Русская дива - Тополь Эдуард Владимирович. Страница 48

Рубинчик охнул. Такого немедленного, стремительного шквала блаженства он еще не испытывал ни с одной из своих див. Он почувствовал, как взлетает, взлетает над миром его душа и как тело его, выгнувшись, тоже устремляется ввысь.

Однако Наташа не дала его телу взлететь за его душой.

Она сама восстала над простертым на койке Рубинчиком, и не успел он и рта открыть, сказать хоть что-то, снять с себя майку-футболку или просто изумиться — как ее юное, легкое, дивное, жаркое и трепещущее тело опустилось на него, точно угадав в темноте своей крохотной, как игольчатое ушко, штольней пылающее от напряжения острие его ключа жизни.

— Нет! Подожди! — успел все-таки сказать он, пытаясь остановить ее поспешность и понимая, что так это не делается, что она еще не готова, закрыта. — Подожди минуту…

— Тихо! Молчи! Молчи! — властно перебила Наташа, и вдруг он ощутил, как это крохотное устье отворило свои уже влажные и трепетно-мускулистые створки, нажимая на него всем весом тела и пропуская его ключ жизни в живую, горячую и пульсирующую штольню неземного блаженства — все дальше, глубже, и еще глубже, Боже мой, уже половину его ключа жизни! и снова дальше, и целиком, и еще — Господи! куда же еще? — нет, и еще на миллиметр, на микрон…

Он задохнулся, нет, он просто перестал дышать, слышать и видеть что-либо вокруг себя, он забыл свою великую миссию и предназначение быть Учителем, Жрецом, Поэтом соития и Первым Мужчиной, потому что Наташа — этот юный подснежник, этот ребенок — оказалась сама и Жрицей, и Учителем, и кем угодно, а еще точнее — все ее тело оказалось просто единой узкой и жаркой горловиной страсти и фантастическим инструментом экстаза, наполненного, как органола, какими-то мягкими внутренними молоточками и струнами, которые, не выпуская его из себя, стали пульсировать по всему стволу его ключа жизни, и трогать его, и обжимать, затевая какую-то свою, неземную, ритмическую мелодию…

Но вдруг мощные барабаны, грохот и гром не то ледохода, не то грозы вмешались в эту мелодию — все громче, грубей, диссонансом.

Рубинчик рухнул с небесных высот на койку и понял, что это снаружи кто-то грохочет кулаками в дверь.

— Подожди, стучат, — сказал он Наташе.

— Нет! Не двигайся! — шепотом закричала она, прижимаясь к нему всем телом и ускоряя свою скачку.

— Открывайте, милиция! — раздалось за дверью вмеcте с громовым стуком.

Рубинчик дернулся, хотел крикнуть, что они, наверно, ошиблись номером, но Наташа неожиданно сильными руками зажала ему рот, ее ноги обвили его бедра судорожно-цепкой хваткой, а ее тело, ставшее будто единой пульсирующей и алчущей мышцей, еще яростней ускорило темп своей безумной гонки.

— Молчи! Молчи! Молчи! Молчи! — в такт этой скачке жарко шептала она ему в лицо.

Мощный удар сотряс стены и сорвал дверь с металлических петель, какие-то люди в милицейской форме ворвались в номер, осветили его яркими вспышками фотоаппарата и электрических фонариков и оглушили Рубинчика торжествующими криками:

— Ага! Наконец-то!

— Вот и все, товарищ Рубинчик!

— Подъем, блядун!

— Паскудник сраный!..

Рубинчик ошарашенно переводил глаза с одного милиционера на другого, не в силах освободиться из клещей Наташиных объятий, а кто-то тем временем уже включил свет, кто-то уже сидел за столиком, заполняя милицейский протокол, и кто-то тащил с него Наташу, продолжая материться:

— Ну, вставай, гад! Отблядовался! Хватит! — И, властно взяв Наташу за волосы, крикнул ей: — Да отпусти ты его, Наташка! Все уже, наигралась!

И Рубинчик все понял.

Впрочем, нет, не все.

Он не понял ни тот момент, когда они отдирали от него Наташу, ни значительно позже, когда снова и снова прокручивал в уме весь этот день и всю эту мерзкую сцену, — он не понял, почему эта Наташа, гэбэшная, видимо, блядь и проститутка, прижималась к нему всем своим прекрасным, легким, жадным и еще пульсирующим телом, плакала и кричала: «Нет! Нет! Вы же обещали прийти через час! Уйдите, сволочи! Я люблю его!»

Зачем она кричала? Ведь этого не нужно было для их милицейского протокола.

— Одевайтесь, гражданин Рубинчик, — презрительно сказал сорокалетний кареглазый мужчина в хорошем импортном костюме, когда три милиционера выволокли Наташу из номера — рыдающую и даже в коридоре кроющую их матом за то, они же «обещали прийти через час, а пришли когда?!».

— Кто вы? — спросил Рубинчик, разом ощутив в этом человеке с медальным профилем крепкого, словно из ореха, лица властность крупного начальника и холодную, нерастопимую враждебность.

— О, извините! — усмехнулся тот с издевкой. — Я вошел, не представившись! Но ничего. Всему свое время. А пока надевайте штаны!

Часть III

В капкане

22

И сказано в рукописях X века:

«…И Бог подчинил его Песаху… И говорил Игорь, Князь русов, объясняя: «Роман, Царь греческий, византийский, подбил меня на это нападение». И сказал ему Песах: «Если так, то иди на Романа и воюй с ним, как ты воевал со мною, и тогда я отступлю от тебя, и от града твоего, и от народа твоего. А иначе я буду стоять здесь до тех пор, пока не отомщу за себя и пока воины мои не сожгут твой град огнем и не истребят народ твой мечом и голодом».

И пошел тот против воли своей.

И послали Болгары весть к Царю греческому, что идет Русь на Царьград-Константинополь десять тысяч. И пришли они, и приплыли, и начали воевать в Вифинии, и попленили всех по Понту и до Ираклии и Пафлагонии, и всю страну Никомедийскую попленили, и гавань Судскую всю пожгли; пленников одних распинали, других, поставив напротив, расстреливали стрелами; воинам, взятым в плен, связав назад руки, вбивали гвозди железные в середину головы; много святых церквей предали огню, монастыри и села — все огню предали и добра немало захватили в обеих странах.

И воевал Игорь против Константинополя четыре месяца…

Потом, однако, пришли с востока войска византийские: доместик Памфил с четырьмя десятками тысяч, Фока Патриций с Македонянами, Федор Стритилат с Фракийцами, а с ними и вельможи и бояре греческие, и окружили они Русов. Русы сотворили совет и вышли, вооружившись, против Греков; была между ними брань злая — едва одолели Греки. Русы возвратились к товарищам своим к вечеру, а ночью влезли на лодии и побежали. Но Феофан встретил их на кораблях и начал пускать трубами огонь на русские лодии. И видно было страшное чудо. Русы, видя пламень, бросались в воду морскую, желая убежать. Греки же били их в воде, и многие из русов сами тонули из-за тяжести их лат и одежды.

И пали там богатыри Игоря Старого, Князя русов, потому что Македоняне осилили его греческим огнем.

И только немногие остальные возвратились восвояси. Когда же они вернулись в землю свою, поведал каждый о том, что было, и об огне с кораблей; «Словно молнию, говорили, которая на небе, Греки имеют у себя и пускали ее, сжигая нас, поэтому мы и не одолели их».

И бежал их князь Игорь, и постыдился он вернуться в свою страну, и пошел морем в Персию. Но и там не было ему успеха, послали боги на его воинов ужасную слабость желудка, и через пять месяцев на восьми последних лодиях добрался он с большими трудами до града своего Киева.

Ольга же Псковитянка, жена Игоря, была в Киеве непраздна, на сносях, а воеводой был в Киеве Свенельд, боярин видный, варяжский, сильный своею свионской дружиной. Игорь не медля отправил Свенельда с дружиной в землю Древлянскую, которая выбилась из-под руки Киева и не хотела дань платить. Ольга через короткое время разрешилась сыном Святославом. Игорь дал ей за то многие земли, и села, и терема, и перевесища. А сыну положил на грудь меч свой, сказав по обычаю: «Этим мечом я добыл свое состояние. Возьми его и иди дальше меня!»

Асмуд, кормилец Святослава, и Ольга, видя слабость Игоря в бранном деле, сызмала растили Святослава богатырём, клали спать на полу, купали в Днепре и при летней жаре и при зимнем холоде, и до двух его лет держали для него грудных кормилиц.

В лето 945 года сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельдовы оделись оружием и одеждою в земле Древлянской, а мы — наги, потому что платим дань Хазарам; пойдем, князь, с нами за данью: ты добудешь, и мы». Послушал их Игорь, пошел к Древлянам за данью; и прибавляли они к прежней дани и чинили насилие Древлянам великое. И, взяв дань, пошел Игорь Старый в свой город. Когда он шел обратно, поразмыслил и сказал дружине своей: «Идите с данью домой, отправьте Хазарам хазарово, а я возвращусь и еще похожу». И отпустил дружину свою, а сам с малой дружиной вернулся, желая побольше добра взять. Услышали Древляне, что опять он идет, и порешили Древляне с князем своим Малом: «Если повадится волк к овцам, то унесет все стадо, если не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». И послали к нему, говоря: «Почто идешь опять? Ты забрал всю дань». И не послушал их Игорь. Вышли из города Искоростеня против Игоря Древляне, убили Игоря и дружину его: их было мало. И похоронили Игоря: могила его у Искоростеня в древлянской земле — до сего времени.

Ольга же была в Киеве с сыном своим маленьким Святославом.

Сказали Древляне: «Вот князя убили русского, возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала, и Святослава возьмем, и сделаем с ним, как захотим». И послали Древляне лучших мужей, числом двадцать, в лодке к Ольге. И пристали под Киевом в лодке они: под горой Киевской, город же Киев был на горе, и был там у Ольги терем каменный.

И сказали Ольге слуги ее, что пришли Древляне. И позвала их Ольга к себе и сказала. «Добрые гости пришли», и ответили Древляне: «Пришли, княгиня». И сказала им Ольга. «Ну, говорите, ради чего пришли сюда?» Ответили Древляне: «Послала нас Древлянская земля с такими словами: твоего мужа убили, был твой муж словно волк, расхищающий и грабящий, и не было у него силы, достойной твоей красоты; а наши князья — хорошие, укрепили и устроили Древлянскую землю городами и селами; иди замуж за нашего князя Мала». Сказала им Ольга: «Люба мне речь ваша, уж мне своего мужа не воскресить, но хочу почтить вас завтра перед своими людьми, а теперь идите в лодку свою и лежите в лодке, величаясь; я утром пошлю за вами, а вы скажите: "Не поедем ни на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в лодке", и понесут вас в лодке». И отпустила их в лодку их. А проводив их, Ольга велела выкопать яму глубокую и большую во дворе теремном вне города и ночью побросать в ту яму угли каленые. И утром Ольга, сидя в тереме, послала за гостями. И пришли к ним слуги ее и дворяне со словами: «Зовет вас Ольга на честь великую». Они же сказали: «Не поедем ни на конях, ни на повозках, ни пешком не пойдем, несите нас в лодке». Сказали Киевляне: «Нам неволя — князь наш убит, а княгиня наша хочет замуж за вашего князя, видно много у вашего князя силы, достойной ее красоты». И понесли их в лодке. Они же сидели, избоченясь, в больших сустугах, гордяся. И принесли их во двор Ольги и, принесши, бросили их в яму вмеcте с лодкой. И привела Ольга к яме сына своего маленького Святослава и наклонилась над ямой со словами: «Хороша ли вам честь?» Они же сказали: «Пуще нам Игоревой смерти». И велела Ольга засыпать их живыми, и засыпали их. И обратилась Ольга к сыну своему Святославу со словами: «Когда ты станешь князем, так поступай с Хазарами, врагами нашими, в память о позоре Игоря, отца твоего. А Древлянам я сама отомщу».

И послала Ольга послов к Древлянам сказать: «Если вы вправду просите меня, то пришлите знатных мужей, чтобы в великой чести выйти за вашего князя, иначе не пустят меня люди Киевские». Услыхав это, Древляне выбрали лучших мужей, которые держали Древлянскую землю, и послали за ней. Когда Древляне пришли, велела Ольга приготовить им баню и сказала им: «Вымойтесь и приходите ко мне». Киевляне истопили баню, Древляне влезли в нее и начали мыться, а слуги Ольгины заперли баню за ними, и велела Ольга зажечь ее от дверей: там все погорели. А Ольга сказала сыну своему Святославу. «Когда станешь князем, так поступай с Хазарами, врагами нашими, в память о позоре Игоря, отца твоего. А Древлянам я сама отомщу».

И послала к Древлянам с такими словами: «Вот я уже иду к вам, приготовьте меды многие у города, где убили моего мужа: я поплачу над могилою и совершу тризну над мужем моим». Они, услыхав про то, привезли очень много медов и сварили. Ольга же взяла сына и очень мало дружины и шла налегке, пришла к могиле и поплакала над мужем своим. И велела людям своим насыпать могилу большую и, когда насыпали, велела совершить тризну. Потом сели Древляне пить и велела Ольга своим отрокам служить им. И сказали Древляне Ольге: «Где наши мужи, которых мы послали за тобой?»

Она ответила: «Они идут за мной с дружиной моего мужа». Когда напились Древляне, она велела своим отрокам пить за них, а сама отошла в сторону и велела дружине избивать Древлян, и избили их пять тысяч. Ольга же, стоя в стороне, сказала сыну своему Святославу. «Когда будешь русским князем, так поступай с Хазарами, врагами нашими, в память о позоре Игоря, отца твоего. А Древлянам я сама отомщу». И возвратилась Ольга в Киев…

В лето 946 года началось княжение Святослава, Ольга же стала правительницей киевской до поры его повзросления, а боярин Свенельд вернулся в Киев воеводой. Ольга же с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов, и снарядила их против остальных Древлян, и пошла на Древлянскую землю. И вышли Древляне против них. Когда оба войска сошлись вмеcте, бросил копьем Святослав на Древлян, копье пролетело меж ушей коня и попало коню в ногу: Святослав был очень мал. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал, последуем, дружина, за князем». И победили Древлян. Древляне побежали и заперлись в своих городах. Ольга со своим сыном устремилась на город Искоростень, так как люди Искоростеня убили мужа ее, и остановилась около города с сыном своим, а Древляне затворились в городе и крепко бились из города: они знали, что им предстоит за то, что убили князя.

Стояла Ольга год и не могла взять города. И придумала таким образом: послала послов к городу со словами: «До чего вы хотите досидеть, все города ваши передались мне и согласились на дань, обрабатывают поля на своей земле, а вы хотите умереть с голоду, не соглашаясь на дань». Древляне же ответили: «Мы бы рады давать дань, но ты хочешь мстить за мужа своего».

Сказала им Ольга: «Я отомстила уже обиду мужа своего, а теперь уже не хочу мстить, но хочу иметь дань понемногу и, помирившись с вами, пойду назад». Сказали ей Древляне: «Чего ты хочешь от нас? Рады дать медом и шкурами». Она же сказала им: «Теперь у вас нет ни меда, ни шкур, но прошу у вас немногого: дайте мне от двора по три голубя и по три воробья; я не хочу наложить тяжелой дани, как муж мой, но прошу у вас малого: вы ведь изнемогли в осаде». Древляне обрадовались, собрали со двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге послов с поклоном. Ольга же сказала послам: «Вот уже вы покорились мне и моему сыну, идите в город, а я завтра отступлю от города и пойду в свой город». Послы Древлян обрадовались, вошли в город и сказали людям, и обрадовались люди в городе. Ольга раздала своим воинам каждому по голубю, а другим по воробью и велела к каждому голубю и воробью привязать серу, обернув ее в маленький лоскуток и привязав ниткою к каждому из них. И велела Ольга воинам своим, как только смеркнется, поджечь серу и выпустить на волю голубей и воробьев. Голуби и воробьи полетели в гнезда свои, одни в голубятни, другие — под свесы кровли. И таким образом загорелись в Искоростене голубятни, крыши домов, сеновалы, конюшни, не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, потому что все дворы загорелись разом. И побежали люди из города, и велела Ольга воинам своим хватать их. Взяв город, сожгла его, захватила старейшин городских, а прочих людей — одних перебила, а других отдала в рабство, на остальных наложила тяжелую дань. И сказала Ольга после того сыну своему Святославу: «Когда будешь русским князем, так поступай с Хазарами, врагами нашими, в память о позоре Игоря, отца твоего. А Древлянам я сама отомстила».

«И ходила Ольга по Древлянской земле с сыном своим и дружиною, установляя уставы свои и оброки; а в лето 947 года пошла Ольга к Новгороду, установила по рекам Мсте и Луге оброки и дани, а по Днепру и по Десне — новые перевесища и перевозные; сани ее стоят во Пскове до наших дней, существует доселе и село ее Ольгичи. Устроив все, вернулась с сыном своим в Киев и жила с ним в любви…»