Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич. Страница 59

– Пока ваш отец не вернулся, мне хочется сказать о цели моего визита к вам.

– Хорошо, – согласилась Марта, поспешно садясь и что-то предчувствуя.

– Джемс Гравелот заключён в тюрьму почти месяц назад, – продолжал Галеран. – Его обвиняют в хранении контрабанды и сопротивлении береговой охране. Я с ним виделся. Он ранен и в тяжёлом состоянии. Нет сомнения, что ему был подкинут запрещённый товар. Как раз вечером того дня, когда вы и ваш отец были свидетелями скандала в заведении Гравелота. Я уверен, что вы не откажетесь свидетельствовать против Ван-Конета. Гравелот, в сущности, заступился за вас. Я прошу о том вас и намерен просить вашего отца.

Взяв со стола линейку, Марта притронулась её концом к нижней губе и, не отнимая линейку, смотрела на Галерана круглыми, очень светлыми глазами.

– Вот что… – сказал она. – Вы меня страшно удивили. Ни о каком скандале мы ничего не знаем. Гравелот арестован с месяц тому назад? Какой ужас! Уверяю вас, всё это – сплошное недоразумение.

Галеран откинулся на стуле.

– Вы должны это сделать! – сказал он. – Всё было так, вы отлично это знаете. Тирей никогда не лжёт.

– Тирей?! – вскинула бровки Марта.

– Да, Тирей. Джемс Гравелот… ну… как бы вам сказать… Это имя придумано. На самом деле он – Тирей Давенат.

– Вот видите! – Марта торжествующе встала. – Он обманул нас всех! Всех! Тирей Давенат! А вы говорите, он никогда не лжёт…

– Но какая разница? – Галеран тоже встал, волнуясь.

– Я ничего, ничего, ничего не знаю! – почти крикнула Марта.

…Толкнув стеклянную дверь, вошёл Баркет с готовой любезной улыбкой, обращённой к посетителю, возможному заказчику.

Растерянный вид дочки осадил его.

– Ты что? – быстро спросил он.

– Вот… – Марта взглянула на Галерана. – Вот этот к тебе. О Гравелоте.

Она запоздало пожала плечами и тотчас вышла из комнаты.

Баркет медленно, думающим движением снял шляпу и посмотрел на Галерана светло раскрытым, напряжённым взглядом лжеца.

– Да, да, – забормотал он. – Как же! Я Гравелота знаю очень хорошо. Должно быть, месяц назад я заезжал к нему с Мартой последний раз.

– Баркет! – Галеран прошёлся по комнате. – Вы были у него в тот день, когда он ударил Ван-Конета за издевательство над вашей дочерью.

Баркет увёл голову в плечи и вытаращил глаза.

– Да что вы! О чём вы говорите?! Объясните, ради бога! Не издевайтесь над тревогой отца! Марту оскорбили?.. Когда? Где?

– Баркет! – Галеран остановился перед гравёром. – Если вы засвидетельствуете столкновение, Гравелот будет спасён. Он арестован. Подробности я уже рассказал вашей дочери. Она вам передаст их… Неужели это так трудно, сказать правду ради спасения человека, которому вы обязаны?

– Если вы объясните, в чём дело… – засуетился Баркет. – Поймите, я поражён! Не однажды я останавливался в «СУШЕ и МОРЕ», но я не могу понять, о чём речь?..

Покачав головой, Галеран взял шляпу и вышел, бросив на ходу:

– Стыдно, Баркет!

…Галеран открыл зеркальную дверь в зал кафешантана. На эстраде Лаура Мульдвей пела лихой припев:

Зал восторженно взревел, повторяя «Вот! Вот!! Вот!!!»…

Галеран покачал головой и вышел, сразу поняв бессмысленность возможного разговора.

…Рука Тирея, закованная в браслет наручников, взяла кружку с водой, поднесла к запёкшимся губам.

Тирей сделал пару глотков, рука с кружкой бессильно опустилась.

Вода пролилась на грудь арестанта.

Тирей уставился остекленевшим взглядом в угол камеры.

…В углу экрана забился золотой шмель.

Возникло виолончельное гудение.

Поперечные полосы на тельце шмеля перетянули весь экран.

Медленно – словно из Ничего – возникли тяжёлые мраморные пропилеи.

Мимо колонн мелькнули две тёмные детские фигуры.

Тирей и Консуэло – такие, какими они были на вечере у Футроза, – вошли в гигантский зал музея. От угла к углу, от пола до потолка стены были залеплены картинами в одинаковых золочёных рамах.

По залу бесшумно – почти шёпотом – двигалась толпа людей с измождёнными лицами.

В центре зала, как столб, стоял гигантский служитель. Над ним – не прикреплённый ни к чему – раскачивался тёмный фонарь.

По росту, позе, лицу служителя Давенат узнал полицейского, который стоял под погасшим фонарём, когда заблудившийся Тирей спрашивал: «Где я?»

– Бродяга? – рявкнул служитель, склонившись к Тирею.

– Нет, что вы! – забормотал Давенат. – Просто я…

Успокоенный приличной манерой Давената разговаривать и его костюмом, служитель отдал честь:

– К вашим услугам, милорд!

– Они все, – Тирей кивнул на толпу полупризраков, бредущих по залу, – интересуются искусством?

Служитель захохотал. Гулко отдавшись во всех углах зала, хохот вернул к Давенату.

– Сегодня воскресенье, сударь! – грохотал служитель. – А в воскресенье вход бесплатный. На улице мороз, а здесь топят – и вход бесплатный. Вы понимаете?.. К вашим услугам, милорд!

Тирей схватил Консуэло за руку. Пробившись сквозь полунемую толпу, они приблизились к картине.

Это была «Дорога Никуда».

Тирей рванул Консуэло, и они подбежали к противоположной стене.

Там висела картина «Дорога Никуда»…

…Все стены были завешены «Дорогой Никуда».

Куда бы они с Консуэло ни кидались, разрезая равнодушный поток бесплатных посетителей, везде их встречала «Дорога Никуда».

Консуэло с удивлением и ужасом посмотрела на Давената.

…Взрослая Консуэло с удивлением и ужасом смотрела на стоящего перед ней Галерана.

– Вы… уверены, что это правда?

Галеран утвердительно склонил голову.

– И… это, действительно, тот самый мальчик?

– Да. Тирей Давенат.

– Я помню! – Консуэло грустно улыбнулась.

Галеран достал из кармана фигурку оленя на полупрозрачной подставке.

– Отстреливаясь, он спрятал это на берегу. Он в плохом состоянии, но рассказал мне о месте точно. Я нашёл почти сразу. Очевидно, это ему очень дорого.

– И вы… уверены, что Георг оскорбил женщину?

Галеран промолчал.

Консуэло нахмурилась.

– И с подкинутыми сигарами… вы тоже уверены? А почему вы думаете, что за всем этим стоит Ван-Конет?

Галеран задумчиво улыбнулся, видя, что происходит в душе молодой женщины.

– Я понимаю, Георг Ван-Конет ваш жених. Я изложил факты так, как они мне представляются. Я уверен, что сработал заговор, направленный очень сильной рукой… Но… Я ни разу не произнёс в связи с ним имя вашего жениха.

– Да, вы были тактичны. К нему? Или ко мне? – Консуэло усмехнулась. – Вы-то уж определённо не обижаете женщин.

Галеран поклонился.

Консуэло взяла со стола какую-то безделушку, механически повертела в руках, отставила.

– Я хочу помочь этому молодому человеку.

– Мне было бы радостней, если бы вы сказали «могу помочь», – откликнулся Галеран. – Но «хочу» – это уже путь к цели.