В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 60
— И что же она тебе нагадала? — спросил Сергей, прикасаясь губами к ее шее. — Мужа и шестеро детей?
— Я говорю с тобой серьезно, — вдруг вырвалась из его объятий Марина и поднялась с постели. — Она мне нагадала, что будет у меня два супруга. Что я — судьба Анатоля, и буду с ним до конца дней. Что смерть витает рядом со мной.
— Да все это пустое, — отмахнулся ее муж. — Просто обман наивных простаков. Иди лучше сюда, ко мне. Мне так одиноко тут.
Марина резко повернулась к нему. Ее начало злить, что Сергей никак не хочет понять, как она обеспокоена, как болит ее сердце из-за предстоящего отъезда в этот дикий и опасный край.
— Я не понимаю твоего спокойствия, — бросила она ему сквозь зубы. — Смотрю, тебе не до моих переживаний.
Сергей коротко вздохнул и одним быстрым движением спрыгнул с кровати. Он подошел к Марине и, взяв ее за предплечья, развернул к себе против ее воли — она вовсе не хотела продолжать разговор в подобном тоне.
— Мне есть дело и до твоих переживаний, и до твоих слез, — мягко сказал он. — Но я не вижу смысла обсуждать это сейчас, когда у нас осталось так мало времени побыть вдвоем перед тем, как мы расстанемся на столь долгий срок. Если ты хочешь поговорить о предсказаниях и судьбах, если хочешь поплакать над тем, что еще не произошло и, еще не известно, произойдет ли, воля твоя. Я сяду рядом с тобой и буду слушать тебя, пока не выговоришься. Но я не вижу смысла тратить на это всю ночь. Я хочу уехать с легким сердцем отсюда и с множеством воспоминаний, которые будут греть меня вдали от тебя, милая. Так давай же забудем о том, кому и что суждено на этом свете, и проведем эти минуты вместе.
Он притянул ее к себе и крепко обнял.
— Если тебя это успокоит, то могу сказать, что когда-то давно, после выпуска из кадетского, на Масленичной неделе я тоже встретил одну цыганку, — Загорский предпочел умолчать, что цыганка была молода и довольно мила, и где-то с месяц согревала его постель, пока ее табор не двинулся дальше. — Она заговорила меня от пули и клинка. Как видишь, в скольких передрягах побывал с того времени, до сих пор целехонек.
— Это правда? — отстранилась Марина и посмотрела ему в глаза, стараясь определить, истину ли он ей говорит или просто старается успокоить.
— Побожиться? Или моего слова будет достаточно? — улыбнулся Загорский, целуя ее в ответ. Он словно знал, что стоит ему прикоснуться к ней, как все мысли вдруг исчезают из ее головы, и она забывается в пространстве и времени на те мгновения, что они проводят вместе.
После Марина лежала без сна и смотрела на спящего рядом супруга. Ей казалось, что если она сомкнет очи и заснет, то проспит его отъезд из Киреевки. Глупо, конечно, она сама это признавала, но вот убедить себя поспать хотя бы час так и не смогла. Так и лежала она, глядя на лицо Сергея до самого рассвета, пока утро не вступило в комнату сквозь распахнутые окна, и не защебетали ранние пташки на деревья сада.
Она же встретила Степана, что пришел будить своего хозяина с первыми лучами солнца.
— Доброе утро, барыня, — смущенно поздоровался с ней денщик и поставил начищенные им сапоги барина у порога входной двери. — Как почивали? Барин уже встали-с?
— Нет пока, — плотнее запахнув капот, ответила Марина. Она зябко повела плечами — с утра было довольно прохладно из-за дождя, пролившегося нынче ночью. — Не хочу будить его, так сладко спит.
Степан принялся чистить мундир Загорского, мягкой тряпочкой бережно и аккуратно начищая блестящие пуговицы. Он старательно отводил взгляд от Марины, словно ему было неловко быть здесь с ней наедине.
— Пора бы, барыня, князя-то будить, пора. Нужно выехать как можно раньше, а то и так уже на гаутвахту попадем, как пить дать.
— Гауптвахту, — автоматически поправила его Марина, а потом нахмурилась. — Князь попадет в гауптвахту?
— А то как же! — воскликнул Степан. — Ведь опоздает он в полк-то, к гадалке не ходи.
— Это правда, что твой барин заговорен? — решилась спросить она у денщика. — Верно, что пуля и клинок его не берут?
Степан задумался, а потом улыбнулся в усы:
— Заговорен? Уж простите, барыня, того не ведаю. Были, конечно, ранения у князя, но легкие. Тьфу, а не ранения. А ведь в каких только сечах не бывал! Ух, лютые были! Да и дуэли… Мож, и заговорен-то барин наш, раз так все случается.
Марина кивнула и вышла в спальню, с удивлением обнаружив там почти полностью одетого супруга.
— А! Доброе утро, ранняя пташка! — быстрым шагом он пересек комнату и крепко поцеловал жену. — Не смею спросить, сомкнула ли ты глаза нынче ночью или так и бдела надо мною до утра.
— Ты заметил? — смутилась Марина. — Ах, не смейся же надо мною!
— Не смею, — улыбнулся Загорский. — Что там Степан? Здесь уже?
— Да, ждет тебя в салоне, — Марина помолчала, а потом проговорила, зная, что тотчас встретит его отпор. — Я провожу тебя до выезда из имения.
— Мы это уже обсуждали, — бросил ей в ответ Загорский, принимая из рук вошедшего по его оклику Степана мундир. — Я тебе уже сказал, что не желаю этого. Простимся тут. Негоже замужней даме скакать так рано поутру даже с грумом, — он хитро улыбнулся ей и продолжил. — Как твой супруг, я запрещаю тебе делать это. Да и потом — нынче довольно свежо, я не хочу, чтобы простуда свалила тебя с ног.
Загорский надел мундир, потом прикрепил к поясу саблю и развернулся к ней. Степан быстро поспешил прочь из комнаты проверить лошадей, чье тихое ржание доносилось из полуоткрытых окон спальни, оставив их наедине для их прощания перед дорогой.
— Пора, — подошел Загорский к Марине и встал прямо перед ней, не касаясь ее. Она подняла на него глаза, ярко блестевшие от невыплаканных слез. — Ну же, милая, ты словно на войну меня провожаешь. Улыбнись, я не могу видеть слезы на твоем лице. Думаешь, мне легко сейчас? Если ты заплачешь, клянусь, разрыдаюсь и я. Что ты будешь делать тогда с рыдающим мужчиной? Да и перед Степаном будет стыдно — последний раз он видел меня плачущим в малолетстве. Решит еще, что барин разума лишился.
Марина невольно улыбнулась сквозь слезы, представив рыдающего Загорского. Довольно презабавная картина получилась.
— Ну вот, твоя улыбка нравится мне гораздо больше. Береги себя, милая. Будь стойкой и жди моего письма. Я уверен, что скоро наше дело решится в положительном ключе, только надо подождать немного, — он положил ей палец на губы, не давая возразить в ответ. — И никакого coquetterie [63]с Анатолем. Я очень-очень ревнив, предупреждаю. Могу и придушить в гневе, как Отелло.
— Никакого coquetterie, — тихо согласилась Марина.
Загорский быстро и крепко поцеловал ее в губы и почти выскочил из комнаты, словно не в силах долее находиться там. Через мгновение со двора донеся его властный голос, отдававший последние указания Степану перед дорогой.
Марина стояла прямо посреди спальни, слово оглушенная, не в силах двинуться с места. Вот и все, повторяла она про себя, он уехал. Она сжала кулаки еще сильнее, стараясь успокоить свое глухо стучащее в груди сердце, и почувствовала, как что-то впилось в правую ладонь. Уехал…
Она вдруг сорвалась с места и бросилась вон из спальни. Пробежала через салон прямо в открытую входную дверь, прочь из флигеля. Сбежала по ступенькам крыльца мимо перепуганной ее спешкой Агнешкой, поднимающейся в дом. Она обогнула флигель, едва увидела только удаляющиеся спины Загорского и его денщика и пустилась бежать за ними следом. Босая, непричесанная, в распахнувшемся капоте, мешающем бегу, под недоуменные взгляды проходивших мимо садовников, спешащих приняться за работу.
— Сережа! — крикнула она без особой надежды, что он услышит ее — так велико было меж ними расстояние.
Но он услышал. Услышал и обернулся назад, а заметив ее, стоявшую там, растрепанную и запыхавшуюся, пустил коня обратно. Увидев это, Марина остановилась и стала ждать, когда он подъедет ближе.
— Какая же ты дурочка! — нежно бросил ей Загорский и спрыгнул с седла. Он подошел к ней и схватил ее за плечи. — Боже, ну куда ты выскочила? Да еще босая! Дурочка моя!
63
кокетство, флирт (фр.)