Моя сестра живет на каминной полке - Питчер Аннабель. Страница 11

— Здорово на рыбу смахиваешь, — заметил парень.

— Все лучше, чем на зеленого ежа, — буркнул я.

Вообще-то прикольно сказал. У меня еще никогда так не получалось. Парень расхохотался, его «ха-ха-ха» пахло дымом.

— Я Лео. — И он протянул мне руку, как взрослому.

Я пожал ее с таким видом, будто мне не впервой.

— Джейми, — говорю и не знаю, когда руку отпускать-то? Но он сам отпустил мою ладонь, и она шлепнулась вниз. Я еще долго чувствовал, как ноют пальцы.

Джас наблюдала за нами, сидя на коврике в прихожей. Я так обрадовался, что никакая она не предательница, что у меня рот растянулся до ушей.

— Хитрый проныра! — прошипела Джас.

Без черного грима глаза у нее просто огромные, и она все поглядывала на лестницу — боялась, вдруг папа спустится. Хотя мы оба прекрасно знали, что он дрыхнет у себя в комнате.

Лео помог Джас подняться. Он был высокий и сильный, в общем — классный. Джас доставала ему до подмышки, он обнял ее за плечи.

— Смотри не проболтайся, — прошептала Джас, прижимаясь к Лео.

Я стоял как дурак и не знал, мне-то чего делать. Хорошо, Роджер пришел и потерся о мою ногу. Я схватил кота и крепко обнял.

А эти двое снова принялись целоваться. Я смотрел, смотрел, а потом вспомнил бабулины слова: «Пялиться неприлично». Ну и пошел себе, типа, невелика важность — сестра целуется в прихожей в двенадцать минут первого. Лунный свет заливал кухню, и все было такое странное, бесцветное. Словно я очутился в глазах миссис Фармер. И как только она могла обвинить меня в воровстве! Я в жизни ничего чужого не брал, кроме винограда в супермаркете, куда мы с мамой ходили покупать всякую всячину. Когда она не смотрела, я отрывал от кисти одну виноградину, засовывал в рот и придавливал языком, чтоб мама не заметила, что я жую, и не догадалась.

Роджер выкрутился из моих рук и спрыгнул на пол. Я открыл заднюю дверь и вышел в сад. Трава под ногами была холодной-прехолодной, просто ледяной, воздух пощипывал кожу. Миллионы звезд мерцали, как драгоценные камни в мамином обручальном кольце. Вот клянусь, она его больше не носит. Я задрал голову к небу и выставил средний палец — на тот случай, если Бог смотрит. Не люблю, когда за мной шпионят.

Поблескивая шерстью в лунном свете, Роджер куда-то отправился крадущейся походкой. Может, на мышь решил поохотиться или еще на кого. Я постарался отогнать мысли о темном тельце, оставленном им на крыльце. Подошел к пруду и заглянул в воду, но перед глазами стоял только маленький серый зверек, такой холодный, неподвижный и мертвый. Хорошо, что Розу разорвало на кусочки. Мне было бы ужасно неприятно думать, что она лежит под землей, особенно в такую холодную ночь, как эта.

Раздался всплеск. Я встал на коленки и нагнулся низко-низко, так что ткнулся носом в воду. Там, в глубине, среди плавучих растений и качающихся водорослей, жила золотая рыбка. Ее шелковистая кожица в точности такого же цвета, что и мои волосы. Когда я рисовал нас в альбоме, всегда использовал оранжевый карандаш. Сколько я ни всматривался, ни разу не видел в пруду никакого другого живого существа. Рыбка совсем одна. Я знаю, каково это.

Во вторник утром папа все-таки встал к завтраку. Он проспал шестнадцать часов, от него несло потом и водочным перегаром. Есть он ничего не стал, только заварил чаю, и я тоже выпил чашку, хотя было не особо вкусно. Джас четыре раза зевнула, изучая свой гороскоп.

— Ты что, не выспалась? — спросил папа, а Джас только пожала плечами и подмигнула мне незаметно.

Я ухмыльнулся в свои шоколадные шарики. А здорово будет, если Лео снова придет.

На улице лило как из ведра. Джас попросила, чтобы папа нас подвез. Тот согласился и, как был в тапочках, подбросил нас до школы. Я боялся, вдруг он увидит Сунью, но все прятались под зонтиками или под капюшонами, так что было не разобрать, кто есть кто. Я выскочил из машины, а Джас сунула мне дождевик и велела надеть, чтобы не промокнуть. Сказала:

— Будешь сидеть весь день в мокрой футболке — простудишься.

В кои веки я не опоздал. Вошел в класс, а там даже еще миссис Фармер нет. Сунья сидела за нашим столом и рисовала. Всю левую руку перепачкала фломастерами и даже кончик носа. Мне хотелось поговорить с ней, но папа довез меня до школы и сказал: «Удачи!» Он так старается, а я буду болтать с мусульманкой? Нечестно.

Сперва был только шепот. Потом все больше голосов стали повторять хором громче, громче: «Вор. Вор. Ворворвор». Дэниел стоял в центре класса и дирижировал, а они еще стучали кулаками по столам. Я бросил взгляд на Сунью, мысленно умоляя вступиться за меня. Красный фломастер двигался вперед-назад, вперед-назад. Она даже головы не подняла.

Тут в класс вошла миссис Фармер. Скандирование мгновенно прекратилось, но она должна была слышать его из коридора. Я ждал, что сейчас миссис Фармер устроит им разнос, а она только глянула на меня, будто так мне и надо. Спросила, кто принесет журнал, и первой взлетела рука Дэниела. Она ему улыбнулась, а у того щеки раздулись как шары. Ангел Дэниела перескочил на облако № 6.

На перемене дождь так припустил, что нам пришлось торчать в школе. Пять минут я просидел на толчке, три минуты разглядывал выставку рисунков в коридоре и четыре минуты изображал головную боль. Школьная медсестра приложила мне ко лбу мокрое бумажное полотенце и отправила в класс. Миссис Фармер вернулась из учительской почти сразу после меня. Скандирование уже началось, хотя разойтись как следует не успело.

В окна перестало барабанить на истории. Ливень сменился нудным мелким дождиком. Я старался сосредоточиться на викторианцах, но ничего не получалось, и, по словам миссис Фармер, я написал не лучшую работу. Я хотел написать про трубочиста, но дальше трех предложений дело не пошло, потому что я все думал: если на большой перемене нас выпустят на улицу, мне наверняка накостыляют.

В конце урока в класс вошла толстая тетка из столовой, ее вечный свисток был при ней, она объявила:

— Можете выйти на площадку.

Все, кроме меня, закричали «ура».

Я вышел на улицу, и тут началось. Они подскочили, обступили меня со всех сторон. И я вдруг понял, почему бабуля говорит, что круг бывает порочным. Я пытался протолкаться сквозь толпу, но очередная пара рук всякий раз отпихивала меня назад. Они топали. Они хлопали. И громче прежнего выкрикивали обидное слово. Я поискал глазами толстуху из столовой. Та стояла на другом конце площадки и ругалась на каких-то мальчишек за то, что те носятся по мокрой траве. Я поискал Сунью и увидел, как белый платок мелькнул на лестнице и скрылся в дверях школы.

Я зажал уши. Зажмурил глаза. Футболка вдруг стала жутко велика мне, рукава так и трепыхались на ветру. Я больше не был храбрецом. И Человеком-пауком я не был. Хорошо, что мама не видела меня сейчас.

Райану первому надоело. Он пнул меня в ногу и процедил:

— Мы с тобой еще встретимся, гнусяра.

И пошел прочь, за ним потянулись остальные. Через десять секунд не осталось никого, кроме Дэниела.

— Все тебя ненавидят, — сказал он. Я глядел на свои башмаки. Он со всей силы наступил мне на ногу, плюнул в лицо и прошипел: — Убирайся из нашей школы в свой Лондон!

Если бы я мог! Если бы я только мог уехать прямо сейчас, сию минуту, если бы я был уверен, что мама мне обрадуется…

— Убирайся в свой Лондон!

Как будто это так просто. Как будто меня там кто-то ждет… Тут какая-то девчонка с косичками потянула Дэниела за рукав.

— Тебя миссис Фармер зовет, — сказала она, облизывая розовый леденец на палочке.

— Зачем это? — удивился Дэниел.

— Не сказала.

Дэниел пожал плечами и ушел. Я отер слюни с лица. Все, конец. Сел на скамейку и постарался унять дрожь. Дэниел спросил у толстухи со свистком, можно ли ему пройти в школу. Та кивнула. Я видел, как он поднялся по лестнице и исчез за дверью.

После обеда миссис Фармер велела нам рассесться на ковре. У меня все тело болело, но я постарался не подать виду. Сунья уселась последней, ее глаза сияли даже ярче обычного. Я пристроился с краешку, но она перелезла через все ноги и плюхнулась рядом со мной. И ухмыльнулась, только я не понял, чему она радуется. Четыре волоска выбились у нее из-под платка, и она накручивала их на красный от фломастера палец.