Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич. Страница 70

Вдруг перед ними возник уходящий почти до горизонта строй ветряных мельниц.

Первая из мельниц, и потому самая большая, нависла над Дон Кихотом так неожиданно, что он поднял Росинанта на дыбы.

– Ну вот! – облегчённо вздохнул Санчо. – Наконец-то мы добрались до деревни Мельников. А отсюда уж и до Тобосо рукой подать. Там мы передохнём как следует, да глядишь, какая-нибудь из тобосских синьорин согласится стать вашей Дульсинеей. Тогда нам везде будут доставаться одни победы!

– Умолкни, Санчо! – отмахнулся от своего оруженосца Дон Кихот. – По своей наивности и невежеству ты полагаешь, что перед нами мельницы. Нет же, несчастный! Перед нами мой злой гений, вероломный волшебник Фрестон со всем своим войском. Ещё недавно я его сокрушил ударом меча, освободив доблестного рыцаря Ланселота. Но волшебник, видно, оправился и теперь решил расквитаться со мной.

– Так знай же, Фрестон, – обратился Дон Кихот к нависшей над ним мельнице, – я и на этот раз сокрушу тебя!

И, словно в ответ, вверху гигантской теперь по сравнению с Дон Кихотом мельницы, снова прорезалось злобное лицо, рот растянулся в презрительной улыбке, а четыре мельничных крыла превратились в четыре гигантские руки, и прямо под нос Дон Кихоту сунулись четыре гигантских кулака с четырьмя гигантскими кукишами.

– О, презренный! – возопил, отшатнувшись от кулаков, Дон Кихот. – Ты уже забыл, как трусливо сверкал пятками?!

И хоть руки Фрестона тут же превратились опять в мельничные крылья, Дон Кихот отъехал подальше, разогнал Росинанта и с копьём наперевес кинулся на мельницу.

– Ваша милость! – с отчаянием пытался урезонить его Санчо. – Это же мельница! Только мельница! Не дай Бог ещё ветер подует.

Но Дон Кихот мчался, уже ничего не понимая и не слыша, и копьё его с ходу врезалось в одно из мельничных крыльев. В это время подул ветер, мельница издала ликующий треск, крылья двинулись, набирая скорость, и не выпускающий из рук копья Дон Кихот, а вместе с ним и Росинант, крепко зажатый ногами всадника, стали взмывать вверх.

Внизу, становясь всё меньше и меньше для взмывающего гидальго, метался Санчо на своём Сером, что-то крича и размахивая руками.

А Дон Кихот и Росинант всё взмывали и взмывали к летящим куда-то облакам.

Вот уже и крыша самой мельницы оказалась под ними, а крыло, на котором они повисли, вдруг замерло, упёршись в одно из тоже замерших облаков: ветер утих так же неожиданно, как и налетел.

И Дон Кихот остался наедине с Небом.

Вдруг из-за облака вышла молоденькая донна невиданной красоты. Она была одета в усыпанное крупным жемчугом платье, высокий гребень в её волосах сверкал драгоценными камнями, и в поводу она вела крылатого коня Пегаса.

И донна, и крылатый конь ступали по небу запросто и твёрдо, как если бы шли по обычной земной дороге.

Остановившись перед Дон Кихотом, донна с достоинством ему поклонилась, прекрасное её лицо озарила приветливая улыбка, а Пегас потерся мордой о морду Росинанта.

И у Дон Кихота, и у Росинанта глаза от изумления сделались такими большими, что у одного заняли половину лица, у другого – половину морды. Донна же, не мешкая, обратилась к Дон Кихоту:

Надеюсь, вам ясного, рыцарь, яснее,
Что я предназначена вам в Дульсинеи!
Для подвигов ратных, а не развлеченья
Я ваше небесное предназначенье!
Меня на земле вы ищите повсюду,
Чтоб стала для вас я единственной в мире.
Ищите на троне! Ищите в трактире!
Я повелеваю! Я мою посуду!
Ищите везде, где могу затаиться.
В лохмотьях, в короне – я ваша, о, рыцарь!
В трактире я вам приготовлю подриду,
На троне найдёте – не дам вас в обиду!
Хотела я преподнести вам Пегаса,
Коня, на котором гарцуют таланты…
Увы, но желание это погасло —
Куда ему, бедному, до Росинанта!

Да! Уж коли стихи носились в испанском воздухе четыреста лет тому назад, то в испанском Небе они были просто как у себя дома.

После последних слов донны Пегас тяжело вздохнул, но согласно покивал головой, а Росинант от морды до хвоста густо покраснел от удовольствия, и на каждый его глаз навернулось по крупной лошадиной слезе. Конечно же, это были слёзы непредвиденного признания и счастья!

Донна отпустила Пегаса и он, поджав крылья, грустно затрусил обратно в своё небесное стойло.

Тут заиграла музыка – естественно, небесная! – и, щёлкнув оказавшимися у неё в руках кастаньетами, донна прошлась в танце перед Дон Кихотом, демонстрируя ему свою грацию и пленительность.

Но вдруг налетевший порыв ветра сдвинул с места облака, и черты донны, заколебавшись, растаяли, как вспугнутый мираж.

А под Дон Кихотом и Росинантом опять заскрипел мельничный механизм. Крыло, поднявшее их в Небо, дёрнулось и, набирая скорость, понеслось вниз.

Сброшенные мельницей Дон Кихот и Росинант кубарем летели по земле, да так стремительно, что Санчо их еле догнал, пустив Серого в галоп.

Спешившись, он кинулся к своему хозяину.

Пытаясь подняться, Дон Кихот прополз по земле ещё чуть-чуть и рухнул окончательно.

Санчо помог ему сесть.

Дон Кихот улыбался, и лицо его было не лицом поверженного, который прокатился, грохоча латами, кубарем по земле, а лицом победителя.

Наверное, в нём ещё играла небесная музыка и бешено стучало не сердце, а кастаньеты прекрасной донны, потому что всё это и заставило Дон Кихота полупропеть, полупроизнести победную песню. Да-да, победную, в назидание и Санчо, и всем тем, кто в его падении ничего, кроме падения, не увидел бы!

Пускай я изломан
И еле ползу —
Фрестон вероломный
Был всё же внизу!
И верю в одно я,
Что людям навек
Запомнится мною
Одержанный верх!
Мне там Дульсинея
Явилась, велев
Увидеться с нею
Потом на земле.
И пусть провиденью
Проклятия шлёт,
Кто помнит паденье,
Не помня про взлёт!

Санчо подобрал отлетевшее в сторону копьё и, опираясь на него, Дон Кихот кое-как принял вертикальное положение. Он еле держался на ногах, но, блюдя своё рыцарское достоинство, небрежно заметил:

– Хоть верх и мой, но что-то я ослаб…

Санчо тут же нашёл выход из положения:

Могу сеньор,
Вам предложить осла.
Ведь Росинанту,
Бог его прости,
Пока, пожалуй,
Вас и не снести!

Но Дон Кихот решительно отклонил этот выход, как никуда негодный:

Чтоб мне в доспехах
Ехать на осле?!
Уж лучше б ты
Ослеп и я ослеп!
Ну, хоть бы ночью…
Но ведь ясным днём!

Тогда Санчо понял неизбежность своей участи и тяжело вздохнул:

Придётся, видно,
Мне побыть конём!

И он покорно подставил Дон Кихоту свою короткую, но хорошо упитанную спину.