Девочка и мальчик - Герлих Гюнтер. Страница 16
— Ты написал такое таинственное письмо, мне бог знает что пришло в голову.
— Правда?
— Да.
— Я уезжаю, — говорит Франк, — к бабушке и дедушке в Штральзунд. Старики прихворнули. Нужно присмотреть за ними. Отцу, как всегда, некогда.
— Вот как, — бормочет Катрин, — в Штральзунд.
— И мне захотелось увидеть тебя еще раз.
— В Штральзунде я никогда не была.
— Поехали со мной!
— Хорошо бы.
Поезд делает резкий поворот, и Катрин невольно налетает на Франка, хочет отодвинуться, но он ее не отпускает.
Станция Франкфуртер-аллее; двери открываются, люди протискиваются в вагон. Катрин оттесняют от Франка. Какой-то пассажир тащит тяжелый чемодан.
— А ну, подвинься, — резко бросает он Франку.
Но Франк, глянув на него, не отвечает.
— Эй ты, оглох? — сердится тот и тычет Франка в грудь.
— Вы это мне говорите? — удивляется Франк. По вы, видимо, ошиблись, я и не знал, что мы на «ты».
— Ну, это уж слишком! — возмущается пассажир.
— Совершенно точно, — подтверждает Франк и притягивает к себе Катрин.
Пассажир багровеет, подхватывает чемодан и отставляет в другое место.
— Летом, — говорит Франк Катрин, — ты поедешь со мной в Штральзунд.
Летом. До того еще жуть сколько времени.
— Знаешь, бабушка и дедушка живут у самого залива. Оттуда ты увидишь Рюген. А при хорошей видимости и Хиддензе.
— Я два раза была на Балтийском море. В Варнемюнде.
— Ну, там народу битком. Суетня.
— Ах нет, чудесно было. Какой широкий пляж! Мне хорошо, когда вокруг много людей. Они мне не мешают. А мама так даже любит, чтоб жизнь кругом кипела, и для Габриели главное шум и веселье.
— А как ты относишься к сестре? — спрашивает Франк.
Катрин не успевает подробно ответить, поезд подъезжает к станции Лихтенберг. Одно только говорит:
— Габриель хорошая портниха.
— И брюки шьет?
— Ясно.
Франку нужно еще купить билеты. У обеих касс стоят длинные очереди. Франк сует Катрин в руку пятьдесят марок и просит тоже встать в очередь. Кто первый подойдет, тот и купит билет.
Франку удается купить первому, кого-то он уговорил, и его пропустили вперед. На платформе сильный ветер, и они укрываются за будкой. Поезд еще не подошел.
— Иди ближе, — говорит Франк, — ты замерзла.
Катрин прижимается к нему и засовывает холодные руки в карманы его пиджака.
Франк целует ее.
— Через неделю я вернусь.
И вот уже подходит поезд, тепловоз и вагоны влажно поблескивают.
— Пора, — говорит Франк, бережно вынимая ее руки, все еще холодные, из своих карманов.
— У тебя нет перчаток? — спрашивает он.
— Забыла.
Франк идет вдоль состава, ищет вагон первого класса.
Катрин удивлена.
Вот он уже нашел и вагон и купе, в котором сидит всего два пассажирка.
— Счастливо, — говорит он.
У Катрин безвольно опустились руки, она с места двинуться не в силах.
Франк притягивает ее к себе. У них, и у Катрин и у Франка, губы холодные.
— Пиши мне, — просит она.
Войдя в вагон, он быстро идет по коридору, открывает дверь в купе и ставит свою сумку. Вернувшись в коридор, он опускает как можно ниже окно.
Катрин, задрав голову, смотрит на Франка.
Он кивает ей, но что сказать друг другу в эти минуты, они не знают. У нее мелькают какие-то мысли в голове, у него, возможно, тоже. Молодая женщина, сидевшая в купе, подходит к Франку: ее, видно, любопытство разобрало. Катрин ежится, ей хочется забиться куда-нибудь в щелку. Женщина разглядывает девочку, потом оборачивается к Франку и, поглядев вправо и влево, возвращается в купе.
Интересно, станет ли Франк разговаривать с ней во время поездки? Да, поговорит о погоде; а может, она будет читать книгу, и Франк спросит — какую. Так завяжется разговор.
По радио предлагают пассажирам закрыть двери. Франк кричит, улыбаясь:
— Всего-то недельку, и я вернусь!
— Счастливо! — Глаза у Катрин грустные-грустные.
Тепловоз трогает с места и быстро набирает скорость.
Катрин бежит рядом с вагоном. Но вот минута-другая, и Франка уже не видно.
Катрин облокачивается на перила ограждения. Хвостовые сигнальные огни поезда исчезают во мраке.
Когда Катрин оборачивается, она видит, что у одной из провожающих на глазах слезы, она все еще машет платком. Внезапно Катрин понимает, почему при прощании плачут…
…Дома ей открывает Габриель.
— Мы тебя уже ждем, — говорит она.
— Почему?
— Ужинать.
— Так рано?
— Да, сегодня так.
Катрин снимает куртку, вешает ее на плечики.
— Ну, давай же, — торопит сестра.
— Куртка сырая. — Катрин подходит к зеркалу, тщательно причесывается и видит за собой Габриель. — Начинайте. Зачем меня ждать. Мы же не договаривались.
— Да просто хотим посидеть все вместе за столом.
— И это говоришь ты?
— Да, я.
Катрин идет в ванную.
— Не выводи меня из терпенья.
— Но чем же? Тем, что хочу руки вымыть?
— Ты меня понимаешь.
— Понимаю, что ты не в духе.
Катрин подталкивает сестру из ванной и, закрывая дверь, видит ее изумленное лицо.
— Добрый вечер, — говорит Катрин, входя через несколько минут в кухню.
Мать бормочет:
— Добрый вечер.
— Наконец-то можно начинать! — восклицает отец.
— Но еще нет и полшестого! — удивляется Катрин.
— Верно. Да мы проделали долгий путь, замерзли и хотим есть, — ворчит отец.
— Суп очень горячий, — предупреждает мать и наливает всем.
Отец не поднимает глаз от тарелки. Катрин, как всегда, сидит напротив.
Она могла бы сейчас сказать: на месте отца за столом сидел два дня назад некий господин Бодо Лемке. Тогда и отец, и Габриель подняли бы глаза от тарелок. Катрин при этой мысли легонько улыбается. Это замечает только мать и улыбается ей в ответ.
— Вкусный суп, — хвалит Катрин.
— Мы привезли его из лесу. Поэтому-то он и вкусный, — констатирует отец.
Габриель наливает отцу пива в стакан.
— Вот хорошо — не слишком теплое, не слишком холодное, — доволен отец.
— А кока-колу я охотнее пью ледяной, — едва ли не с вызовом вставляет Катрин.
— Неразумно, — осуждающе качает головой отец, — так недолго желудок вконец испортить. А ты только-только выздоровела.
— Ну, не так уж я часто болею!
— Хватит болтать, ешьте суп, у меня еще полным-полно, — пытается утихомирить спорщиков мать.
После небольшой паузы отец говорит:
— А в лесу было все-таки очень хорошо!
— Мне бы тоже надо отдохнуть!
Мать и Катрин с удивлением глядят на Габриель.
— Возьми в счет отпуска несколько дней, домик свободен.
Еще ни разу не предлагал Дитер Шуман старшей дочери домик, всем известно, что Габриели этот домик в лесу глубоко безразличен.
— Вот и отлично, — Габриель прямо-таки в восторге. — Мы обмозгуем это предложение, да-да.
«Мы обмозгуем, — думает Катрин, — это она, конечно, Лемке имеет в виду».
Отец с матерью, кажется, и не слышат этого «мы» или не хотят слышать.
— Ты была у врача? — спрашивает отец у Катрин.
— Нет.
— Но ведь для этого ты уехала раньше!
— Не для этого, — возражает Катрин.
— А для чего?
— Мне нужно было быть в городе.
— Н-да, мы сегодня видели, для чего тебе нужно было быть в городе.
— Ну, ладно, ладно, Дитер, — вмешивается мать.
— Ничего не ладно, — волнуется отец.
— Я хочу еще супу, — просит Катрин.
Что с отцом? Она еще никогда не видела его таким.
— А что сегодня по телевидению? — спрашивает Габриель.
— Ничего особенного, — ворчит Дитер Шуман, — как всегда, ничего особенного.
— Может, для тебя ничего, — возражает мать, — а я посмотрю детектив.
Катрин отправляет в рот ложку за ложкой, хотя, вообще-то говоря, она сыта, не следовало ей просить добавки.
Отец берет пиво и уходит из кухни.
— А суп твой и правда вкусный, — говорит Катрин матери.
— Что с тобой сегодня? — возмущается Габриель.