Открытие Джи - Джи - Гнедина Татьяна. Страница 12

— Но ведь электрически заряженная капля существует дольше, чем незаряженная?

— Совершенно верно.

— Значит, у нее есть своя жизнь.

— Вы — философ, юная леди. Но не буду вам мешать.

— Спасибо, мистер Томсон.

Перед дверью аудитории Джи-Джи остановился, и ему очень захотелось, чтобы на сегодняшней лекции оказалась не случайная студентка из колледжа мисс Бернар, а Роза-Элизабет Пэйджет…

Она сидела в четвертом ряду справа. Он увидел ее сразу, когда поднялся на кафедру. Он разглядел тонкое шерстяное платье в мелкую клеточку, черную бархатную шляпку, чуть надвинутую на лоб. Длинные ресницы были опущены. Интересно, о чем она думает? Он стирал влажной тряпкой формулы с доски. Блестящая поверхность доски отсвечивала, и кто-то попросил занавесить окно. Томсон повернулся к аудитории.

— Сегодняшняя лекция будет посвящена жизни капли, — сказал он.

Пронесся легкий шорох по рядам.

— Да, да. Эта тема относится и к физике жидкостей, и к электростатике, и, быть может, к физике электрического разряда в газах, о которой мы еще ничего не знаем. Итак, что оказывает влияние на самостоятельное существование капельки тумана?..

После лекции Роза-Элизабет подошла к ТоМсону.

— Мистер Томсон, сегодняшняя лекция восхитительна, пожалуй, в аудитории еще никогда не было столько слушателей.

— По-видимому, это объясняется тем, что из-за плохой погоды отменили весельную регату, — улыбнулся Томсон, — и всем любителям спорта пришлось как-то занять свое время.

Роза-Элизабет засмеялась. Она держала сумочку, из которой выглядывал конспект лекций, вложенный в книгу о живописи.

— Вы еще не были на выставке итальянских художников, мистер Томсон?

— К сожалению, я так далек от искусства.

— Напротив, вы к нему очень близки. Это видно из сегодняшней лекции.

— А может ли искусство помочь сделать открытие? — улыбнулся Томсон.

— Только искусство — не может.

Роза-Элизабет покраснела. Смутился и Джи-Джи. Почему-то они оба подумали о том, что «только искусству», наверное, не хватает любви…

— Мне бы хотелось посмотреть на картину, копия которой всегда висела у нас дома, — сказал Джи-Джи.

— Какую?

— Женщина с тусклыми светлыми волосами выходит из створок раковины на морской берег.

«Венера» Боттичелли, — подсказала с улыбкой Роза-Элизабет.

— Толстая молодая женщина с тупым лицом, — заметил Томсон.

Роза-Элизабет расхохоталась.

— Вы непременно должны взглянуть на нее, мистер Томсон.

— А вы не согласитесь поехать со мной на эту выставку? Завтра? С лондонским поездом?

— С удовольствием. Меня приглашала к себе тетушка. Она живет недалеко от картинной галереи.

Томсон радостно кивнул.

— Я надеюсь завтра вас увидеть, если вы не передумаете.

— Я не передумаю…

Мимо прошел, чуть прихрамывая, Эбенизер Эверетт.

— Сэр Джозеф, вас просит к себе лорд Рэлей.

— Эбенизер, старина, сколько раз я просил не называть меня сэром Джозефом.

— Хорошо, сэр Джозеф. Они засмеялись.

Беседа с Рэлеем была сравнительно короткой. Лорд Рэлей начал с неожиданного предложения отдать его последнюю экспериментальную работу Шерлю. При этом Рэлей смотрел на обиженное лицо Джи-Джи улыбаясь.

— Вы создали великолепный метод, Томсон, но вам не хватает лабораторной аккуратности. Не сердитесь. Ваш эксперимент Шерль отлично доведет до конца без вас.

Наступила пауза.

— Мне кажется, дорогой Томсон, что вам пора собирать воедино все ваши фундаментальные исследования и искать для них достойную точку приложения. Теперь у вас будут для этого широкие возможности.

Он задумчиво посмотрел на Томсона, откинувшись на спинку кресла.

— Я уезжаю надолго к себе в Терлинг, — наконец сказал Рэлей, — Кавендишевская лаборатория остается вам.

Томсон, пораженный, не отвечал. Сказать: «Мне только двадцать семь лет — и я не ожидал этой чести»? Или: «Смогу ли я справиться с наследием Максвелла и Рэлея?» Да, но почему я должен отступать?

Рэлей, как бы угадывая его мысли, задумчиво кивнул.

— Я понимаю, победить сомнения трудно. Но наш выбор сделан не случайно: Кавендишевской лаборатории необходим фундаментальный ученый. Вы именно тот человек, который даст ей нужное направление. А о будущих открытиях не говорят, не правда ли?

Он встал и молча протянул Томсону руку.

Через полгода, в день своего двадцативосьмилетия, Джи-Джи был назначен директором Кавендишевской лаборатории.

…На следующее утро Томсон отправился на кембриджский вокзал к отходу лондонского поезда. Он имел франтоватый вид: широкий весенний галстук, отогнутые уголки накрахмаленной рубашки, красивый вязаный жилет и спортивный пиджак. В руках зонт-трость. Сейчас это модно. А ведь история зонта претерпела много изменений. Томсон оказался современником тех кембриджских новшеств, когда отсутствие зонта считалось верхом неприличия, мало того — зонт ни в коем случае нельзя было волочить по земле, его следовало бережно нести перед собой, не касаясь пола. Никто и не предполагал тогда, что придет время, когда зонт превратится в трость, и признаком элегантности станет небрежное покалывание его кончиком по земле.

Но все переживания с зонтом не стоили и десятой доли того, что надо было знать о своем гардеробе. Костюмы светского кембриджца требовали таких денег, что скромному бакалавру без поддержки семьи приходилось неустанно отрабатывать их за счет частных уроков, а подчас — шить в долг. Впрочем, и здесь существовала занятная традиция.

Случилось, например, так, что один из выпускников Кембриджа уехал, получив назначение и не расплатившись с портным. Вернувшись через четыре года, он пожелал отдать долг. Но портной, к величайшему его изумлению, отказался.

— Сэр, у нас издавна существует обычай: если заказчик в течение трех лет не расплачивается с нами, то мы распределяем его долг по счетам остальных клиентов.

Добропорядочность воспитывалась на каждой ступеньке прохождения кембриджцем через университет.

Жизнь в Кембридже была регламентирована и строго подчинена традициям. Размеренные разговоры о науке. Обстоятельное обсуждение преподавателями своих студентов и спортивных матчей — все это напоминало игру заведенных кукол-марионеток: «милейший Ватт», гуляющий с Джи-Джи по намеченным маршрутам; «милейший Монро», известный классицист, обожающий весельную регату, и многие другие прекрасные, добропорядочные ископаемые…

Итак, Томсон захватил с собой зонт. Мисс Пэйджет уже стояла на перроне кембриджской станции, а маленький паровоз с высокой трубой пыхтел у платформы. Неторопливо прогуливались дамы в длинных платьях и мужчины в котелках. Во втором классе поезда было свободно. Они заняли места, и белый паровозный дым, рассеиваясь во влажном воздухе, все быстрее разрывался за окном на мелкие облачка, перемешиваясь с подступающим из Лондона темным, густым туманом. Под стук колес Томсон слушал веселую болтовню Розы-Элизабет и радовался, что может смотреть на нее, не выдумывая для этого сложных предлогов. Сняв шляпу, она оживленно рассказывала об игре в хоккей и чертила кончиком своего кружевного зонта ход вчерашней игры. Хоккей был дамской игрой. Девицы, одетые в длинные фланелевые юбки, короткие жакеты и ботинки из легкой кожи, подбитые замшей, чтобы не скользить, разыгрывали изящные комбинации с шайбой, пользуясь небольшими клюшками. Мисс Пэйджет неплохо играла в этот игрушечный хоккей.

— А вы слышали об автомобильном пробеге, который совершила француженка Камилла Гаст? — спросила она, покончив с хоккейными новостями.

Автомобиль был тогда сенсационной новинкой. Захватывающая, бешеная езда со скоростью сорок-пять-десят километров в час! Риск. Аварии. Подвиги первых женщин-автомобилисток.

Томсон читал в газетах об этой знаменитой французской спортсменке. После автомобильных гонок она занялась водным спортом. Ее моторная лодка «Камилла» участвовала в пробеге между Алжиром и Тулоном. Ночью на море началась буря, волны захлестнули лодку, и Камиллу Гаст спасла французская субмарина под названием «Кибер». Ее капитан сделал ловкий маневр, поставив свою подводную лодку борт о борт с тонущим катером Камиллы Гаст.