Крутые виражи - Пфлаумер Инга "Warda". Страница 28

Отец поднялся, достал с полки кружку, налил мне чаю. Я на автомате отхлебнула горячий напиток и, естественно, обожглась.

– А блондинка? Ты собираешься на ней жениться? – с трудом выдавила я. И мои затруднения не имели никакого отношения к горящему языку.

– Не очень уместный вопрос, тебе не кажется? Я хочу, чтобы ты поняла – никакие изменения в наших отношениях с твоей мамой не повлияют на мое отношение к тебе. – Он устало потер лоб, подыскивая слова, затем вздохнул. – Это какой-то подростковый возраст наоборот. Обычно дети пытаются объяснить родителям, что уже достаточно взрослые, чтобы идти своей дорогой, делать самостоятельный выбор. У нас же все не как у людей.

Я обхватила чашку ладонями. Где-то в комнате зазвенел телефон. Отец посидел еще пару минут, может быть дожидаясь моего ответа, а может быть, в надежде, что телефону надоест трезвонить, а затем вышел из комнаты. Моя голова как-то разом опустела. Ни одной дельной мысли. Значит, мои родители уже давно живут отдельно? Когда мама приезжала в августе, отец уехал на неделю на дачу, но у него был отпуск… А перед этим она прилетала весной на два месяца, но почти постоянно работала в своей мастерской и приезжала домой поздно ночью… Это что же получается – я все прохлопала, пребывая в святой уверенности, что у меня самая чудесная семья на свете, не считая слишком активной сестрицы? Вспомнились слова Михаила Петровича: «Отношения между родителями это не та вещь, которую дети ясно видят». Надо съездить к нему, а то я и с ним умудрилась отношения испортить…

– Жень, у меня срочный вызов. Ты как?

Я повернулась к отцу. Он стоял в дверях, натягивая пальто.

– Не знаю… Мне надо это как-то переварить.

– Я могу надеяться, что ты не наделаешь новых глупостей? – Он выжидающе посмотрел на меня.

Я была уверена, что он говорит только о воспалении легких, но в желудке что-то неприятно екнуло.Вместо ответа я только кивнула. Дверь квартиры закрылась с тихим щелчком, оставляя меня наедине с роем мыслей. Каждый год в России разводятся около шестисот тысяч пар, и ребенок остается с одним из родителей. Я все-таки делаю собой статистику…

Глава 13

Тут все карты поднялись в воздух и полетели Алисе в лицо. Она вскрикнула – полуиспуганно, полугневно, – принялась от них отбиваться… и обнаружила, что лежит на берегу, головой у сестры на коленях, а та тихо смахивает у нее с лица сухие листья, упавшие с дерева.

Конечно, сначала я поревела – такой повод не каждый день бывает. Потом сделала уроки на понедельник, дочитала второе издание Роллингза и Морриса, [xxiv] даже убралась в квартире – нужно было чем-то занять руки и голову. Позвонил отец, сказал что задержится и чтобы я его не ждала. Первым делом я, конечно, подумала о блондинке, после чего испытала жуткое разочарование в себе – моя девочковая гениальность, видимо, не распространяется на внутрисемейные отношения. «Только дураки считают, что страдания – плата за оригинальность». [xxv] Когда плакать надоело, я вылезла в Интернет, чтобы почитать о воздействии развода родителей на детей. Пара чудных статей убедила меня, что, как жертва родительского развода, я буквально обречена на ранний брак с целью добрать недоставшееся мне душевное тепло, потом обречена на развод, потому что у меня сформируется представление о разводе как о приемлемом выходе из сложной семейной ситуации, плюс я не буду способной понимать своего мужа и сына. Спасибо, господа психологи, успокоили. Дать бы им всем молотком по голове. Вконец убитая новостями, я уползла спать.

Будильник прозвонил в половине седьмого. Фонари уже погасли, город погрузился в предрассветные сумерки. Темная квартира выглядела незнакомой и немного пугающей. Я на ощупь дошла до ванной, стараясь не шуметь. Мне не хотелось будить отца в такую рань и отвечать на неизбежные вопросы. Вчерашний разговор еще не улегся в сознании, да и нескоро уляжется. Мне нужно было время. Резкий свет лампочек над зеркалом полоснул по глазам. Я уставилась на свою заспанную физиономию и против воли усмехнулась. Как-то все это напоминало начало второго Сайлент Хилла, главное – чтобы без зомби обошлось.

А еще Влад сегодня уезжает…

Чтобы не дать себе расклеиться, я быстро умылась и оделась. Пришла эсэмэска – Вил должен был добраться до меня за десять минут.

Наверное, это даже хорошо, что его не будет в городе: я попыталась себя подбодрить, но получилось не очень хорошо. Со всеми этими новостями и сложностями ломать голову еще и над его отношением ко мне было бы слишком напряжно. Плюс – он же вернется?

Мне самой не понравился градус надежды в этом предположении. Глупо рассчитывать на то, что Вил вернется и вообще вспомнит обо мне. Да разве любовь имеет что-либо общее с умом! [xxvi]

Он уже стоял у подъезда. Шлем под мышкой, сигарета, шапка. Смешной он все-таки.

– Ну как? Поговорила с отцом?

Я неопределенно пожала плечами.

– Поговорила. Легче не стало, но кто на это рассчитывал. Поехали?

Мне не хотелось рассказывать ему про развод родителей, про мои страхи и переживания – не только потому, что я боялась разрыдаться. Просто сейчас, в полутемном дворе, среди темных фонарей, облетевшей листвы и гаснущих звезд, все это вдруг перестало казаться катастрофой. В Европе вон на каждые 2,2 брака приходится один развод – и ничего, живут люди.

– Пока меня не будет, можешь к Ромке поездить. Если, конечно, после полета не растеряла желание учиться.

Я покраснела, вспоминая свое идиотское поведение, и побыстрее натянула шлем. Влад завел двигатель. Я устроилась у него за спиной и прижалась к куртке, стараясь не думать о том, что это наша последняя поездка.

Небо медленно светлело, облака на востоке наливались золотом. Мокрая дорога блестела, кусочки неба в лужах то и дело покрывались рябью, пока мы проносились мимо. Плотный, совершенно не похожий на дневной ветер бил по перчаткам и джинсам, но я только крепче прижималась к Вилу, чувствуя, как стучит по спине растрепанная коса. Золотые купола храма Христа Спасителя отражали наливающуюся теплом полосу света над лиловой дымкой московского воздуха. Кудрявая поверхность реки была похожа на разлитый персиковый сок.

Мы вернулись к университету, когда солнце вынырнуло из розовой дымки, заливая золотом крыши торговых павильонов в Лужниках. Окна жилого комплекса «Воробьевы горы» словно разом засияли теплым, естественным блеском.

Машин на улицах стало больше, появились первые пешеходы – не хватало только матрешечников. Вил стоял рядом, опираясь рукой на перила. Он достал из кармана пачку сигарет, но под моим неодобрительным взглядом так и не решился закурить. А я так и не решилась ему сказать…

Полностью рассвело. Влад довез меня до подъезда и заглушил мотор. Я слезла с мотоцикла и остановилась рядом. Повисло неловкое молчание. Вил кинул быстрый взгляд на наручные часы. Мысленно обозвав себя идиоткой за то, что молчу, и кретинкой за то, что собираюсь сказать, я все-таки выдавила из себя:

– Ты позвони, как вернешься. Мне же нужно айпод тебе отдать, – торопливо закончила я.

– Договорились. И никаких поездок без шлема, – усмехнулся он.

– Это ты сейчас мне или себе?

– Один-один. Еще увидимся.

Одной мне показалось, что это прозвучало как обещание? Даже если не так – идиотская улыбка не сходила с моего лица, пока шум мотоцикла не слился с городским гулом.

Я побрела к дому, но вместо того чтобы войти в подъезд, села на холодную лавочку и окинула взглядом улицу. Сегодня нужно будет созвониться с Артемом, он, наверное, меня уже потерял, решить-таки проблему с текстурами. После обеда пойду в «Слона», встретиться с девчонками. Пока я не готова рассказать им про родителей и тем более про Влада, но всему свое время. В конце концов что в жизни важнее, чем друзья? Что бы я ни сделала – они меня поддержат. Конечно, Настя сделает круглые глаза, Варька обидится, что я не рассказала обо всем раньше, Ярик произнесет что-то вроде «фигня война, главное маневры»… Хорошо, что они у меня есть.