Метели ложаться у ног - Ледков Василий Николаевич. Страница 26
— Потом еще тридцать пять оленей угнал. У него же.
— И всё?
— Всё.
— Это не то, — улыбнулся мудро Сэхэро Егор. — Надо другое делать. Надо отдавать оленей людям, у кого их нет. Только ради этого можно жить. Я это и делаю. Врагов у меня много, но и друзей хватает. Эго надо понимать. Сердцем и душой понимать. А началось всё очень просто. Отец умер, когда мне и десяти лет не было. Он батрачил у Гусиной Ноги — отца Сядэя Назара. Гусиную Ногу потом бешеные волки разорвали. Так ему и надо, негодяю! Туда ему и дорога. За грехи, конечно. А было вот что. Когда умер отец, Гусиная Нога до полусмерти избил мою мать, она не захотела отдаться ему, руку у него укусила, и тот нас с ней на чумовище бросил посреди тундры. Всех наших оленей угнал. За долги, сказал. Хорошо, что тут вэнодэтта-охотник Соленое Ухо нашел нас. Он нас и повез на собаках в охотничье становье на берегу моря. Так мы и выжили. Мать пимы и совики из нерпичьей шкуры шила, в избах убирала, посуду мыла, одежду стирала и чистила. Потому я и ненавижу всех богачей. Все они на одно лицо и повадки одни. Потому я теперь и угоняю оленей у богачей и дарю беднякам. В этом я и вижу свое счастье.
— Да-а, — задумчиво протянул Делюк. — А ты, пожалуй, в чем-то прав. Даже во многом прав!
— Прав не прав, но уже ничего не изменишь. У человека одно лицо должно быть. Тем он и ценен.
— Верно, — согласился Делюк и взглянул изучающе на Сэхэро Егора: — Ты, значит, думаешь, чтобы две головы у нас… рядом ходили?
— Хотел бы.
— Надо подумать. Но… как люди на это посмотрят?
— Бедных-то больше. За нас они будут.
— Тоже верно, — Делюк снова взглянул на Егора: — И много оленей ты уже угнал?
— Вся лапта [51] на моих оленях ездит.
— На твоих! — от души засмеялся Делюк.
— А на чьих же?! — искренне удивился Сзхэро Егор. — И чем больше будет таких людей — тем лучше. И за их спиной иногда можно уберечься.
— И тут ты прав, — всё больше начал соглашаться Делюк.
— Вдвоем-то — легче.
— Ладно, — согласился Делюк. — Один-два раза можно попробовать, а там — видно будет. И с кого начнем?
— Туси я давно не трогал по-настоящему, — сказал Сэхэро Егор и улыбнулся широко, потому что совсем недавно Туси-то и устроил ему засаду,
— Туей так Туей. Что ждать завтра? Сейчас поедем.
— Едем.
Упряжки в стаде появились неожиданно. Делюк не спешил с угоном оленей. Со всеми тремя пастухами он здоровался за руку и говорил:
— Делюк.
На обветренных лицах у пастухов открывались широко глаза. Не умея скрыть удивления и испуга, пастухи невольно отступали на шаг и бросали косые взгляды на Сэхэро Егора, которого они знали хорошо. «Быть беде!» — думал каждый из них, но молча подавал руку и Сэхэро Егору.
— Берите, сколько надо, но не так много, — сказал рослый ненец со шрамом над бровью, догадываясь о цели приезда неожиданных гостей, хотя присутствие Делюка вызывало сомнение. — Туси мы ничего не скажем. Нам ведь только по три месяца осталось быть у него. По-доброму хотим уйти.
Делюка смутила прямота и откровенность пастуха. Но хитрить и вводить в заблуждение безвинных пастухов ему не захотелось.
— Помногу ли он вам дает оленей? — поинтересовался он.
— Не знаем, — сказал маленький с круглым лицом мужчина и откинул капюшон. — По полсотне-то, может, даст.
— Добрый, выходит, у вас хозяин, — вставил Сэхэро Егор.
— Куда добрее! — бросил зло высокий со шрамом — Някоце он было дал семьдесят оленей, а через месяц угнал обратно. На голой земле оставил мужика. Ты ведь, Егор, знаешь его, Някоцю. Если бы не ты, он и сейчас торчал бы без оленей.
— Это верно, — подтвердил Сэхэро Егор и гордо взглянул на Делюка. — А мы, пожалуй, не тронем оленей. Живите. Люблю честность.
Не ожидавшие такого поворота дела пастухи были крайне удивлены, они молчали, как рыбы, не в силах обронить и слова.
— Поехали, — сказал Сэхэро Егор и первым стеганул вожжой по спине передового.
— Лакамбой'! — сказал Делюк и тоже поехал.
Отдохнувшие олени бежали легкой парящей рысью. Сэхэро Егор ехал первым и, поворачиваясь назад, смотрел на Делюка и улыбался. Когда отъехали уже далеко, Сэхэро Егор остановил упряжку, сошел с нарты и сказал:
— У них, небось, и подолы затряслись, да?
— Не говори!
— Но ничего: на три человека стало у нас больше друзей.
— Друзья ли они? Сам говоришь, что подолы затряслись. А птицу по полету видно.
— Да. И это правда, — легко согласился Сэхэро-Егор. — Смотря, куда ветер подует… Зря всё же мы оленей не откололи. Это вернее было бы.
— Согласен. Но жалко было на них смотреть. Особенно, когда я сказал им: лакамбой', — признался Делюк, лукаво улыбаясь.
— Жалеть не надо, но доверять можно, — сказал серьезно Сэхэро Егор. — Посмотрим, что у нас будет у Ячи.
— К нему, что ли, поедем?
— Что зря ездить? Прикидываться эдакими добренькими?
Тундра недолго качалась под нартами Делюка и Сэхэро Егора. Стадо они увидели издалека, Сэхэро Егор остановил упряжку возле края пасущегося стада и крикнул:
— Есть кто?
На голос никто не ответил. Только ближние олени удивленно подняли головы и с обычным равнодушием снова принялись за свой ягель.
— Должен же кто-то быть, — чуть ли не в досаде бросил Делюк кинувшемуся отпускать с поводков собак Сэхэро Егору и тут же показал подбородком: — Смотри!
К Делюку и Сэхэро Егору неслись сразу четыре упряжки. Первым ехал сам Ячи.
— И хозяин тут, — сказал Делюк и, взглянув на Сэхэро Егора, улыбнулся таинственно.
— Это — хуже! — еле слышно, чуть ли не одним носом прогундосил Сэхэро Егор и сделал кислое лицо.
— Ничего, — сказал спокойно Делюк. — Это мы ещё посмотрим.
Сэхэро Егор серьезно был озабочен появлением Ячи, потому что осенью прошлого года тот ранил его в ногу. Стрела попала в икру и не задела кость, и только потому Егор не хромал.
Узколицый Ячи не скрывал враждебного взгляда. Делюк видел, как на его узком лбу хмурились брови, когда тот поворачивался к нему.
— Какими ветрами? — сказал всё же Ячи, подавая руку Делюку. — Потом он повернулся к Сэхэро Егору: — Тьфу! А ты — не человек!
— Кто же он? — спросил серьезно Делюк.
— Вор! — бросил Ячи зло и, потемнев лицом, отвернулся.
— И вором надо родиться, — сказал Делюк, как бы машинально, и, собирая волю и внимание, приказал мысленно: «Усните! Сейчас же усните!» А сам показал поднятый кверху указательный палец: — Видите?
— Палец. Твой палец. Нгумбъя [52]. А что? — за всех ответил Ячи.
— Ничего. Сейчас вы уснете. Все уснете, — твердо и решительно сказал Делюк и приказал: — Спать!
Сэхэро Егор стоял с открытым ртом. Он видел, как у тех подогнулись вдруг ноги, и они упали на землю, безвольно раскидав руки. Все они лежали, посапывая и сонно шевеля губами.
— Ловко ты их! Ловко! — хлопая руками по подолу малицы, голосил Сэхэро Егор не то от радости, не то от удивления.
— Пусть зубы не скалят! — сказал Делюк, разглядывая спящих. — А нам, пожалуй, пора!
Делюк ехал впереди, показывая дорогу. За ним по холмистой тундре неслось стадо примерно в пятьсот голов, поднимая на ягельниках водяную пыль. Стадо подгонял Сэхэро Егор. Его голосистые собачки с громким лаем носились от одного края стада к другому, покусывая за задние ноги отстающих животных. На их лай и шум стада подавали голоса любопытствующие сятуки [53], высунув из-за травянистых кочек симпатичные рыжие мордочки.
На красноватом от горного ягеля холме Делюк остановил упряжку и стал поджидать Сэхэро Егора. Олени густо облепили холм, жадно хватая мягкими губами сладкий ягель.
— Сейчас, должно быть, они уже проснулись, — сказал Делюк, когда Сэхэро Егор подъехал к нему и бросил на землю хорей и вожжу. — Но ты не бойся: они и не вспомнят, кто у них был.
51
Лапта — равнина
52
Нгумбъя — указательный палец.
53
Сятуки — песцовые или лисьи выводки.