Жертва всесожжения - Гамильтон Лорел Кей. Страница 43

Мне снился сон. Будто я заблудилась в заброшенном доме, где ищу котят. Котята плакали, и в темноте шипели змеи, которые их пожирали. Чтоб истолковать такой сон, Фрейдом быть не надо. Как только я поняла, что это – сон, и сообразила, что он значит, сон меня оставил. Я бодрствовала, глядя в потолок. Простыни сползли, я лежала в темноте почти голая.

И чувствовала, как пульсирует тело. Будто бежишь во сне. Под грудями выступила испарина. Что-то здесь было не так.

Я села, натянув на себя простыню, хотя мне не было холодно. В детстве я думала, что чудовища в шкафу и под кроватью меня не тронут, если я накроюсь. И всегда, просыпаясь от кошмара, я первым делом хватаюсь за простыню, даже если очень жарко. Конечно, сейчас я была в подвале, где работал кондиционер, и жарко не было. Так чего же мое тело почти в горячке?

Засунув руку под подушку, я вытащила «файрстар». Зажав его в руке, я почувствовала себя лучше. Но если меня просто напугал сон, я буду чувствовать себя дурой.

Я сидела в темноте, пытаясь что-нибудь услышать, до того как включить свет. Если в коридоре кто-то есть, он увидит свет из-под двери. Если меня хотят захватить врасплох, свет показывать не надо. Пока не надо.

Что-то двигалось по коридору в мою сторону. Вал энергии, тепла прошел по моему телу огромной ладонью. Будто на меня надвигалась буря, и от молний воздух насытился колющим электричеством. Я отщелкнула предохранитель «файрстара» и вдруг поняла, кто это. Ко мне решительными шагами шел Ричард. Ричард, надвигающийся как буря.

Я щелкнула предохранителем, ставя его на место, но не отложила пистолет. Ричард был в бешенстве, и я это ощущала. Когда-то он на моих глазах, разозлившись, метнул, как картонку, двуспальную кровать из цельного дуба. И я оставила пистолет в руке – просто на всякий случай. Сама себя за это презирала, но моральных терзаний было недостаточно, чтобы я его убрала.

Я щелкнула выключателем и заморгала, как сова на солнце. В животе сворачивался тугой ком. Не хотела я видеть Ричарда. С той ночи, когда я впервые переспала с Жан-Клодом, я не знала, что ему сказать. В ту ночь я убежала от Ричарда, от такого, каким он стал при полной луне. Убежала от вида его зверя.

Босиком прошлепав к стулу, я собрала свою одежду и уже с трудом натягивала лифчик без бретелек (пистолет рядом на кровати), когда учуяла запах лосьона Ричарда. Из-под двери потянуло воздухом, и я знала, что это тело Ричарда нарушило течение воздушных потоков. И вдруг поняла, будто мне это шепнули прямо в ухо, что Ричард чует мой запах через дверь и знает, что духами «Оскар де ла Рента» я надушилась для Жан-Клода.

Я ощутила, как прижались к двери кончики его пальцев, будто в отжиме, как он втянул в себя воздух с ароматом моего тела.

Что за черт? Мы связаны уже два месяца, и за все это время я ничего подобного не ощущала – ни с Ричардом, ни с Жан-Клодом.

И до боли знакомый голос Ричарда:

– Анита, нам надо поговорить.

В голосе его ощущалась злость, в теле его – ярость. Будто гром, прижатый к двери.

– Я одеваюсь, – ответила я.

Из-за двери раздался его голос:

– Знаю. Я тебя ощущаю через дверь. Что с нами происходит?

Уж если и бывают на свете многозначительные вопросы, то этот такой и был. Интересно, чувствует ли он мои руки, как я чувствовала его секунду назад?

– Ни разу мы не были на рассвете так близко друг от друга, как сейчас, с тех пор, как стали связаны. И здесь нет Жан-Клода, чтобы служить буфером.

Я надеялась, что так оно и есть. Иначе оставался один вариант – то есть совет что-то сотворил с нашими метками. Но это вряд ли. Хотя точно знать нельзя, пока не спросим Жан-Клода. Вот черт!

Ричард подергал ручку двери:

– Отчего так долго?

– Я почти готова, – ответила я, натягивая платье. На самом деле из всей моей одежды его легче всего было надеть. Туфли без колготок непривычно терли ноги, но босиком я чувствовала бы себя еще более... как бы это сказать... не готовой. В туфлях почему-то было лучше.

Я убрала стул и отперла дверь. Потом отступила назад – слишком поспешно пожалуй – и оказалась у дальней стены. Руки я завела за спину, так и не отложив пистолет. Вряд ли Ричард на меня нападет, но никогда я его таким не ощущала. Его гнев будто камнем улегся у меня под ложечкой.

Ричард осторожно открыл дверь, будто тщательно обдумывая каждое движение. Его самообладание было зыбкой границей между мной и его гневом.

Шесть футов один дюйм, широкоплечий, с отлично вылепленными скулами и широким мягким ртом. На подбородке ямочка, и весь он даже слишком красив. Глаза – потрясающие шоколадно-карие, как всегда, только выражение муки в них было новым. Волосы густой волной спадали на плечи, каштановые, с такой примесью меди и золота, что надо бы для этого цвета придумать отдельное слово. Каштановые – слишком тусклое слово, а волосы у Ричарда тусклыми не были. Когда-то я любила перебирать их, захватывать горстями, когда мы целовались.

На Ричарде была кровавого цвета майка, открывавшая мускулистые плечи и руки. Я знала, что каждый видимый дюйм его тела – и каждый невидимый – были золотисто-загорелые. Но это не был загар, просто натуральный цвет его кожи.

Сердце у меня забилось в горле, но не от страха.

Ричард оглядывал меня в черном вечернем платье. Косметику я с лица стерла, волосы растрепались, и я ощутила, как реагирует на меня его тело. Будто меня самое свело судорогой желания. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы не смотреть на его джинсы и не видеть того, что я и так чувствовала.

Я открыла глаза. Ричард не двинулся с места. Он просто стоял посреди комнаты, сжав руки в кулаки, дыша чуть сильнее обычного. Глаза у него были дикие, слишком большими стали их белки, как у лошади, которая вот-вот понесет.

Я первой обрела голос.

– Ты сказал, что нам надо поговорить. Вот и говори.

Сказала я это так, будто у меня перехватило дыхание. Будто я ощущала биение сердца Ричарда, подъем и опускание его груди, как свои собственные. Такое у меня бывало с Жан-Клодом, но с Ричардом – никогда. Если бы мы продолжали видеться, это было бы заманчиво. Сейчас это только смущало.

Он разжал кулаки, согнул пальцы, борясь с желанием сжать их снова.

– Жан-Клод говорил, что защищает нас друг от друга. Чтобы мы не сошлись слишком близко, пока не будем готовы. До этой минуты я ему не верил.

Я кивнула:

– Да, это очень неудобно.

Он улыбнулся и покачал головой, но улыбка не убрала злости из его глаз.

– Неудобно? И это все, Анита? Всего лишь неудобно?

– Ричард, ты сам ощущаешь, что я сейчас чувствую. И сам можешь ответить на свой дурацкий вопрос.

Он закрыл глаза и соединил руки перед грудью, сдвинул ладони с такой силой, что плечи у него задрожали и мышцы натянулись как тросы.

Я почувствовала, как он от меня отодвигается, хотя это слово и не передает ощущения полностью. Было так, будто он воздвигает между нами стену. Кто-то из нас должен был это сделать, а я об этом не подумала. Вид Ричарда, ментальное ощущение его превратило меня в пульсирующий сосуд гормонов. Нет, словами это не передать.

На моих глазах напряжение отпускало его, мышцу за мышцей, медленно, почти как во сне, тело его стало спокойным, умиротворенным. Я никогда не владела медитацией в такой степени.

Он опустил руки и посмотрел на меня:

– Так лучше?

– Да, спасибо.

Он покачал головой.

– "Спасибо" здесь ни при чем. Либо я взял бы себя в руки, либо убежал бы с воем.

Мы стояли, глядя друг на друга, и молчание повисло тяжелой пеленой.

– Чего ты хочешь, Ричард?

Он засмеялся придушенным смехом, от которого краска бросилась мне в лицо.

– Не надо, ты понял, что я имею в виду.

– Да, – сказал он. – Я знаю, что ты имеешь в виду. Ты сослалась на свое положение лупы, пока меня не было в городе.

– Ты насчет зашиты Стивена?

Он кивнул.

– У тебя нет права выступать против явно высказанных приказов Сильвии. Я оставил командовать ее, а не тебя.