Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 114

— Не могу ли я поехать с барышней? — спросила служанка.

— К чему? Вас не допустят в кабинет следователя.

— Но кто ее привезет назад?

— Я сам, обещаю вам.

Старая Катерина закутала девушку в теплую шубу и накрыла шляпкой чудные, густые волосы.

Эмма была так слаба, несмотря на мгновенное сильное нервное возбуждение, что и Катерина, и Казнев должны были поддерживать ее с обеих сторон, пока она спускалась по лестнице.

На улице их ожидал Флоньи, удобно расположившийся на подушках четырехместной кареты.

А за жаровней продавца каштанов, притаившись, сидел Луиджи, жадно наблюдая за всем происходившим.

Он спрашивал себя, не разрушит ли планы Анджело этот внезапный отъезд девушки.

Прежде всего, надо узнать, в чем дело.

Поэтому он поспешил оставить свой пост и решил следовать за каретой даже бегом, если это потребуется, а пока встал в проеме одной из дверей, находящихся как раз против лавки.

Через несколько минут он увидел Казнева и девушку. Агент посадил ее в карету, уселся сам, отдал какое-то приказание, и карета покатилась.

Уже целых два дня, как оттепель и грязная, сырая погода сменили мороз.

Мостовая была скользкая. Маленькие лошадки, запряженные в карету, бежали тихо, постоянно останавливаясь и начиная идти шагом.

Луиджи следовал за каретой без малейшего затруднения. Он даже ничуть не устал и прибыл в одно время с экипажем к решетке большого двора окружного суда.

Карета въехала во двор.

Оружейник, разумеется, остался на улице наблюдать и выжидать, что будет дальше.

Обе дверцы открылись разом. Казнев и Флоньи выскочили и помогли Эмме выйти. Затем они исчезли вместе с нею в дверях мрачного здания суда.

— Как, — пробормотал Луиджи, — да неужели же и девчонка замешана? Нет, это что-то уж очень невероятное!

Карета продолжала стоять во дворе, и кучер спокойно закурил трубочку с видом человека, знающего, что ему придется ждать долго.

— Карета стоит, — продолжал рассуждать оружейник, — это значит, что цыпленка снова отвезут на улицу Дам. Тем не менее необходимо лично убедиться в этом.

Он свернул папироску, надвинул шляпу на самые глаза, поднял воротник пальто и, согнув плечи, сгорбившись, принялся ходить взад и вперед по тротуару.

Никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Казнев вошел прямо в кабинет следователя и сказал, что Эмма-Роза находится в коридоре с Флоньи.

— Приведите ее!

Агенты ввели девушку.

— Вы послали за мной, сударь… Сжалились ли вы надо мной наконец? Вернете ли вы мне маму? О, сделайте это, и я забуду все, что выстрадала из-за вас со вчерашнего дня… Я буду благословлять вас!

С этими словами она протянула к следователю свои миниатюрные ручки трогательным умоляющим жестом.

Господин де Жеврэ, точно так же, как и Казнев, был поражен страшной переменой в лице девушки. Верно, горе так сильно подействовало на нее, что за одни сутки она изменилась до неузнаваемости.

Сердце у него было незлое, и он кротко ответил, указывая на стул против его письменного стола:

— Садитесь, mademoiselle, мы поговорим о вашей матушке.

Затем вручил Флоньи бумагу, на которой только что написал несколько слов. Агент немедленно вышел из кабинета.

Помолчав немного, господин де Жеврэ проговорил:

— Вы, по всей вероятности, помните о той поездке, которую я предпринял в Сен-Жюльен-дю-Со, чтобы допросить вас?

— Да, сударь. Я была опасно больна в то время, но все-таки помню.

— Значит, вы не забыли, что в особенности мне хотелось узнать о вас?

— Нет, я этого не забыла. Вы хотели знать, узнаю ли я негодяя, убившего господина Жака Бернье и покушавшегося на мою жизнь, если встречусь с ним лицом к лицу.

— Да, я даже просил вас описать мне все приметы этого злодея, но вы лишились чувств и были не в состоянии ответить. Но то, что было для вас невозможным в тот день, по всей вероятности, окажется легким сегодня.

— Разумеется, я вам отвечу, сударь. Но, как бы ни хорошо служила мне моя память, каким образом я могу начертать вам точный портрет убийцы? Я знаю только, что он был брюнет, бледен, как мертвец, а его страшные, большие черные глаза метали настоящие молнии. Вот все, что я могу сказать. И, несмотря на это, я могу поручиться, что, как только его увижу, немедленно и безошибочно укажу на него и скажу: «Вот он, вот убийца!»

— Хорошо, в таком случае я сейчас сведу вас лицом к лицу с ним.

Эмма-Роза начала дрожать.

— Он будет здесь… — пробормотала она.

— К чему такой ужас, милое дитя? Вам совершенно уже нечего бояться теперь. Что может он сделать вам здесь, в нашем присутствии?

— Я хорошо знаю это, сударь, но, вспоминая прошлое, невольно дрожу от ужаса.

— Еще раз спрашиваю вас, хорошо ли вы запомнили убийцу?

— Он никогда не изгладится из моей памяти! Каждую ночь я вижу его во сне! Ужасный кошмар!

Господин де Жеврэ сделал знак Казневу. Последний отворил дверь, соединявшую кабинет следователя с соседней комнатой.

Немедленно конвойный, стоявший за нею с Оскаром Риго, втолкнул последнего в комнату.

Брат Софи подошел совсем близко к Эмме-Розе, которая совершенно безучастно следила за его приближением.

— Ну, что же, mademoiselle? — обратился к ней следователь, пораженный ее спокойствием.

— Как, что, сударь? Я жду.

— Чего вы ждете?

— Я жду, когда введут убийцу.

— Значит, это не он?

— Конечно, нет… Я вовсе не знаю этого человека… Я даже никогда и не видела его… Тут невозможна никакая ошибка… Тот гораздо выше, худощавее и смуглее… У этого нет тех ужасных глаз…

Оскар, лицо которого принимало все более и более торжествующее выражение, попытался было заговорить, но следователь жестом принудил его молчать и принялся снова засыпать вопросами Эмму-Розу. Девушка, совершенно уверенная в том, что говорит, ни на минуту не смутилась, ни разу не сбилась и отвечала вполне толково и без малейшей запинки.

— Это не он, сударь! Это вовсе не он! — повторила она раз десять на все лады.

— Ну, что? Ну, не говорил ли я!! — воскликнул Оскар, которому теперь уже положительно не было больше никакой возможности удержать свой язык. — Не был ли я прав, когда уверял и повторял, что я чист и бел, как первый снег, и невинен, как только что родившийся ягненок?!! Меня обвиняли в том, что я почти совсем насмерть задушил эту хорошенькую барышню и затем выбросил ее из вагона! А между тем она не только не узнает меня, но даже прямо говорит, что и в глаза-то меня никогда не видела! Ну, а теперь приведите-ка сюда солдата Мишо, сторожа из больницы Валь-де-Грас, а также хозяев из алжирского и марсельского отелей, где я останавливался!

По знаку господина де Жеврэ Казнев вывел из кабинета разболтавшегося, торжествующего Риголо.

В эту минуту в кабинет вошел человек с докладом о приезде Сесиль Бернье.

Господин де Жеврэ велел ей подождать.

Почти сейчас же вошел и Флоньи.

— Господин следователь, — проговорил он, — эта особа здесь.

— Введите ее, — ответил господин де Жеврэ и, обращаясь к Эмме-Розе, прибавил: — Это ваша матушка.

Анжель вошла в сопровождении двух конвойных.

Увидев Эмму, женщина моментально забыла все невзгоды и громко вскрикнула от радости.

— Мама, милая мама, — воскликнула Эмма, бросаясь в объятия матери и заливаясь слезами.

— Полно, успокойся, не плачь, голубушка, — говорила Анжель, покрывая ее поцелуями. — Они продолжают обвинять меня, но мне нечего страшиться. Будь же тверда и мужественна… Они не могут осудить меня. Какая ты бледная, и как ты дрожишь. Ты, верно, больна?

— Ах, мама, мама, я, наверное, умру без тебя!