Сальватор - Дюма Александр. Страница 238

– Он важная птица?

– Как только может быть буржуа. У него сотня голосов.

– Как его зовут?

– Бревер.

– И что он делает, этот Бревер?

– Пиво.

– Так вот почему его зовут Кромвелем в его квартале?

– Да, господин граф.

– Фу! – произнес господин Рапт с явным отвращением. – И что же нужно этому торговцу пивом?

– Я точно не знаю, чего он хочет. Зато знаю, чего он не хочет: он не хочет уходить.

– Так что же он просит?

– Он просит, чтобы вы его приняли. Он говорит, что пока с вами не увидится, из дома не уйдет. Пусть даже ему придется прождать здесь всю ночь.

– Вы говорите, что у него в кармане сотня голосов?

– Сотня как минимум, господин граф.

– Значит, его надо принять?

– Полагаю, что вам от этого не уйти, господин граф.

– Что ж, мы его сейчас примем, – сказал будущий депутат с видом мученика. – Но прежде позвоните Батисту: я с утра ничего не ел и умираю с голода.

Секретарь вызвал звонком Батиста. Слуга вошел в кабинет.

– Принесите мне бульон и корочку хлеба, – сказал граф Рапт. – А когда пойдете на кухню, пригласите сюда того господина, который ждет в приемной.

Затем, повернувшись к секретарю, спросил:

– У вас точные данные на этого человека?

– Почти что самые точные, – сказал секретарь и прочел то, что было написано на листке бумаги:

«Бревер, пивовар, человек честный, открытый. Друг аптекаря Рено. Крестьянский сын, сколотивший состояние в результате тридцати пяти лет упорного труда. Не любит, чтобы его хвалили, раздражается от излишней любезности, доверяет только своим, недоверчив ко всем чужим. Очень уважаем в квартале. Сто голосов».

– Хорошо! – сказал граф Рапт. – Это не потребует слишком много времени. Мы с ним закончим очень быстро.

Слуга объявил:

– Господин Бревер.

В кабинет вошел человек лет пятидесяти с небольшим, высокого роста и с добродушным лицом.

– Мсье, – сказал вновь прибывший и поклонился, – простите незнакомого вам человека за то, что он так настаивал на встрече с вами.

– Мсье Бревер! – ответил депутат, внимательно вглядываясь в лицо посетителя, словно стараясь в его чертах отыскать линию поведения, которой ему следует придерживаться. – Мсье Бревер, вы для меня не такой уж незнакомец, если разобраться. Ведь я знаю имена моих врагов (а вы из их числа) точно так же хорошо, как и имена моих друзей.

– Да, действительно, мсье, я далек от того, чтобы быть вашим другом. Но я так же далек и от того, чтобы быть вашим врагом. Я выступил против вашей кандидатуры и, возможно, и дальше буду против нее. Но не потому, что имею что-то против вас лично. Просто я тем самым протестую против системы (системы, на мой взгляд, ужасной), которую вы представляете. Кроме этих партийных взглядов, я отдаю должное, мсье, вашему великому таланту.

– Вы мне льстите, мсье, – с наигранной застенчивостью произнес граф Рапт.

– Я никогда и никому не льщу, мсье, – сердито ответил пивовар. – Я никогда не льщу и не люблю, чтобы льстили мне… Но мне кажется, что настала пора изложить вам цель моего визита, если позволите.

– Говорите, мсье Бревер.

– Мсье, я вчера прочел в моей газете, к моему огромному удивлению, поскольку «Конститюсьоннель» не является органом правительства, предвыборную программу, под которой стояло ваше имя. Это действительно написано вами?

– Вы в этом сомневаетесь, мсье? – воскликнул граф Рапт.

– Я буду сомневаться в этом до тех пор, пока вы лично не подтвердите мне это, – холодно ответил избиратель.

– Что ж, мсье, – сказал граф, – я подтверждаю это.

– Я посчитал, – продолжал пивовар, – что этот манифест настолько патриотичен, настолько отвечает устремлениям либеральной партии, членом которой я являюсь, настолько совпадает с теми взглядами, ради которых я жил и за которые готов умереть, что этот манифест меня глубоко тронул и то мнение, которое было у меня до сих пор относительно вас, сильно изменилось.

– Мсье!.. – скромно прервал его будущий депутат.

– Да, мсье, – подтвердил избиратель. – И я многое отдал бы, после того, как прочел эти строки, за то, чтобы пожать руку человеку, который написал этот манифест.

– Мсье! – снова прервал его господин Рапт, застенчиво потупясь. – Вы меня растрогали. Симпатии такого человека, как вы, для меня дороже всех почестей.

– Но я бы не решился на этот поступок, – снова произнес пивовар, которого, казалось, ничуть не взволновал комплимент графа, – я не пришел бы к вам с визитом, если бы мой старинный приятель, аптекарь из предместья Сен-Жак, не пришел ко мне после того, как он встретился с вами.

– Ваш приятель Рено достойный гражданин! – сказал граф с некоторым восторгом.

– Да, достойный гражданин! – повторил господин Бревер. – Один из тех, кто совершает революции, но сам от них ничего не имеет. Порядочность, которую вы проявили в отношении моего старинного приятеля, и подтолкнула меня на то, чтобы прийти сюда. Не скрою, я пришел к вам с визитом для того, чтобы увидеть вас лично, поговорить с вами и проникнуться уверенностью в том, что я могу доверить вам свой голос и уговорить моих друзей проголосовать за вас.

– Послушайте, мсье Бревер, – сказал кандидат, резко сменив тон, ибо понял, что до сих пор он шел неправильной дорогой и что с господином Бревером следует говорить не тоном придворного, а тоном грубого военного. – Я буду с вами совершенно откровенен.

Любой другой на месте господина Бревера, услышав слова графа: «Я буду с вами совершенно откровенен», сразу насторожился бы и стал держаться начеку. Но господин Бревер был, если позволено будет употребить выражение Палисса, слишком доверчив, чтобы быть недоверчивым. Он был из тех людей, которые больше всего не верят правительству и в то же самое время с детской наивностью позволяют обманывать себя лицемерным представителям этого же самого правительства. Поэтому пивовар стал слушать графа очень внимательно.

– Я не собираюсь ни у кого ничего просить, мсье, – продолжал граф. – Я ни у кого не выпрашиваю голоса. И не стану просить вас проголосовать за меня, как это, возможно, сделал бы кто-либо из моих противников, который заявил бы, что он больший либерал, чем я. Нет и нет. Я обращаюсь к всеобщему сознанию, я прошу всех избирателей проявить сознательность и политическую зрелость. Я хочу, чтобы все, кто окажет мне честь и отдаст мне свои голоса, как следует меня узнали. Человек, который должен представлять интересы своих сограждан, ни в чем не должен быть заподозрен. Между избирателями и их представителями должно установиться взаимное доверие. И только при этом условии я приму от избирателей мандат. И я даю вам право при нашей следующей встрече потребовать от меня отчета в том, как я вас представляю. Простите меня, мсье, за то, что я говорю с вами таким тоном. Возможно, вам мое поведение покажется несколько кавалерийским, но меня заставляет так говорить моя открытость.

– Вы ничем меня не оскорбили, мсье, – сказал пивовар. – Вовсе нет. Продолжайте, прошу вас.

В этот момент вошел Батист, неся на подносе чашку с бульоном, корочку хлеба, бутылку бордо и стакан. Он все это поставил на стол.

– Присаживайтесь, мсье Бревер, – сказал кандидат, направляясь к столу.

– Не обращайте на меня, пожалуйста, внимания, мсье, – сказал избиратель.

– Вы позволите мне перекусить? – спросил граф, садясь за стол.

– Умоляю вас, мсье, кушайте в свое удовольствие.

– Тысячу извинений за то, как я вас принимаю, дорогой мсье. Но я человек простой, сами видите. И просто ненавижу все, что касается этикета. Я ем, когда только удается, скромно и без претензий. Меня уже не переделаешь. Вкусы у меня простые, мой дед был пахарем. И я этим горжусь.

– Мой тоже, – просто сказал пивовар. – Я пятнадцать лет батрачил у него на ферме.

– Что ж, это еще одна общая черта, дорогой мсье Бревер! И я себя с этим поздравляю. Поскольку она объединяет мысли двух людей, которые знавали в прошлом нищету и воздержание. Мой ужин слишком скромен для того, чтобы я предложил вам разделить его со мной. И все же, если вы по-дружески ко мне присоединитесь…