалось.

– Сделайте все, чтобы к сроку они чувствовали себя прилично.

– Наша методика не рассчитана на такие осложнения. Я, право, в растерянности…

– Пока у вас еще нет причин для этого. Зато если вы не сможете вовремя поставить их на ноги, у вас будет повод не только для растерянности, но и для ощущений куда более глубоких!

Берфитт проговорил это как-то лениво, но очень выразительно.

– Этого вы могли бы и не говорить.

– Repetitio est mater studiorum, [1] – усмехнулся Берфитт. – Et persuadendi. [2] Да, кстати…

Он не закончил: дверь отворилась, показался охранник.

– Шеф просит вас срочно, сэр: вам звонят откуда-то издалека.

– Вот как? – искренне удивился Берфитт. – Иду. Заканчивайте, доктор. И сразу принимайтесь за второго. У нас, как я уже говорил, не так много времени, чтобы создавать для себя щадящий режим. А уж для них и подавно.

Как был, в операционном костюме, он поспешил в контору. Взял трубку. Слышно было хорошо, хотя звонили действительно издалека – из Москвы. Он внимательно слушал, почти не отвечая. Лишь под конец проговорил: «Благодарю. Приму к сведению. Конечно, вы могли бы все-таки… Да ладно, ладно. Нет, планы остаются без изменения. Всего».

– Урбс! – сказал он затем, и в голосе его звучало недовольство. – То у вас убегает негр, то скрываются эти постояльцы, а теперь и еще вот… Прямо какая-то полоса невезений, честное слово, чтобы не сказать хуже. Черт знает, о чем они там думают! Только теперь сообщили, что меня высветили в Москве, а тамошние люди, на которых я надеялся почти как на самого себя, не смогли устранить сыщика. И он исчез! Это нехорошо. А вы как полагаете?

– Scheise, [3] – кратко выразил Урбс свое отношение к происходящему.

– В общем, я с вами согласен. Хотя и не думаю, что вы представляете себе всю сложность обстановки. В Москве без труда установят – скорее всего, уже установили, – куда я улетел. Я сделал это совершенно открыто: не думал, что за мной погонятся и в Россию, я уже давно был, как говорится, на хорошем счету… – Он скорее размышлял вслух, чем разговаривал с собеседником, Урбс, тем не менее, внимательно слушал. – Тут я находился в приятной уверенности, что у меня есть еще самое малое три дня, а может быть, даже четыре, и я успею убедиться, что вы сделаете все, как следует… Важнейшее дело, Урбс. Оказалось же, что я в запасе имею целых двадцать четыре – но, увы, всего лишь часа. Что будем делать, по-вашему?

– Выполнять, – мрачно проговорил Урбс.

– А для этого придется покрутиться. Показать уровень нашего искусства в исполнении фуэте. Не так ли?

– Да, вроде бы, – согласился Урбс, не до конца понявший услышанное.

– Очень хорошо. Думаю, теперь я могу покинуть вас без особой тревоги за будущее нашего дела. Однако прежде чем расстаться, хочу поделиться еще одной идеей; она пришла мне в голову лишь недавно, и я хотел обсудить ее с вами обстоятельно, но, боюсь, на это уже не хватит времени. Так что я вынужден не обсуждать, а просто приказать вам.

– Я внимательно слушаю. Что вы предлагаете сделать?

– Отвлекающий маневр. Пожертвовать небольшим количеством материала, не моего, разумеется, об этом даже и думать вредно – но другого. То есть, теми же тканями, какие вы отправляли до сих пор по старым каналам – в контейнерах.

– У нас таких тканей вообще нет. Мы же больше не занимались…

– И все-таки потрудитесь достать нужное количество. А потом отправьте старым способом. Пусть перехватывают. Это их несколько успокоит, позволит думать, что мы не придумали ничего нового, если уж используем раскрытые приемы. Вы пошлете груз, конечно же, не тем маршрутом, каким потом двинетесь сами, но в противоположную сторону, и так, чтобы, прослеживая обратный путь, их люди вышли не на Приют, а на какое-нибудь совершенно другое место. Его найдете сами.