Дорога к мечте - Нестерина Елена Вячеславовна. Страница 13
Граня, которая ради фигуры отказала себе в сладком, упиваясь своим счастьем, съела пирожное в один миг. Хотя, наверное, надо было растянуть удовольствие.
— Устаёшь — вон как проголодалась, — с заботливой улыбкой сказал Гриша, глядя, как уписывает Граня пирожное. — Ты подходи почаще — я буду специально запасы делать. Без еды нельзя. Смотри: все что-нибудь трескают.
Что там едят остальные, Агриппину сейчас не интересовало. Тем более что перерыв заканчивался. И Граня, которой на самом деле безумно хотелось расцеловать Гришу, схватила его за руку, крепко пожала. Гриша тоже пожал руку в ответ. Граня потянула её на себя, ожидая, что Гриша поднимется и обнимет её, как ей очень-очень хотелось. Просто обнимет — ничего такого.
Но он этого не сделал, хоть далеко не слабосильная девочка Граня тянула его за руку так, что ошибиться и понять, зачем она его тянет, было нельзя.
А-а, постеснялся — по проходу между рядов торопливо шагали к сцене актёры и актрисы.
Конечно, постеснялся…
Да и Граня пришла в себя. Отпустила руку Гриши, отошла на несколько шагов, помахала ему. Гриша помахал в ответ.
Граня махала ему со сцены — правда, уже не видела, отвечает ей Гриша или нет.
Глава 5. Макулатурные книжки
Это счастье нельзя было потерять! Из-за какой-то бумажки, разрешения этого родительского!
«Дожму я тебя, папочка!» — влетая в метро, уверенно подумала Граня.
Вспомнила, что сегодня у папы снова в телевизоре прямой эфир, так что звонка ждать надо только поздним вечером. Поэтому, выйдя из метро, она вытащила планшетник, открыла закладку с культурным каналом. Шоу уже шло. Граня вставила наушники и, одним глазом глядя на дорогу, а другим в экран, направилась домой. Ей и не хотелось упускать того времени, когда программа кончится (и папа наконец включит мобильник). И просто Граня привыкла любоваться своим остроумным телепапочкой!
А в передаче как раз громили дамские любовные романы. И не только любовные, но и вообще все написанные дамами и для дам — и детективы, и мистические, и исторические. Граня усмехнулась: вспомнила, как, когда она была ещё маленькая, но они уже жили вдвоём с мамой, мама вдруг узнала, что настоящее имя самой плодовитой и самой известной писательницы весёлых детективных романчиков — Агриппина. Просто на обложках книг она его прячет под нейтральным именем. Ух, как мама разозлилась! Мало ей для страданий того, что ребёнок носит это жуткое имя — в честь мамаши бросившего её негодяя! Так ещё и эта макулатурщица — тоже Агриппина!.. Запрет на ненавистное имя стал ещё более суровым — никто не имел права так обращаться к дочери Маргариты Паламарчук! «Граня Градова» — так были подписаны все вещи в детском саду, тетради в школе, так девочка значилась во всех списках. Граня — без отчества. В крайнем случае «А.А. Градова». Лишнее упоминание имени отца тоже маме было неприятно.
— Вырастешь — сама решишь, как тебе лучше называться, — пообещала Гране мама. — А пока только так.
Когда пришло время получать паспорт, мама намекнула, что, может, ты, доченька, фамилию папочкину-таки оставишь (лишнюю дверь откроет тебе его прославленная фамилия в интеллигентной интеллектуальной среде), но перепишешься, например, на Аграфену — это всё-таки одно и то же имя, что и Агриппина. И останешься себе по жизни Граней.
Папа попросил этого не делать. Граня металась-металась, так хотелось угодить и тому, и другому родителю, не создавать им лишних волнений. Но Аграфена — это просто невыносимо, это не имя, а его искажённая народом форма, ну как Авдотья вместо Евдокии. Поэтому, хоть Граня и старалась всегда встать на сторону мамы, порадовать её — одинокую, в отличие от счастливого в любви и новом браке папы, но пришлось Аграфене-купальнице сказать «нет». И остаться Агриппиной.
Мама обиделась. Но постаралась это скрыть.
Граня долго к ней подлизывалась, хоть и понимала, что все эти обидки на имена и отчества — всего лишь застарелый мамин невроз… Хоть маме от этого — будь невроз он или не невроз, — ой как несладко. Как человек может ещё реагировать, если его бросили? Вот то-то…
И Граня старалась и старалась радовать мамочку, подлизывалась, не лезла на рожон, в любом деле непременно сначала заручалась её одобрением.
А вот теперь что-то начала косячить и наводить тень на плетень… Но никуда не деться. Гране очень хотелось своей собственной жизни. И маме она это обязательно объяснит.
Но тоже не сейчас.
Опять не сейчас.
…С планшетным папой в руках девочка вошла в квартиру. Дома была полная иллюминация, из гостиной слышались оживлённые голоса и бубнёж телевизора. Нет, там не с папой передачу смотрели, конечно же, — мама и две её гостьи, писательницы, пили ликёр и с упоением комментировали судьбы незадачливых певичек, которые сменили благородные подмостки оперных театров на исполнение глупых попсовых песен. Или пытаются на двух стульях посидеть — попеть и там, и там.
Услышав это, Граня хотела вбежать в гостиную и с возмущением заявить, что они неправы, что почему бы и не петь и классический репертуар, и популярный? Она сама, например, так и собирается делать — после того, как поступит в Гнесинскую академию и отучится там.
Но благоразумно решила никуда сейчас не вбегать и никаких программных заявлений не делать, не дразнить гусей…
Вежливо поздоровалась со всей весёлой компанией, разделась и убежала в свою комнату. Поставила планшет на стол, вытащила наушники. Как раз закончилась реклама — и баталия в папиной передаче продолжилась. Две дамы-писательницы защищали свои изделия, их поддерживал прославленный художник. Одетый в строгий серый костюм, но по сути оставшийся всё тем же, кем он и был, татуированный фрик — молодой драматург, в прошлом говоривший и писавший исключительно цветистым эпатирующим матом, а ныне активно продвигающий в массы всё только возвышенное и нравственное, красивыми хлёсткими фразами громил любовные романы. Бабушка — заслуженный психолог, многословно и заунывно его поддерживала. Гранин папа остроумно поддевал тех и других, и на его шутки то и дело зрительный зал взрывался хохотом.
Папа был очарователен!
Уставшая Граня растянулась на диване, с удовольствием слушая его.
Постепенно разговор перешёл на то, что мало среди макулатурного потока романов для дамочек — так ведь есть же ещё и любовные романы для девочек!
Из зала тут же вышли хорошо знакомые Гране мамины подружки-критикессы и та самая писательница — главная победительница «Золотой закладки». Для тех, кто не знает подобного жанра, критики с удовольствием рассказали, что это такое и с чем его едят. И главное — кто ест.
— Девочки, глупенькие и доверчивые, которые не знают жизни и, главное, любви, — верят, что они, эти жизнь и любовь, такие, как они описаны в этих книжках! — в яростном возбуждении провозглашала писательница-победитель. — А они не такие! В детских романах типа «о любви» сплошь слащавые выдумки! Нельзя допустить, чтобы дети росли в розово-рюшечном мире обмана! На основании прочитанного они строят себе воздушные замки — и, вырастая, пытаются в этих бредовых замках прописаться и обжиться! А жить в мире химер и облаков нельзя!
Её образная вдохновенная речь сорвала аплодисменты и крики «Браво!». Ободрённая успехом, она обратилась к женщине, которую показали до этого лишь мельком. Сейчас эту женщину снова показали, и бегущая строка сообщила, что это автор любовных романов для девочек.
«Что это ещё за романы?» — подумала Граня. А победительница тем временем говорила:
— Вы понимаете, что это просто за чертой добра и зла — то, что вы пишете! Вы же совсем не знаете школьной жизни! Вот я, например, знаю эту школьную жизнь от и до! Я учитель с восемнадцатилетним стажем!
В этот момент ей снова шумно зааплодировали.