Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 50

Я часто падал во сне, и каждый раз было страшно. Однако такого жуткого падения еще не испытывал. Вниз, вниз, вниз! Со скоростью снаряда! И даже не крикнешь — стиснуло как железом...

Кресло отлетело и кувыркалось в стороне...

Скорее проснуться! Ну, скорее же!

Нет, не могу... Сейчас грянусь так, что меня не соберут ни во сне, ни наяву...

Я все же выдавил хриплое:

— А-а-а...

И луну заслонила крылатая тень. Самолет! Сережка!

Он догонял меня в крутом пике...

Круглый зев открытой кабины оказался рядом, меня зацепило бортом, перевернуло. И я даже не помню, как очутился в пилотском кресле. Сами собой защелкнулись на груди ремни.

— Сережка! Выходи из пике!

— Не могу! Инерция. Возьми ручку... на себя...

Я вцепился в резиновую рукоять, потянул ее на грудь. Изо всех сил! Но меня вместе с Сережкой-самолетом крутнуло, увлекло в обморочную спираль.

— Сережка, штопор!

— Жми правую педаль!

— Я же не могу!

— Жми, я сказал!

— Но я же...

— Жми!! Разобьемся!..

— Не могу!

— Можешь!! Иначе конец!..

Я заплакал, потому что понял — и правда конец. Настоящий! За что? Я не хочу!.. — И надавил педаль. Как в старых снах про свой самолет.

Самолет Сережка сделал еще два витка и вышел из штопора. Я надавил левую педаль, потом ослабил обе. И опять потянул к себе ручку. И ощутил, как меня вжимает в пилотское кресло: самолет по дуге переходил в горизонталь.

И вот мы уже ровно летим над каким-то полем. Я вижу, как серебрится трава. Совсем близко.

— Садись, — измученно говорит Сережка.

— Без огней? Ничего же не разглядеть, грохнемся...

— Не грохнемся, садись.

И я сажаю самолет среди высокой травы.

Тихо вокруг, только в ушах звенит. И ноги болят от напряжения.

Понимаете, они болят!

Я долго сидел, прижавшись к спинке, и молчал.

Сережка наконец сказал через динамик:

— Приехали. Выбирайся.

Я расстегнул ремни. Толкнул легкую дверцу. И стало страшно: вот попробую шевельнуть ногами, а они... опять мертвые.

— Выбирайся, Рома, — повторил Сережка. И ласково, и строго. — Теперь ты можешь.

Я... двинул одной ногой. Другой... Могу! Я опустил ноги из кабины. Зажмурился (и глазами, и внутри себя) и прыгнул. Упал на четвереньки. Но тут же понял: ноги живые! По ним бежали мурашки. Я ощутил мокрую густую траву.

Я встал. Покачался. Шагнул. Ноги слушались. И с каждой секундой в них нарастала упругая сила! Если захочу, могу запрыгать, как жеребенок! Только страшновато поначалу...

Толчок воздуха качнул меня, и оказалось, что Сережка рядом. Не самолет уже, а просто Сережка.

Он обнял меня, крутнул за плечи.

— Вот видишь! Все получилось!

А я словно немой сделался от радости.

— Пошли! — велел Сережка.

Я сделал шаг, другой... Влажные листья и стебли прилипали к ногам, это было такое счастье — чувствовать траву.

Травы раскинулись до горизонта. Они были в мелких капельках, и эти капельки блестели под луной. Луна теперь казалась очень маленькой, она быстро бежала среди клочковатых облаков.

Кое-где торчали каменные глыбы, похожие на идолов и заколдованных чудовищ. Но редко друг от друга, поэтому я ни одну не зацепил при посадке.

— Сережка, где мы?

— Не все ли равно? Главное, что ты на ногах!

— Но все-таки... здесь Безлюдное Пространство? — Для меня это было почему-то очень важно.

— Конечно, — успокоил меня Сережка. — Только я не знаю, какой это слой. Занесло нас после штопора...

— Как хорошо, что ты успел меня подхватить!

— Ага! Я почуял, что ты в провале, — и к окну. Грянулся пузом о раму, о стекла и сразу — лечу! И ты кувыркаешься рядом...

— Ты прыгнул прямо из башни Старика?

— С четвертого этажа...

— Вот это да!.. Старик, наверно, до сих пор сидит с разинутым ртом...

Сережка помолчал и выговорил, словно стыдясь чего-то:

— Не думаю... Мне кажется знаешь что? Скорее всего, Старик это все и подстроил.

— Зачем?!

— Ну... решил помочь тебе, а открыто это делать не хотел.

— Ничего себе помощь!

— А разве нет? — виновато рассмеялся Сережка. — Ведь ты же встал на ноги...

— Это я с перепугу!

— А перепуг-то благодаря Старику! Я ему как раз говорил про тебя, а он сидел насупленный, не отвечал, и вдруг...

— А если бы я не сумел нажать на педаль?!

— Значит, Старик знал, что сумеешь...

Не хотелось мне, чтобы мое счастье, мое спасение было заслугой какого-то Старика. Меня вылечил Сережка! Только он!

Однако Сережка настойчиво сказал:

— Надо быть справедливым. Старик не такой уж злой.

И тогда я хмуро попросил:

— Расскажи о нем...

Как хорошо было брести по бескрайней ночной степи, где пахло прохладной полынью и еще какими-то горькими травами. И ощущать в ногах живую силу. И раздвигать ногами влажные колосья. И слушать Сережку. Хотя рассказ его был печальным...

Дорогу в Заоблачный город Сережка нашел прошлым летом. Бродил по заброшенной заводской территории, забрался на ржавую эстакаду и там увидел, что с нее уходит в закатное небо длинный дощатый тротуар. И пошел. Замирал от страха, зажмуривался, чтобы не видеть пустоту вокруг, но все же шагал...

— А потом уже стало все равно. Что вперед, что назад — одинаково страшно... Ну, и в конце концов оказался я в этом Городе... Сижу на Бульваре, кругом люди гуляют, все такие довольные, а я голодный. Не знаю — то ли обратно идти, то ли постараться еду какую-нибудь добыть? А как ее добудешь?.. И тут подходит он. Я тогда еще не знал, что он маг и ученый...

— Значит, не похож на обычного колдуна?

— Конечно, нет! Он знаешь на кого похож? На старого артиста или дирижера. Такой худой, высокий, выбритый. С галстуком-бабочкой... Ну, и говорит мне: «Молодой человек, вы голодны. Пойдемте со мной...» Привел к себе, накормил, расспросил: кто, откуда. Вежливо так. А потом: «У вас несомненные способности, раз вы сумели проникнуть в здешнее Пространство. Хотите заниматься в моей школе?» Ну я и стал приходить, учиться у него. Два раза в неделю. У него двадцать три ученика. Семнадцать пацанов и шесть девчонок. А я был двадцать четвертым...

Дальше Сережка рассказал, как Старик учил ребят тайнам разных измерений и пространств — Запредельных, Безлюдных, Придуманных... Раскрывал... природу человеческих снов. Объяснял, как эти сны, выведенные за пределы трехмерного пространства, могут сделаться настоящей жизнью. Только...

— Что «только»? — тревожно спросил я. Стало неуютно. Длинные тени двигались перед нами по верхушкам травы, накрытой переменчивым лунным светом.

— Я до конца в этом не разобрался. Он меня прогнал...

— Почему?!

— Я же говорил. Потому что я трус...

— Неправда!

— Правда. Я испугался выполнять учебное задание...

— Какое?

— Упражнение. Переход из одного сна в другой. Надо было выйти на Туманный луг, найти провал и прыгнуть. И если не испугался — очнешься в своей постели. Будто проснулся...

— А если испугался?

— Не испугался никто. Кроме меня... А я как почуял, что падаю, — такой ужас во мне! Как спастись?! И превратился в самолет, чтобы не разбиться...

— Это же здорово! Чудо такое!

— Я тоже сперва обрадовался. Показал старику, как это у меня получается. А он... прямо весь накалился от гнева. «Я, — говорит, — не позволял соваться в те сферы, которые вы знать пока не должны. Вы просто-напросто струсили и не сдали экзамен. И потому — можете быть свободны...» Ну... я и ушел... Потом еще хотел вернуться, не к Старику, а просто так, чтобы побродить по городу, но дороги от той эстакады уже не было. Хорошо, что ты нашел другой путь — от Мельничного болота...

— Сережка! А почему ты говоришь, что Старик — не злой? Если он так с тобой...

— Может быть, он сам испугался...

— Чего?