Узник страсти - Блейк Дженнифер. Страница 23

Медленно и неохотно Равель убрал руки с ее плеч и поднял их к ее волосам, нащупывая пальцами булавки, которые удерживали прическу. Одну за другой он вытаскивал их и бросал на пол, и они, падая, издавали нежный мелодичный звук. Ловким движением он расплел косы и расправил по плечам шелковые волнистые пряди волос. Только после этого он перешел к пуговицам.

Аню охватила удушающая паника, когда она почувствовала его теплые и уверенные пальцы на своей обнаженной спине. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы заставить себя сидеть спокойно, что бы позволить ему эту интимность. Она так долго уберегала себя от осквернения, что не была уверена, что сможет вынести то, что должно было сейчас произойти. Несмотря на все попытки успокоить себя она вовсе не была в этом уверена.

Однако он не ожидал дальнейшего разрешения, а когда платье было расстегнуто и соскользнуло с плеч, принялся развязывать кринолин и нижние юбки и расшнуровывать корсет. Через несколько минут он уже снимал с нее через голову одежду слой за слоем и бросал в сторону, как будто срывал лепестки с цветка.

Когда на ней остались только лифчик и панталоны, она повернулась к нему лицом. Он протянул руку, чтобы взяться за конец голубой ленточки, стягивающей лифчик вверху, и медленно потянул за него. Узел развязался, и края тонкого батиста разошлись, обнажив мягкую округлость грудей. Кончиком пальца он еще чуть-чуть раздвинул края лифчика и сделал глубокий, с легким присвистом вдох.

Мягкий свет лампы отбрасывал красно-золотые отблески на волосы и придавал ее ярко-синим глазам нежный блеск морской дымки, пронизанной лучами солнца. Он заливал золотым светом ее скулы, оставляя на щеках под ними небольшие треугольные тени, и своим блеском подчеркивал безупречную округлость ее грудей, так что они казались усыпанными золотой и перламутровой пылью.

Аня подняла на него взгляд, удивляясь его неторопливости, его очевидному наслаждению процессом ее раздевания. Его лицо было сосредоточено, а уголки губ поднимались, придавая его лицу выражение безмерного удовольствия. Он посмотрел на нее и, увидев, что она наблюдает за ним, остановился.

Его улыбка стала шире, а чувственное лицо медленно просветлело. Отодвинувшись от нее, он лег на кровать, вытянувшись во всю длину и заложив руки за голову. Глядя ей прямо в глаза, сказал:

– Моя очередь.

– Ты имеешь в виду… Ты хочешь, чтобы я тебя раздела?

– Именно так, – подтвердил он с большим удовольствием.

Внезапно она ощутила странное волнение, зарождающееся внутри, нарастающее чувство безрассудства и сопутствующее ему ощущение свободы. Она может дотронуться до него, он хочет, чтобы она дотронулась до него. Ничто не могло помешать ей сейчас удовлетворить любопытство, которое она всегда испытывала по отношению к мужчинам и таинствам брачной постели. Благодаря откровенности креольских леди, а также рабынь, она обладала теоретическим знанием мужской анатомии и процесса, ведущего к произведению потомства, но в ее понимании обоих этих предметов все же были некоторые темные места. Сегодня ночью ей станет все понятно.

Опираясь на одну руку, она наклонилась над ним. Дрожащими пальцами дотронулась до костяных пуговиц его рубашки и одну за другой она расстегнула их и раздвинула края красной фланелевой рубахи, обнажив твердую поверхность груди, покрытую темными волосами. Аня провела кончиками пальцев по этой курчавой поросли, удивляясь впечатлению одновременно жесткости и мягкости, а также неуступчивой твердости его мышц. Она провела ладонью по его затвердевшим соскам, осознав благодаря, его судорожному вдоху его чувствительность в этом месте. Но она не стала задерживаться, а скользнула рукой вниз, по плоскому и упругому животу, чтобы выдернуть рубашку из-за пояса брюк.

Он шевельнулся, чтобы ей было удобнее, потом, после того как она освободила рубашку, приподнялся на локте, чтобы дать ей возможность снять ее. Она ладонями провела по его шее и плечам, сбрасывая с них мягкий материал до тех пор, пока не освободила его руки до локтей. После этого подвинулась поближе к нему и двумя руками стянула рукава.

Ее груди трепетали, а соски тут же затвердели, как только она прикоснулась ими к его груди. Внезапно она ощутила исходивший от него теплый мужской запах, смешанный с запахом душистого мыла и хлопковым запахом фланелевой рубахи. Она почувствовала медленно нарастающую внутри волну непривычных ощущений, но не стала задумываться над ними. Опустив глаза, сняла наконец с него рубашку и бросила ее на кучу своей одежды, лежащую рядом с кроватью.

Он лежал на спине. Тут же, не дожидаясь, пока храбрость покинет ее, расстегнула его брюки. Откинув клапан, она обнаружила кальсоны из такого тонкого льняного полотна, что они казались почти прозрачными. Не будучи уверенной в том, что делать дальше, она заколебалась.

На лице его мелькнула улыбка. Носком ноги он стащил с другой ноги ботинок, а затем поступил точно так же и со вторым. Они упали на пол с глухим стуком, который в тишине показался очень громким. Точными экономными движениями он снял носки, протянув их через кандалы, а затем освободился от брюк и белья. Эги два последних предмета также оказались на полу.

На бедре у него был длинный шрам, след глубокой раны, выглядевший довольно болезненно. Аня не отрывала от него свой взгляд, так как это освобождало ее от необходимости смотреть куда-либо еще. Делая вид, что обеспокоена, она протянула руку, чтобы прикоснуться к шраму, но в тот момент, когда она дотронулась пальцами до него, беспокойство ее стало подлинным.

– Откуда у тебя это?

– Испанец в Никарагуа ударил штыком.

– И ты..? – Она остановилась.

– Убил ли я его? Да, убил.

В его голосе было слышно напряжение, как будто он ожидал осуждения с ее стороны. Она осторожно сказала:

– Он мог бы тебя искалечить.

– Это не имеет значения, – сказал он. – Не сейчас. – Внезапно он понял, что говорит чистейшую правду. Это действительно не имело значения. Ничто не имело значения, кроме этого момента и странного договора, который соединял их.

– Нет, – прошептала она.

Он посмотрел на нее своими черными матовыми глазами, в темной глубине которых скрывались таинственные тени. Быстрым движением, прежде чем она успела понять, что он делает, он распахнул ее лифчик и снял его. Его взгляд засветился, остановившись на ее безупречно симметричных грудях с сосками нежно-абрикосового цвета. В горле застыл звук, который можно было принять за вздох глубочайшего удовлетворения или за высвобождение спрятанного глубоко внутри недоверия, и он, положив руки ей на плечи, притянул ее к себе. Ее волосы скользнули вперед и окружили их подобно красновато-коричневому атласному занавесу. Этот поблескивающий в лучах света занавес отгородил их от остального мира, создав ощущение опасной близости, напоенное ароматом дамасских роз. Ее грудь была прижата к его груди. Он взял в ладони ее лицо и медленно приближал его к себе, пока ее губы не прикоснулись к его губам.

Его четко очерченные страстные губы прижались к ее губам, в них не было никакой жесткости, только уверенная просьба и жаркий чувственный соблазн. Его язык поддразнивал чувствительную и нежную линию ее губ, исследовал то место, где они смыкались. Он обнаружил небольшую ранку, которую он нанес ей зубами в тот момент, когда его ударили по голове предыдущей ночью, и мягкими поглаживаниями языка облегчил боль. Захваченная этой нежностью, она, приоткрыв губы, позволила ему проникнуть глубже и осторожно, но в то же время испытывая при этом удовольствие, прикоснулась языком к кончику его языка.

Где-то в далеком уголке сознания поднялся слабый пуританский протест против ее содействия собственному падению. Совесть диктовала ей необходимость подчиниться, но она не требовала от нее наслаждаться этим подчинением. Она предпочла бы обвинить в случившемся вино, которое, смешавшись с кровью, тяжелым потоком текло в ее жилах, или исконную женскую слабость, или даже непреодолимую силу Равеля. Но причина была не в этом. Причина лежала в ней самой, в возбуждении давно дремавшей страсти, желания, которое давно ждало своего удовлетворения. Она инстинктивно использовала этот шанс, чтобы испытать на себе самое щедрое вознаграждение, предоставляемое жизнью за всю ту боль, что испытывает человек на жизненном пути.