Путешествие на «Кон-Тики» (полный перевод) - Хейердал Тур. Страница 27

Как известно, Америка, кроме Полинезии, является единственным местом на земле, где сладкий картофель рос до появления европейцев. А сладкий картофель Ipomaea batatas, привезенный Тики на острова, это тот самый картофель, который возделывался с древнейших времен индейцами в Перу. Сушеный сладкий картофель был самым главным продуктом питания во время путешествий и у индейцев древнего Перу и у полинезийцев. На островах Южного моря бататы растут только при тщательном уходе, и так как они не переносят морской воды, попытка объяснить их широкое распространение на этих изолированных островах тем, что их могло принести из Перу океанским течением на расстояние свыше 4 тысяч миль, совершенно несостоятельна. Такая попытка опровергнуть столь важный довод тем более тщетна, что, как установлено филологами, на всех раскинутых на большом пространстве островах Южного моря сладкий картофель называют «кумара», а под этим же именем «кумара» сладкий картофель был известен у древних индейцев в Перу. Название последовало за бататом через океан.

Другим очень важным возделываемым в Полинезии растением, которое мы везли с собой на «Кон-Тики», была бутылочная тыква Lagenaria vulgaris. Не менее важное значение, чем сам плод, имела оболочка тыквы, которую полинезийцы высушивали над костром и употребляли в качестве сосудов для воды. Это типичное огородное растение, которое опять-таки не могло само переплыть океан и распространиться в диком состоянии по островам, было известно и древним полинезийцам и первоначальным жителям Перу. Такие бутылочные тыквы, превращенные в сосуды для воды, мы находим в заброшенных доисторических могилах на берегах Перу; ими пользовались там рыбаки за много столетий до того, как первые люди появились на островах Тихого океана. Полинезийское название бутылочной тыквы, «кими», встречается и среди индейцев Центральной Америки, куда уходит своими корнями культура Перу.

В добавление к разным южным фруктам, съеденным нами за несколько недель, прежде чем они успели сгнить, мы имели с собой третье растение, которое наряду со сладким картофелем сыграло наибольшую роль в истории Тихого океана. У нас было двести кокосовых орехов, дававших работу нашим зубам и снабжавших нас освежающим напитком. Некоторые орехи вскоре стали прорастать, и по истечении ровно десяти недель нашего плавания у нас появилось полдюжины крошечных пальм вышиной в 30 сантиметров, побеги которых уже раскрылись и образовали плотные зеленые листья. Кокосовая пальма росла в доколумбовскую эпоху и на Панамском перешейке и в Южной Америке. Автор исторических хроник Овьедо [30] пишет, что кокосовые пальмы росли в большом количестве на тихоокеанском побережье Перу, когда там появились испанцы. В это время кокосовые пальмы давно уже имелись на всех островах Тихого океана. Ботаники пока не имеют определенных данных относительно того, каков был путь их распространения по Тихому океану. Но одно сейчас уже установлено. Даже кокосовый орех с его знаменитой скорлупой не может перебраться через океан без помощи человека. Орехи, лежавшие у нас на палубе в корзинках, оставались съедобными и не теряли способности к прорастанию в течение всего нашего путешествия в Полинезию. Но примерно такое же количество орехов мы положили среди коробок с продовольствием под палубой, где вокруг них все время плескались волны. Эти орехи все до единого были испорчены морской водой. А ведь ни один орех не может плыть по океану быстрее, чем бальсовый плот, подгоняемый ветром. Начиналось с того, что глазок ореха пропитывался водой и размягчался, а затем через него морская вода проникала внутрь. Вдобавок целая армия сборщиков мусора следила по всему океану за тем, чтобы ни один плавающий съедобный предмет не мог перебраться из одной части света в другую.

Иногда в тихие дни среди синего океана вдали от всяких берегов мы видели белое перо птицы, плывущее рядом с нашим плотом. Одинокие буревестники и другие морские птицы, которые могут спать на воде, встречались нам за тысячи миль от ближайшей земли.

Если, подплыв к маленькому перу, мы начинали его внимательно осматривать, мы видели на нем двух-трех пассажиров, со всеми удобствами плывших по ветру. Когда «Кон-Тики», подобно какому-то Голиафу, обгонял их, пассажиры при виде нового судна, которое двигалось быстрее и было гораздо поместительнее, покидали свои места и как можно скорее перебирались по воде на плот, предоставляя перу продолжать свой путь в одиночестве. Вскоре «Кон-Тики» кишел безбилетными пассажирами. Это были маленькие морские крабы. Величиной с ноготь пальца, а иногда и значительно больше, они представляли собой лакомство для великанов на плоту, если нам удавалось поймать их. Маленькие крабы исполняли роль полицейских на поверхности океана; они долго не раздумывали, когда видели что-нибудь съедобное. Если кок прозевывал летающую рыбу, лежавшую между бревнами, то на следующий день на ней уже сидели восемь или десять маленьких крабов и угощались, вовсю работая клешнями. При нашем приближении они большей частью пугались, быстро удирали и прятались, но на корме в маленькой дырке у колоды для рулевого весла поселился один краб, названный нами Юханнесом, который был совершенно ручным. Вместе с попугаем, всеобщим нашим любимцем, краб Юханнес также входил в нашу компанию на плоту. Если вахтенный, сидя в солнечный день за рулем спиною к каюте, не видел рядом с собой Юханнеса, он чувствовал себя крайне одиноким среди широкого простора синего океана. В то время как другие маленькие крабы испуганно удирали и прятались, как тараканы на обыкновенном корабле, Юханнес, не таясь, сидел перед своей дверью, выпучив глаза, ожидая смены вахты. Каждый выходивший на вахту приносил крошки галет или кусочек рыбы для Юханнеса, и достаточно было нагнуться над его норой, чтобы он немедленно появлялся на пороге и протягивал лапку. Он клешнями подбирал крошки с наших пальцев, убегал обратно в норку и, сидя внизу у выхода, пережевывал пищу, как школьник, который напихал себе полный рот.

Крабы облепили, подобно мухам, намокшие кокосовые орехи, которые трескались от брожения, или же подбирали планктон, выброшенный волнами на плот. А планктон, эти мельчайшие морские организмы, представлял собой неплохую пищу даже для нас, великанов, когда мы научились добывать его по стольку зараз, чтобы хватило на приличный глоток.

Эти почти невидимые планктонные организмы, которые в бесчисленном множестве плавают по океанам по воле течений, являются, без сомнения, очень питательной пищей. Если некоторые рыбы и морские птицы сами не питаются планктоном, то в таком случае они живут за счет других рыб или морских животных, которые, как бы велики они ни были, питаются им. Планктон — это общее название для тысячи видов мелких организмов, видимых и невидимых глазу, которые плавают в океане у самой поверхности. Некоторые из них являются растениями (фитопланктон), а другие — свободно плавающими рыбьими икринками или крохотными животными (зоопланктон). Животный планктон питается растительным планктоном, а растительный планктон живет за счет аммиачных, азотистокислых и азотнокислых соединений, которые образуются при разложении мертвого животного планктона. Являясь пищей друг для друга, эти два вида планктонных организмов составляют в то же время пищу для всех, кто движется в воде и над водой. Если планктонные организмы недостаточны по величине, то по количеству их вполне достаточно. В стакане богатой планктоном воды их насчитывают тысячами. Не один раз люди умирали в море от голода, потому что им не попадались рыбы такой величины, чтобы их можно было бить острогой, ловить сетью или на крючок. В таких случаях нередко бывало, что люди плыли буквально в сильно разбавленной ухе из сырой рыбы. Если бы вдобавок к крючкам и сетям у них были приспособления для процеживания ухи, среди которой они находились, они могли бы получить питательную гущу — планктон. Когда-нибудь в будущем люди начнут, пожалуй, думать о сборе планктона в море в больших масштабах, как когда-то, давным-давно, им пришла в голову мысль о сборе зерна на земле. От одного зерна пользы нет, но в больших количествах оно становится пищей.