Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 4
- Она кажется в обмороке, но…
Айме посмотрела с тревогой на открытый корсаж; с лихорадочным беспокойством ощупала ее грудь, руки, проверила карманы и повернулась в ужасе к даме, которая стояла и объясняла:
- Могу поклясться, что кто-то напал на нее… Когда почувствовали мое приближение, убежали… Меня удивило, что никто не появился!
- О! Я должна поехать на завод… - пробормотала Ана жалобно, уже постепенно приходя в себя.
- Что она сказала? – захотела знать София.
- Ничего… Ерунду… Кажется, она бредит… - ответила Айме сильно нервничая. – Ана, это я, и здесь донья София также! Ты понимаешь? Здесь донья София!
- Донья София, да… - пробормотала Ана с усилием. – Ай, моя голова…! – пожаловалась она. И вскоре, с внезапным ужасом воскликнула: - Письмо! Меня обокрали!
- Что за письмо? – разожглось любопытство Софии.
- Ты бредишь, Ана! – ногти Айме вонзились в запястье метиски.
Все чувства вернулись к Ане. Она посмотрела в гневное лицо Айме, а затем на другое бледное, серьезное и внимательное, склонившееся над ней, и тот голос был законом на земле Д`Отремон:
- Что случилось, Ана?
- Ай, сеньора! Не знаю… не знаю… не знаю… - пыталась заплакать Ана с видимым беспокойством.
- Не плачь, а отвечай! – упрекнула София. – Ты скажешь, что за письмо?
- Она, должно быть, поскользнулась и упала, - вмешалась Айме, примирительно пытаясь отвести в сторону расследование свекрови.
- Но с тобой был кто-то, Ана. Кто это был? – настаивала сеньора Д`Отремон.
- Не знаю… не знаю…! – пыталась уклониться служанка.
- Она ничего не знает, донья София, - снова вмешалась Айме. – Вы уже знаете, кто она… У нее слабо с головой… Не беспокойтесь сильно… Она пойдет на кухню, я о ней позабочусь… Не беспокойтесь…
- Да, дочка, иди с ней… Я ужасно испугалась… Не знаю, где слуги, которых никогда нет, когда нужно. – И, повысив голос, снова позвала: - Янина…!
С другой стороны конюшни появилась безупречная и правильная Янина, с совершенным выражением заботливости, с которым она приблизилась к сеньоре, и слащаво предложила:
- Я здесь, крестная, вы меня звали?
- Я давно тебя зову… Ана ударилась, она была в обмороке… Не знаю, что это на самом деле… Мы не знаем… Нужно позаботиться о ней, Янина…
- Нет, ради Бога… Вы уже позаботились, - быстро предупредила Айме. – Так что Янина сопроводит вас, донья София… Сеньора напугана, Янина. Думаю, что нужна чашка липового чая немедленно… Пойдем, Ана!
- Какой странный случай! – проговорила София.
- Все теперь странно в этом доме, сеньора. Но единственное, что грустно, так это ваш испуг. Я пойду на кухню, сделаю вам липовый чай…
- Нет, Янина, оставь это… Дай руку и отведи меня в комнату. Мы там поговорим…
- Кто забрал письмо? Кто? – торопила Айме, в нервном возбуждении.
- Ай, сеньора… не знаю…! – плакала Ана.
- Проклятая дура! Но что произошло? Что случилось с тобой?
- Я думаю, Баутиста… Я залезла в повозку, Эстебан собрался ехать на завод… Появился Баутиста, словно демон и рывком меня снял с нее. Затем я начала кричать Эстебану, чтобы ехал, а Баутиста сам заторопил лошадей… Я хотела заскочить в повозку, но Баутиста меня толкнул… Да, он толкнул меня и дал еще пинка. Потом я уже не помню… Я лежу возле камня… Я больше ничего не знаю, хозяйка, больше ничего…
- Ты была вся расстегнутая. Кто-то тебя осматривал, кто-то забрал письмо… Кто это был? Кто мог быть? Баутиста случаем? Кто еще там был?
- Никто… я никого не видела… Я была одна, а Эстебан уехал… Баутиста прибежал… Уверена, что Баутиста, сеньора!
- Да, Баутиста взял это письмо, но он не понесет его Ренато, не посмеет принести его прямо ему, он предпочтет принести его мне за хорошую цену. Я должна найти его, поговорить с ним… - Удар часов на стене прервал ее, и с внезапным испугом она воскликнула: - О…! Уже время… Я должна вернуть это письмо во что бы то ни стало.
Айме снова выглянула из окна. Никого не было в прихожих, галереях, на широких участках, разделяющих центральное строение парка. Тем более никакого шума не было на другой стороне дома. Вздрагивая от беспокойства, она повернулась к ближайшему шкафу, взяла оттуда плотную шелковую накидку и набросила ее на голову и плечи пока Ана смотрела удивленно, приоткрыв толстые губы, спросила:
- Куда вы идете, сеньора Айме?
- Искать Баутисту. Уверена, он в конюшнях. Не выглядывай, когда позовет донья София!
Она завернула в шаль свое точеное тело, закрыла почти полностью лицо, лишь глаза сверкали лихорадочным блеском. Держа руки на груди, откуда сердце, казалось, готово было выскочить, поджидала, когда опустеет коридор, вышла быстро и тихо, словно пантера.
- Ты не откроешь это окно? Этой ночью словно не хватает воздуха … Этой ночью мне снова стало душно, как в первые годы, когда я оказалась на этой земле.
Точная, тихая, с совершенной быстротой, что отличала ее, Янина распахнула окно в просторной спальне Софии, но ничего не изменилось в роскошном зале, ни порыва ветра, ни облачка не было на темном небе, усыпанном звездами. Была одна из таких безлунных ночей, когда сплетались звезды, такие стесненные, словно серебряные сети на бархатном небосводе. Мягким шагом бледная владычица Кампо Реаль приблизилась к окну, а стройное тело Янины, темное и колеблющееся, отступило на шаг, почтительно уступая место.
- В течение этих долгих лет я ненавидела эту землю, в которой столько красоты: ее поля, небо, жаркое солнце, неподвижные ночи… Сколько прошло таких ночей, когда я задыхалась и отчаянно бродила по этим тропам!
София протянула руку к неясным очертаниям затихших полей, одновременно чувствуя, как охвачена сильным волнением воспоминаний… жгучих воспоминаний своих первых месяцев замужества, горьких воспоминаний долгих лет, в течение которых она ждала каждую ночь Франсиско Д`Отремон, подсчитывая с острой досадой, в скольких руках он забывал ее имя, с чьих губ пил любовный мед, а к ней лишь приходил с улыбкой, с почтительной мягкостью, с любезным и холодным уважением…
- Вы не будете ложиться, крестная? Вам нужно отдохнуть…
- Этой ночью мне не спится. Давай поговорим, Янина. Ты меня выслушаешь?
- Конечно, крестная.
Янина склонила голову с обычным холодным уважением, словно автомат, но соединенные руки тряслись, сжатые у груди, и вздрагивали еще больше, касаясь того письма. Там было доказательство, ужасное оружие, кинжал, которым можно точно ударить ненавистную соперницу… Но соперницу в чем? Опустив голову, глядя на саму себя, рассматривая тяжелый национальный костюм; широкую юбку из цветастой ткани, и снова, как обычно, посмотрела на свои тонкие смуглые руки… Они были изящные и красивые, тщательно ухоженные… руки цвета светлой меди, породистые, в судорожном желании сжатые, которые сжимались, словно хотели ухватиться за невозможно желаемое, руки одновременно чистые и чувственные, благородные и порочные… руки, в которых, наконец, была судьба Айме…
- Ты устала? Присядь, Янина…
- Нет, крестная, я не устала, - утверждала Янина, с трудом сдерживая нетерпение. – Но боюсь, что вы… что вы утомлены больше, чем нужно…
- Да… Мое сердце работает медленно… оно любило и достаточно страдало. Это естественно… Но оставим это; я хочу поговорить о Ренато… О нем, и ради него, нужно создать в этом доме полный покой. Ренато он необходим; это та обстановка, которой дышит его сердце, такое чувствительное, такое нежное… и такое страстное. Ренато словно ребенок, Янина… несмотря на годы, силу и мужскую гордость, он словно ребенок, которого необходимо защищать. Не знаю, понимаешь ли ты меня; но мне нужно, чтобы ты поняла меня, чтобы я не казалась тебе неблагодарной, и хочу сказать тебе… Нужно, чтобы Баутиста и ты удалились из этого дома…
- Как? Что? – с болезненным удивлением спросила Янина. – Вы выгоняете нас, крестная?
- Зачем говорить такую некрасивую фразу и в то же время такую правильную? Нет, Янина. Я думаю, что твой дядя должен вернуться во Францию и справедливо, чтобы ты его сопровождала. Тебе не нравится идея поехать в путешествие по Европе?