Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит. Страница 61
– Почему бы тебе не подождать до завтра? – спросил Зак, и улыбка сползла с ее губ.
– Но я… Мне так весело! – В голосе ее звучало отчаяние. – Какая тебе радость от того, что ты лишаешь меня возможности чем-то заняться?
– Не делай из меня чудовище! – огрызнулся Зак. Ему было больно видеть страх и недоверие в ее глазах.
– Тогда позволь мне закончить…
– Ладно! – с раздраженным вздохом согласился Зак. – Делай что хочешь!
И тогда лицо ее вновь осветила улыбка.
– Спасибо.
Зак таял под лучами этой ее улыбки.
– Не за что, – сказал он и разозлился на себя за ту нежность, которая отчетливо прозвучала в его голосе.
По радио на кухне голос диктора сообщил, что в расследовании дела о побеге Бенедикта и Сандини произошел сдвиг, о котором будет сообщено после очередной рекламной паузы. Не желая обнаруживать перед Джулией свою слабость, Зак коротко кивнул, давая понять, что разговор закончен, и, перейдя в кухню, прибавил громкость радиоприемника.
Он наливал себе кофе, когда диктор сообщил:
– Десять минут назад неназванный информатор из лазарета при тюрьме в Амарилло позвонил на Эн-би-си и сообщил, что Доминик Карло Сандини, который пытался два дня назад сбежать из тюрьмы со своим сокамерником Захарием Бенедиктом, умер сегодня в одиннадцать пятнадцать утра во время транспортировки в больницу Святого Марка в карете «скорой помощи». Доминик Карло Сандини, который приходится племянником известному криминальному авторитету Энрико Сандини, умер в результате травм, полученных во время его нападения на двух охранников при второй попытке к бегству…
Джулия выходила из спальни, спрятав за спиной лыжный комбинезон, когда услышала слова комментатора и последовавший за ним крик ярости и боли, вырвавшийся из груди Зака. Она увидела его в тот момент, когда он швырнул кружку с кофе на выложенный плиткой пол кухни.
Она стояла в стороне, вне поля его зрения, парализованная страхом, пока Захарий Бенедикт швырял все, что было в пределах его досягаемости, на пол и о стены, выкрикивая ругательства и угрозы. Тостер полетел на пол, за ним блендер и кофеварка, затем он смахнул с кухонной стойки все, что было на ней: блюда, чашки, стеклянные банки. Все это в виде черепков и осколков покрывало искореженную кухонную технику. Он все еще продолжал ругаться, а когда стойка опустела, извержение гнева и ярости так же стремительно прекратилось, как и началось. Словно в нем вдруг истощились все запасы гнева и сил. Опустошенный Зак оперся ладонями о столешницу, поник головой и закрыл глаза.
Выйдя из ступора, Джулия мудро решила оставить всякую надежду на то, чтобы достать ключ от второго снегохода из ящика стола, находящегося в непосредственной близости к его бедру, и, осторожно, прижавшись спиной к стене, двинулась по направлению к выходу. Когда она открыла дверь, в зловещей тишине прозвучал его искаженный мукой стон:
– Доминик… Мне так жаль. Прости!
Глава 27
Пугающая сцена, свидетельницей которой стала Джулия, все прокручивалась и прокручивалась в ее голове, пока она бежала к гаражу. Пальцы дрожали, не слушались, когда она натягивала лыжный комбинезон, перчатки и шлем. Справившись со всем этим, Джулия потащила снегоход к двери, боясь включить мотор из-за шума, который может произвести работающий двигатель. Снаружи она закинула ногу на сиденье, подтянула ремешок шлема под подбородком и включила зажигание. Мотор ожил, произведя при этом куда меньше шума, чем она ожидала, и уже через мгновение Джулия летела над снегом по направлению к лесу на краю двора, балансируя на сиденье, чтобы не свалиться, и молясь о том, чтобы Зак ничего не услышал.
Дрожа от возбуждения и страха, Джулия петляла между деревьями, направив все усилия на то, чтобы вовремя уворачиваться от стволов сосен, пригибаясь, чтобы ветки не хлестали ее, и объезжая припорошенные снегом валуны. Когда дом остался далеко позади, она убедилась в том, что погони нет, и повернула снегоход в сторону узкой дороги, серпантином оплетавшей гору. Джулия отдавала себе отчет в том, что по лесу мчаться на снегоходе намного приятнее, чем по открытому всем ветрам пространству. Деревья создавали заслон ветру, но на проплешинах ветер зловеще завывал, поднимая поземку, кружа снежные вихри. Разыгралась настоящая метель.
Прошло пять минут, затем десять, и Джулия начала чувствовать себя победительницей, и это ощущение триумфа придавало ей мужества. Как ни странно, радоваться своей удаче ей мешало воспоминание о той сцене на кухне, свидетельницей которой она была совсем недавно. Заку, от которого она сбежала, было сейчас очень плохо. Вдруг ей пришла в голову мысль о том, что хладнокровный, расчетливый убийца просто не может так искренне и глубоко переживать, узнав о смерти своего сокамерника.
Джулия оглянулась, чтобы убедиться, что за ней нет погони, и вскрикнула, потому что едва не врезалась в дерево. Вывернув руль, она едва не перевернулась на снегоходе.
Резко выпрямившись, Зак рассеянно обвел взглядом искалеченную кухонную технику и разбитое стекло на кухонном полу.
– Черт, – сказал он и потянулся за графином с бренди. Он налил в стакан немного обжигающей жидкости и залпом осушил его, пытаясь хоть как-то заглушить боль в груди. В его голове все еще звучал жизнерадостный голос Доминика, читавшего письмо матери: «Эй, Зак, Джина собралась замуж! Так не хочется пропускать ее свадьбу…» Вспомнил Зак и оригинальные советы Сандини, и его искреннее желание помочь: «Послушай меня, если тебе нужен фальшивый паспорт, то ни в коем случае не стоит обращаться к некоему парню по имени Рубин Швартц, о котором никто никогда и слыхом не слыхивал. Тебе достаточно обратиться ко мне, а уж я сведу тебя с Уолли по кличке Ласка. В этой стране он лучший в своем деле. Боюсь, Зак, тебе никуда не деться. Придется все-таки позволить мне помогать…»
Зак и позволил, и вот теперь Доминик мертв.
«Эй, Зак, хочешь еще маминой салями?»
Стоя у окна, Зак медленными глотками пил бренди, слепо уставившись на снеговика, которого слепила Джулия. Он почти ощущал присутствие Доминика. Всегда жизнерадостного, всегда улыбчивого… Сандини находил столько удовольствия во всяких глупостях. Сейчас он наверняка был бы с Джулией во дворе и помогал бы ей делать это снежное чучело…
Зак замер, так и не донеся стакан до рта. Взгляд его лихорадочно заметался по двору. Где Джулия?!
– Джулия! – закричал он и пошел к двери черного хода. Как только он распахнул эту дверь, в лицо ему ударил ветер, метнул пригоршню снега в глаза. – Джулия, иди в дом, пока не отморозила…
Ветер относил его голос назад, но Зак этого не заметил. Взгляд его упал на глубокие отпечатки ног в сугробе, которые уже наполовину замело снегом. Эти следы вели в гараж.
– Джулия! – закричал он, распахнув дверь гаража. – Какого черта ты тут делаешь…
Зак запнулся, не в силах поверить тому, что понял, едва взглянув на торчащий из-под брезента снегоход. Скользнув взглядом к двери, он увидел, что оттуда начинался след от полозьев другого снегохода, уходивший в сторону леса.
Еще несколько минут назад Зак мог бы поклясться, что после смерти Доминика уже ничто не может потрясти его, но та ярость и предчувствие беды, которые он испытывал сейчас, заглушили даже боль от смерти товарища.
Холод. Через несколько минут после того как она выехала из леса, лишившись защиты от леденящего ветра, и направила снегоход вниз по крутому склону, съезжая по узкой дороге, той самой, по которой они поднимались наверх в «блейзере», Джулия начала ощущать сильнейший, до костей пробирающий холод, который был почти невыносим. Льдинки в виде мелких капель застыли на ресницах в уголках глаз, снег летел ей в лицо, ослепляя ее, губы ее, руки и ноги онемели. Снегоход перелетел через борозду и завалился на бок, но когда она попыталась притормозить, занемевшие руки и ноги не желали слушаться, и с того момента, как тело смогло подчиниться командам, которые в лихорадочной спешке посылал ему мозг, прошло несколько драгоценных мгновений.