Тридцать три - нос утри - Крапивин Владислав Петрович. Страница 61

Жидкие хлопки. Недовольные голоса. Гул какой-то... Винька с толпой оказался на улице. То есть на площадке перед театром-сараем. В ушах у него тонко звенело. Он был уверен, что Рудольф Яковлевич умер.

Как же это так? Только что был живой-здоровый, гонялся за Винькой по сцене, вытаскивал из шляпы Мотю...

Минут пятнадцать, а то и полчаса Винька отрешенно бродил по рынку. Потом понял наконец, что ведет себя как трус. И вернулся к театру.

От театра отъехал белый фургон с красными крестами. У входа тесной группой стояли артисты. Рослая певица в атласном сарафане спросила с капризной ноткой:

– Узнали хотя бы, в какую больницу-то повезли?

“Слава Богу, значит, не умер!”

Нинусь в халатике поверх трико держала у груди белого пушистого Мотю. Тот был ленив и неподвижен, как муфта. Нинусь сказала:

– В первую городскую, на Пролетарской...

– А что с ним? – шепотом спросил Винька.

– Сердце, – вздохнула Нинусь. – Это уже бывало...

– Это... из-за Ферапонта?

– Из-за всего на свете, – сказала Нинусь и опустила Мотю на землю.

– А он не умрет?

Виньку взял за плечо дядя Макс.

– На этот раз, может, и не умрет. А вообще-то все умрем...

На Виньку дохнула Тьма.

Он побежал на Зеленую Площадку, к Ферапонту.

Но Ферапонт исчез.

Ж-жих! – свежеоструганное лезвие деревянного меча размазалось в воздухе желтой полосой. Головки цветущего репейника отлетели далеко в сторону. Ж-жих! – подкошенная крапива легла горизонтально. Ж-жих! – и следом за ней лег бурьян.

Винька проводил военные учения. Он готовился к самому решительному бою. К битве с духом Тьмы.

Потому что не было выхода!

...Все так перепуталось в жизни! Страх перед Тьмой, злые приметы, мамино долгое отсутствие, тревога за Кудрявую, сердечный приступ Циммеркнабе...

Нинусь побывала в больнице и узнала, что у Рудольфа Яковлевича “состояние средней тяжести”.

– Поправится, наверно, – сказала она Виньке. – Но дальше-то что? Скоро опять сляжет, если будет пить...

Да, возможно, Рудольф Яковлевич на этот раз поправится. И мама (конечно же!) скоро вернется. И от Кудрявой придет письмо. Но нынешние страхи наверняка сменятся другими. И появятся новые тревоги. Потому что Винька выпустил из черноты духа Тьмы, и тот его не оставит так просто, не уйдет без боя.

Все сплелось в тугой черный узел. И последняя беда была та, что пропал Ферапонт.

Его не было уже вторые сутки.

Шестилетний Валерик Сотин, младший брат Игоря Сотина, Эдькиного друга, уверял, что Ферапонт ушел куда-то с “каким-то дяденькой”. И что был он не в ребячьей одежде, а в своем взрослом костюме. Но что за дяденька и куда он увел Ферапонта, Валерик не имел понятия.

Что это было? Похищение? По крайней мере, в театре и в “таверне” Ферапонт не появлялся. И про болезнь Рудольфа, скорее всего, не знал...

Мало того, что Винька боялся за Рудольфа! Он чувствовал себя виноватым. Ведь это же он дал Ферапонту одежду, он познакомил его с ребятами! Короче говоря, способствовал его побегу!..

Что теперь делать? Рассказать про все Нинусь Ромашкиной? Пусть заявляют в милицию?

А если Ферапонт просто ушел с каким-то знакомым? Разве не может у него быть знакомых среди взрослых людей?

В голове у Виньки была путаница. Замешанная на страхе. И он решил, что в конце концов необходимо во всем разобраться.

В чем причина несчастий?

“Не надо было выпускать духа из мячика... Не надо было отдавать Рудольфу “комету” – это она, будто ключ, открыла дверь бедам и тревогам... Не надо было оттискивать на себе цифры бочонка – получилась колдовская печать, сам себя заклеймил... Не надо было ввязываться в Ферапонтово колдовство...”

“Не надо было верить во всю эту чушь!” – со злым отчаяньем сказал себе Винька. Потому что понимал: теперь-то не верить – уже поздно.

“Все гораздо проще. Не надо трусить”, – возразил оказавшийся рядом Глебка.

“А как я размотаю этот узел?”

Глебка усмехнулся:

“Как Александр Македонский”.

В лагере Валентина читала им рассказы из древней истории, в том числе и про знаменитого царя, который очень просто разделался с хитрым узлом одного мудреца: р-раз по узлу мечом – и нет вопросов.

Вот бы так – р-раз мечом по духу Тьмы!..

“Но как это? Значит, мне втыкать меч в себя?..”

Винька помнил слова, которые Петр Петрович сказал утром в библиотеке. Не про свою прозрачную супругу, а позже, когда уже прощались у дверей:

– ...А что касается духов Тьмы, то веришь ты в них или нет, а они существуют. Только рождаются и живут они не в черных мячиках, а в нас самих. Я не говорю тебе ничего нового, это давняя истина. И победить злого духа можно лишь внутри себя...

И Винька поверил Петру Петровичу. Вернее, почувствовал, что старик прав. Но... в духа из мячика продолжал верить тоже. И получалось, что дух Тьмы – и внутри Виньки, и где-то снаружи. Казалось бы, так не может быть. Но это было. Потом Винька узнает, что такие противоречия встречаются в жизни повсюду и называются взрослым словом “диалектика”.

Но в те дни Винька этого не знал. Он просто понял, что, если победит духа Тьмы снаружи, тот сдохнет и внутри его, Виньки. Вот так!

И Винька сделал меч.

Было ясно, что для боя с бесплотным духом не важно, какой у тебя клинок. Булатный или сосновый – все равно. Главное, чтобы он обладал магической силой. Ни книг, ни знаний про магию у Виньки не было. И он пошел по этому пути на ощупь, с помощью рассуждений. И решил, что на мече должен быть знак “кометы” – будто ключ, который откроет дверь в пространство, где прячется дух Тьмы.

А где это пространство?

Винька знал. Страшно было, но от этого знания он спрятаться не мог. Он помнил сон про ночной рынок и про то, что самое черное место – на пустыре за водокачкой.

И выход был один: в темноте пойти через рынок (именно через рынок, как в том сне!) на пустырь, дождаться полуночи (самого зловещего и колдовского времени!) и сразиться с духом Тьмы насмерть!

Сперва-то Винька подумал, что, конечно же, никуда не пойдет. Что он, совсем псих, что ли? Переться в жуткое место среди ночи и махать там мечом в пустоте! Вместо того, чтобы спокойно спать в своем блиндаже...