Девочка и мальчик - Герлих Гюнтер. Страница 14

Франк застает ее за этим занятием.

— Это отец, — поясняет он, — мне хочется все снова и снова его рисовать. На знакомой модели можно выяснить свои возможности. Что скажешь, как мои попытки?

— Да я твоего отца почти и не знаю, видела его один-единственный раз.

— Ты права. Отца нужно хорошо знать, чтобы оценить, что я попытался сделать.

Он расставляет чашки и тарелки.

— Ты чай пьешь? Я по утрам всегда пью чай.

— Налей, — соглашается Катрин.

Франк так пристально смотрит на нее, что Катрин смущается.

— Ты хорошо выглядишь, — говорит он, — видно, уже поправилась. Слава богу, а то история эта не выходила у меня из головы.

— Рана почти зажила, — подтверждает Катрин. — Ты не беспокойся.

— Усаживайся поудобней.

Франк угощает Катрин. Его мать сварила яйца и не поскупилась на колбасу и ветчину.

Странно, но Катрин не чувствует себя в этом доме чужой.

Франк поглощает завтрак с завидным аппетитом, ну, а раз Катрин пьет только чай и не собирается подкрепляться, он сам делает бутерброды и пододвигает их к ней:

— Ешь. Терпеть не могу, когда ломаются.

— Но я хорошо позавтракала, — защищается Катрин.

— Что ж, это будет второй завтрак.

Так в это утро Катрин дважды окружают заботой, правда по совершенно разным причинам.

Да, это февральское утро Катрин запомнит надолго.

Сегодня Франк такой веселый, разговорчивый и не скрывает радости, что пришла Катрин. Он допускает ее в свой «мир», а так поступают, только полностью доверяя человеку; Франк рассказывает ей, что увлекается живописью, что у него целая коллекция пластинок — от классики до джаза, битлов и рок-музыки; рассказывает, какие любит книги.

Катрин внимательно слушает, по временам, правда, она не слышит его слов, просто смотрит на него, вглядывается в его лицо, восхищается его общительностью и его манерой говорить. И думает при этом, что всем, чем он увлекается, может увлекаться и она.

Франк ставит пластинку, звучит мелодия из оперы «Скрипач на крыше», записанная в «Комише Опер». Мелодия эта, говорит Франк, трогает его до глубины души, он может слушать ее бесконечно.

Мелодия и девочке очень нравится, она тоже слушала эту оперу, ходили они с классом. К сожалению, сидели в задних рядах и не получили настоящего удовольствия.

Кое-кто вообще ничего не понял да и не проявил желания вслушаться в музыку. Катрин рассказывает об этом Франку. Он тотчас предлагает ей еще раз сходить в оперу, он купит билеты.

С возмущением отзывается он о сверстниках, безразличных к тому, чего они с ходу не поняли. Тут Франк забывает о всякой корректности. Стоя у окна, он барабанит пальцами по стеклу и резко говорит:

— Ведь это же идиотизм, тащить всех в оперу. Чтобы все были доками в музыке! Вред чистой воды. Мечут бисер перед свиньями. Такие ребята ничего не слышат и не видят. Болтают, мешают, жрут конфеты, острят. Тут уж ничего не поделать. — Он оборачивается, улыбается: — Да я сам такой же идиот. Психую. А во имя чего? Сейчас поставлю тебе другую пластинку. Отцу подарили, а он мне отдал. И не подозревал даже, какая это ценность.

Звучит современный джаз.

В дверь стучат, и она тотчас распахивается, входит госпожа Лессов. Быстрый взгляд: девочка сидит на кушетке, сын — на коленях перед стереопроигрывателем.

— Вы останетесь обедать? — спрашивает госпожа Лессов.

— Ну, разумеется, мама, а что ты нам предложишь?

— Как всегда на каникулах — вкусненького.

— Говорите, пожалуйста, мне «ты», — просит Катрин.

Госпожа Лессов приглядывается к Катрин:

— Сколько же вам лет?

— Скоро пятнадцать.

— Я считала, что вы старше.

— Чудесный возраст, — вставляет Франк. — А ты так по думаешь, мама?

Чудесный возраст? Каждый возраст имеет свои преимущества. Так я, значит, буду говорить «ты».

Франк обнимает мать:

— Вечно у тебя церемонии.

— Ну, не знаю, какие тут церемонии. С Катрин мы знакомы всего-то два часа, я с ней и десяти фраз не сказала, — отвечает госпожа Лессов, выходя из комнаты.

— Уж такая у меня мама. Почему, сам не знаю. Она была когда-то чертежницей на том же заводе, что и отец, а ее отец — мой дед — был там мастером.

— Может, это ты слишком дерзкий.

Франк пожимает плечами, смеется.

— Я люблю ее такой, какая она есть. Мне с ней чертовски хорошо.

— Представляю себе.

Обедают они в столовой, обставленной старинной солидной мебелью. На столе стоит многосвечный канделябр, горят свечи.

Госпожа Лессов предлагает Катрин:

— Можешь сесть рядом с Франком.

«Праздничный стол, — думает Катрин, робея. — И это в обычный рабочий день».

— У вас всегда так накрывают? — спрашивает Катрин, когда госпожа Лессов выходит из комнаты.

— Всегда? Ну что ты. Изредка. Когда у меня, к примеру, каникулы.

— Так пышно.

— Думаю, что это не только для нас. Придет наш господин и повелитель.

Да, на стол подают, когда появляется господин Лессов.

— Привет, — здоровается он, — вот так сюрприз. Девочка, которую наш сын ранил. Ну, а как она нынче выглядит? Бодрая, красивая.

Он пожимает Катрин руку, садится за стол, пододвигает к себе стакан для пива.

— Открой бутылку, — просит он Франка, — я умираю от жажды, — и наливает себе и Франку.

Когда госпожа Лессов входит с подносом, господин Лессов уже с наслаждением пьет пиво.

— Роберт, — замечает она с неудовольствием, — минутку ты бы мог обождать.

— Не мог, нет, — возражает он, — моя пересохшая глотка требовала влаги.

Госпожа Лессов разливает суп по тарелкам, потом они едят шницель с цветной капустой. Господин Лессов ослабил узел галстука, пьет второй стакан пива и рассказывает обо всем на свете.

Франк — Катрин обратила на это внимание — накладывает себе и ест так же непринужденно, как и отец. Поддерживает при этом разговор с отцом. Госпожа Лессов не слишком разговорчива.

Покончив с едой, господин Лессов откидывается на спинку стула.

— Ничего нет лучше хорошего обеда. Эльвира, а куда ты упрятала водку?

Жена приносит бутылку пшеничной. Господин Лессов поднимает рюмку:

— За здоровье всех присутствующих.

Теперь госпожа Лессов начинает убирать со стола, Катрин готова вскочить, хочет помочь.

Но господин Лессов кладет ей руку на плечо.

— Оставь. Во владения моей супруги никому не дано вторгаться. Ты, чего доброго, поставишь тарелки слева, а не справа от мойки и все там спутаешь. Предоставим уборку стола нашей мастерице.

И он приглашает всех в гостиную.

— Эльвира, — обращается он к жене, — крепкий кофе через полчаса был бы очень кстати. Для молодых людей тоже.

Катрин идет рядом с господином Лессовым. Они почти одного роста. Взгляд господина Лессова выдает его мысли. И он свое мнение не утаивает, говорит сыну:

— А твоя Катрин мне нравится!

— Да, ты в этом понимаешь, — откликается сын.

Отец улыбается.

В гостиной стоят кожаные кресла, большой солидный диван, телевизор и много цветов на подоконнике. Франк приглашает Катрин сесть на диван.

— Ногу можешь вытянуть, — говорит господин Лессов и закуривает сигарету. — А ты куришь?

— Нет.

— Очень хорошо, бережешь здоровье.

— А вы не бережёте? — спрашивает Катрин.

— Благоразумие — это одно, желание — другое, — отвечает господин Лессов и протягивает сигарету сыну.

На диване сидеть очень удобно.

Господин Лессов расспрашивает Катрин о том о сем, охотно и сам рассказывает, порой удивляя Катрин. Так, например, он хорошо знает мастерские отца. Катрин отвечает не очень уверенно. У нее даже возникает такое чувство, что господин Лессов хочет только допытаться, какой она человек. Однако это чувство скоро пропадает, отец Франка смеется и шутит, вступает в спор с сыном.

— Мой глубокоуважаемый сын истинный счастливчик, — говорит он, — по его вине происходит несчастный случайна жертва, вместо того чтобы ругательски его ругать, приезжает к нему в гости. Никаких у парня неприятностей, одни приятности. Вот так у него всегда. Если дело и дальше так пойдет, он в жизни не испытает трудностей.