История Лизи (др. перевод) - Кинг Стивен. Страница 94

Она вылезла из машины, закрыла ее, нажав кнопку на брелоке охранной сигнализации, постояла, оглядываясь, стараясь хорошенько запечатлеть в памяти это место. По какой причине, она сказать не могла, не смогла бы, даже если бы и хотела. Она словно выполняла некие заданные действия, будто впервые готовила некое блюдо по рецепту в кулинарной книге, и ее это вполне устраивало.

Залитая свежим асфальтом, с только что нанесенной разметкой, автомобильная стоянка «Гринлауна» очень уж напоминала ей другую, на которую ее муж восемнадцать лет назад упал с простреленным легким, и она почти услышала призрачный голос ассистента профессора Роджера Дэшмайла, он же южанин-трусохвост, который говорил: «Мы пройдем через эту автостоянку к Нельсон-Холлу, где, к счастью, есть кондиционер». Здесь Нельсон-Холла нет, Нельсон-Холл остался в Стране прошлого, как и мужчина, который приехал туда, чтобы вырыть первую лопату земли для котлована под фундамент библиотеки Шипмана.

Над аккуратно подстриженными зелеными изгородями она видела не здание кафедры английского языка и литературы, а гладкий кирпич и яркое стекло сумасшедшего дома двадцать первого столетия, где вполне мог очутиться ее муж, если бы что-то, какая-то болезнь, которую врачи в Боулинг-Грин решили назвать пневмонией (никто не хотел делать запись «причина неизвестна» в соответствующей графе свидетельства о смерти человека, сообщение о кончине которого будет опубликовано на первой странице «Нью-Йорк таймс»), не прикончила его раньше.

С этой стороны зеленой изгороди рос раскидистый дуб. Лизи припарковала «BMW» под деревом, хотя да, она видела облака, собирающиеся на западе, так что помощник шерифа Олстон скорее всего не ошибся насчет грозовых ливней во второй половине дня. Дерево могло бы стать идеальным ориентиром, расти оно в одиночестве, но нет, вдоль зеленой изгороди выстроился целый ряд дубов, и Лизи не могла отличить один от другого… да и какое это имело значение?

Она двинулась к дорожке, которая вела к главному зданию, но что-то внутри нее (голос, который определенно отличался от всех вариаций ее внутреннего голоса) заставило ее обернуться, вновь посмотреть на собственный припаркованный автомобиль и его место на стоянке. Лизи задалась вопросом: может, это что-то хочет, чтобы она переставила «BMW». Но в таком случае хотелось бы получить более четкие указания. В итоге Лизи ограничилась тем, что решила обойти вокруг автомобиля, тем более что отец говорил, это обязательно нужно сделать перед тем, как отправляться в дальнюю поездку. Только тогда следовало убедиться, что задние фонари не разбиты, все колеса накачаны, глушитель не пробит и так далее. Теперь же она не знала, куда смотреть, на что обращать внимание.

«Может, я просто тяну время, чтобы не идти к ней. Может, в этом все дело».

Но нет. Причина была в другом. А дело, которым она занималась, – важным.

Она внимательно посмотрела на пластину с номерным знаком 5761RD и этой дурацкой гагарой, на совсем выцветшую бамперную наклейку, шутливый подарок Джоди, с надписью: «ИИСУС ЛЮБИТ МЕНЯ, Я ЭТО ЗНАЮ, ПОЭТОМУ ЕЗЖУ БЫСТРО». Ничего больше.

Этого недостаточно, настаивал голос, и вот тут Лизи заметила кое-что интересное в дальнем углу автомобильной стоянки, почти что под живой изгородью. Пустую зеленую бутылку. Пивную бутылку. В этом она практически не сомневалась. То ли уборщики ее пропустили, то ли еще не добрались до этой части автостоянки. Лизи поспешила к изгороди, подняла бутылку, из горлышка которой шел характерный кислый запах. С этикетки – один уголок чуть отклеился – скалила зубы зверюга из семейства собачьих. Согласно той же этикетке, когда-то в бутылке было пиво «Северный волк» класса «Премиум». Лизи вернулась с бутылкой к автомобилю и поставила ее на асфальт, аккурат под гагарой на пластине.

Кремовый «BMW» – этого недостаточно.

Кремовый «BMW» в тени дуба – тоже недостаточно.

Кремовый «BMW» в тени дуба с пустой бутылкой из-под пива «Северный волк» под пластиной с номерным знаком и гагарой, символом штата Мэн, плюс, чуть левее, наклейка на бампере с шутливой фразой… вот этого хватало.

На пределе, но хватало.

Для чего?

Лизи это совершенно не волновало.

Она поспешила к главному зданию.

Проблем с посещением Аманды не возникло, пусть даже официально к пациентам начинали пускать только с двух часов дня, то есть через тридцать минут. Благодаря доктору Хью Олбернессу (и, разумеется, Скотту) Лизи в «Гринлауне» принимали как знаменитость. Через десять минут после того, как она назвала свое имя на регистрационной стойке, за которой располагалось огромное панно, изображающее детей, взявшихся за руки и уставившихся в ночное небо, ее уже привели на крошечную веранду, примыкающую к комнате Аманды, где она теперь и сидела рядом с сестрой, маленькими глоточками пила мутный пунш из бумажной чашки и наблюдала, как на широкой зеленой лужайке, в честь которой это заведение, несомненно, и получило свое название [102], играют в крокет. Где-то стрекотала невидимая глазу газонокосилка. Дежурная медсестра спросила и Аманду, не налить ли ей чашечку «клопомора», и истолковала ее молчание за согласие. Теперь полная чашка стояла на столике, тогда как Аманда, в нежно-зеленой пижаме и ленточке того же цвета, перехватывающей свежевымытые волосы, тупо смотрела вдаль… не на игроков в крокет, думала Лизи, а сквозь них. Руки Аманды лежали на коленях, но Лизи видела ужасный порез на левой, покрытый слоем мази. Лизи трижды пробовала заговорить со старшей сестрой, но та не отреагировала ни единым словечком. И удивляться этому не приходилось. По словам медсестры, в настоящее время связаться с Амандой не представлялось возможным. Она не принимала сообщений, отбыла на ленч, в отпуск, на пояс астероидов. Всю жизнь она доставляла ближним немало хлопот, но тут взяла новую высоту, ранее недостижимую даже для нее.

И Лизи, которой через шесть часов предстояло принимать гостя в кабинете ее покойного мужа, такая ситуация совершенно не устраивала. Она глотнула этого практически безвкусного напитка, помечтала о «коке», verboten [103] здесь из-за содержащегося в ней кофеина, и отставила чашку. Огляделась, чтобы убедиться, что они одни, наклонилась вперед и убрала руки Аманды с ее колен, стараясь не морщиться от склизкости мази и бугристости затянувшихся порезов под ней. Если прикосновения Лизи и причинили Аманде боль, она ничем не выказала свое неудовольствие. Лицо по-прежнему напоминало маску, словно она спала с открытыми глазами.

– Аманда. – Лизи попыталась встретиться с сестрой взглядом, да только смотрела Аманда в никуда. – Аманда, а теперь послушай меня. Ты хотела помочь мне с тем, что осталось после Скотта, и теперь мне нужна твоя помощь. Мне нужна твоя помощь.

Ответа не последовало.

– Есть один плохой человек. Безумный человек. Чем-то похожий на того сукиного сына Коула из Нашвилла… только сама я с ним разобраться не смогу. Ты должна вернуться из того места, где ты сейчас, и помочь мне.

Нет ответа. Аманда смотрела на игроков в крокет. Сквозь игроков в крокет. Стрекотала газонокосилка. Бумажные чашки с «клопомором» стояли на столике, лишенном острых углов. В этом месте острые углы были verboten, как и кофеин.

– Ты знаешь, что я думаю, Анди-Банни? Я думаю, что ты сидишь на одной из этих каменных скамей вместе с остальными ушедшими тупаками и смотришь на пруд. Я думаю, Скотт видел тебя там во время одного из своих визитов и сказал себе: «Ага, членовредительница. Я узнаю членовредителей, когда вижу их, потому что мой отец был из их племени. Черт, я сам из их племени». А еще он сказал себе: «Эта дама собирается прибыть сюда навсегда раньше положенного срока, если кто-то, образно говоря, не вставит ей палку в колесо». Так оно и есть, Анда?

Никакой реакции.

– Я не могу сказать, предчувствовал ли он появление Джима Дули, но он знал, что ты попадешь в «Гринлаун», так же точно, как берьмо пачкает одеяло. Ты помнишь, Анда, что Дэнди любил иногда так говорить? А когда добрый мамик орала на него, он отвечал, что берьмо – то же «черт возьми», берьмо – совсем не ругательство. Ты помнишь, Анда?