Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан. Страница 80

Лезорн считал свое положение вполне сносным, но ему хотелось избавиться от постоянной опасности, какую представляли для него тетушка Грегуар и Клара Буссони; их наблюдательность пугала пройдоху. Но он не подозревал, что им известно местопребывание настоящего Бродара.

Благодаря щедротам Олимпии, Лезорн катался как сыр в масле. Тупица аббат все время повторял ей, что самое богоугодное дело — это помочь раскаявшемуся грешнику вернуться на стезю добра. Лезорн теперь прилично одевался (если не считать галстука и обуви), и его можно было принять за филера или же за лакея из богатого дома. Но еще больше он походил на злую собаку, освободившуюся от надоевшего ей ошейника.

Однажды вечером, плотно пообедав в домике графини и осушив немало рюмок с аббатом — за здоровье дам, а с дамами — за религию, аристократию и духовенство, Лезорн (в голове у него слегка шумело) решил наведаться на улицу Глясьер и выяснить, как вести себя с «этими бабами», позволяющими себе сомневаться, настоящий ли он Бродар.

Было уже около полуночи, когда бандит постучался. Тото громко зарычал, а Клара пугливо съежилась в постели.

— Кого там Бог несет? — спросила тетушка Грегуар.

— Это я, Бродар. Привяжите-ка пса!

Старушка знала, как держаться с Лезорном. Оказать ему плохой прием на этот раз было нельзя. И она начала переговоры через дверь.

— Мы всегда рады вас видеть, милый Бродар, но подумайте, что скажут соседи? Мужчина, и вдруг приходит в столь поздний час! Разве вы не знаете, что за нами все время следят?

— Знаю. Я только на минуточку. Привяжите же Тото!

— Я это уже сделала. Но если долго держать его на привязи, он может перегрызть веревку. Я еще ни разу не видела, чтобы он так злился.

— Почему же вы мне не открываете?

— Мы одеваемся. Потерпите еще минуточку!

— С Огюстом вы столько не церемонились!

— Но он никогда не приходил так поздно.

Наспех одевшись, женщины впустили Лезорна. Он был удивлен их любезностью.

— Ну дружище, Бродар, — промолвила старушка, ласково улыбаясь, — поговорим немного, а более подробную беседу отложим до завтра; ведь вы не хотите, чтобы о нас сплетничали?

Фамильярно ущипнув девушку за подбородок, Лезорн сказал:

— А я и не знал, что Огюста спасли вы. Спасибо, красоточка!

— Увы, он еще не спасен; мы даже не знаем, где он, — возразила Клара, вежливо пытаясь уклониться от ласки бандита.

— А я-то пришел в надежде узнать добрые вести о нем и нарочно выбрал такой час, чтобы никто не помешал нашему разговору.

Он забыл про Тото. Собака как будто успокоилась; на самом же деле она перегрызала веревку, привязывавшую ее к чурбану, на котором тетушка Грегуар и Клара обычно сортировали волосы. Тото грыз молча, стремясь расправиться со своим врагом с ничуть не меньшим рвением, чем Девис-Рот. Овчарка отличалась удивительным упорством.

— Ваш пес, кажись, стал узнавать меня! — самонадеянно заметил Лезорн. Однако он не решился подойти к Тото, видя, с какой злобой собака глядела на него. «Черт побери, — подумал он, — я забыл про это животное; от него надо отделаться в первую очередь!»

— Вот, — продолжал он, вынимая бутылку из кармана блузы, — отличное винцо; разопьем его вместе!

— Мы сделаем это завтра, дружище Бродар! — сказала старушка и хотела уже взять бутылку; но Лезорн поспешно спрятал ее снова в карман.

— Ну, так завтра я ее опять принесу…

Не успел он закончить фразу, как Тото, уже успевший перегрызть веревку, с яростью бросился на бандита. Схватив волочившийся по полу конец веревки, Клара с трудом удержала овчарку. Та начала выть.

«С этой зверюгой просто сладу нет! — подумал Лезорн. — Ну, завтра она у меня завоет по-другому!»

Попрощавшись, он направился к двери. Тетушка Грегуар поторопилась запереть ее за ним, а Клара искала, чем бы забаррикадировать вход. Они догадались, что бандит решил избавиться от них, и хотя было слышно, как он спускался по лестнице, обе боялись, что он, сняв башмаки, вернется обратно. Подкатив к двери чурбан, женщины подперли его столом, а к столу придвинули кровать. Комнатка их была так мала, что в нее теперь невозможно было войти — мебель громоздилась от двери до самого окна. Они потушили свет.

— Но он может влезть в окно! — прошептала Клара.

— Ну, для этого ему нужно сначала попасть на крышу, — возразила старушка. — Через другие мансарды его не пустят. К тому же он из осторожности не станет просить об этом.

— Да, конечно. Но вы в самом деле думаете, что он собирается нас убить?

— Уверена в этом. Он приносил отравленное вино.

По рычанию обеспокоенного Тото они поняли, что Лезорн возвращается. Вскоре заскрипели ступеньки. Не подозревая, что за дверью воздвигнута баррикада, бандит попытался войти; в зубах он держал нож, чтобы прежде всего расправиться с собакой. Он отыскал подходящий ключ, но, повернув его в скважине, все же не смог открыть дверь. Невидимое препятствие помешало, и Лезорну пришлось уйти не солоно хлебавши.

Если бы у бедняков был свой эпос, повествующий обо всех перипетиях их борьбы за существование, то эта ночь могла бы вдохновить на целую поэму какого-нибудь Гомера из сточной канавы…

Утром тетушке Грегуар, боявшейся, что Лезорн, как ни в чем не бывало, опять пожалует к ним, пришла в голову блестящая мысль. Услышав его шаги, она громко сказала:

— Мне кажется, идут полицейские; ведь они обычно приходят в это время.

— Да, верно, — согласилась Клара.

Лезорн испугался, что его увидят, и поспешно ретировался. Тогда старушка, второпях отодвигая мебель, заявила Кларе, еле живой от страха:

— Вот что я решила: надо сейчас же послать Тото за Жаном.

Клара написала на бумажке: «Приходите!» — и отдала ее умному животному, повторяя имя Жана. Боясь, как бы Лезорн не причинил собаке вреда, обе твердили, выпуская ее: «Скорей, песик, скорей!»

Тото пустился стрелой. Не прошло и четверти часа, как он вернулся в сопровождении Жана, и женщины рассказали обо всем, что произошло.

— Не знаете ли вы, друг мой, такого местечка в Париже, где бы мы могли укрыться от этого бандита? — спросила старушка. — Пусть даже там будет еще холоднее, чем здесь!

Жан некоторое время размышлял.

— В силах ли вы сойти по лестнице?

— После этой ночи я, кажется, способна бегать как девочка.

— Тогда я нашел выход. Не перебивайте и, главное, не перечьте мне, это было бы глупо. Я одинок, никому ничем не обязан и не менее всякого другого имею право прийти вам на помощь, даже если за это придется поплатиться.

Женщины внимательно слушали.

— Вот в чем дело, — продолжал Жан. — У меня есть старая тетка, она меня очень любит; живет она на своей ферме в Шамполи, на Луаре. Вы поедете к ней с письмом от меня. Я хорошо знаю эту добрую женщину; она примет вас как родных. Не думайте, что окажетесь ей в тягость: напротив. Вы, тетушка Грегуар, будете помогать на кухне, а вы, мадемуазель Клара, везде понемножку. Это моя единственная родственница; не бойтесь, она будет рада услужить племяннику.

— Но на какие деньги мы поедем, мой милый?

— Я подумал и об этом, — сказал Жан улыбаясь. — Ведь я люблю доводить дело до конца. У меня есть кое-какие сбережения, их хватит на дорогу и вам и даже нашему песику. Мы отправим его, само собою разумеется, в вагоне для скота, а на ферме Тото будет стеречь коров. Видите, мы все уладим. Вы поедете, конечно, третьим классом: ведь те, кто твердит, что трудящиеся, делая сбережения, могут накопить богатство, — набитые дураки.

Бедные женщины не решились спорить с Жаном. Отказываться от его помощи — значило обидеть его. Но все было не так-то просто. С минуту на минуту мог вернуться Лезорн; поэтому отправляться в дорогу следовало немедленно. Но как пройти мимо сыщиков, следивших за каждым их шагом?

— Я и тут придумал, как помочь вам, — сказал Жан. — У меня есть знакомый кучер; он провезет вас в своей колымаге под носом у шпиков. Будьте готовы, я вернусь через полчаса.

Действительно, спустя каких-нибудь двадцать минут Жан вернулся и принес два крестьянских чепца, две косынки и две полосатые юбки. Женщины мигом переоделись. Жан и его приятель помогли старушке спуститься по лестнице и усадили ее вместе с Кларой в фиакр, не вызвав ни малейшего подозрения у сыщиков. Того улегся в ногах, фиакр покатил не слишком быстро, не слишком медленно, — честь честью, как полагается экипажу, который не везет ничего, что находилось под запретом.