Помоги мне исполнить мечты (СИ) - Либерт Таисса. Страница 79

К вечеру разразился гром, и полил дождь. Кристи, наскоро прибежавшая домой с подработки, сидела на кухне и грелась, попивая горячее какао. Её вымокшая одежда была засунута в сушилку, а мокрые волосы, как и всегда, собраны в небольшой свободный пучок, чтобы не мешались. Сестра была крайне удивлена необычному подарку Майки и усмехнулась, когда услышала имя, которое я ему дала.

Когда в дверь кто-то постучал, я удивилась. Дождь льет как из ведра. Кого могло принести в такую погоду? Мы с Майки переглянулись, а Кристи из кухни выкрикнула: «Мне открыть?». «Нет», — произнесла я и встала, направляясь к двери.

Повернув ключ в засове и открыв дверь, я широко раскрыла глаза. Светлые волосы толстыми слипшимися сосульками свисали на лицо гостя. Вся одежда была промокшая насквозь. А под глазами у гостьи находились жирные разводы от потекшей туши. Само же лицо девушки было красным, опухшим, а в глазах всё ещё были слёзы. Она стояла, приобняв себя за плечи, и грустно смотрела на меня своими большими глазами.

— Л-Лондон? — немного заикаясь, спросила я. Я совсем не ожидала её увидеть в таком состоянии, и это меня жутко обескуражило.

— Эмз, скажи, что это за чувство? — задала вопрос Лондон. — Словно ты падаешь в пропасть, а внезапно появившийся вихрь подхватывает тебя и несет куда-то. Твоё дыхание замирает, и сердце начинает останавливаться.

Я легонько выдохнула. Так и знала, что это когда-нибудь снова её настигнет. И твердо, и уверенно произношу:

— Любовь. Это любовь.

Тогда Лондон не выдерживает и начинает реветь во всё горло, она подходит ко мне, а я её обнимаю и стараюсь убаюкать. На плач Лорен сбежалась вся моя семья. Закрыв дверь, провела Лондон в свою комнату, где стала ей помогать переодеваться в сухую одежду, а та всё еще безутешно рыдала. Сев рядом с подругой, я уложила ей голову себе на колени и начала что-то приговаривать, что-то успокаивающее, а затем спросила:

— Что случилось, Лорен?

Сквозь всхлипы и заплаканный голос сложно было разобрать что-то, но я поняла.

— Трент. Он уехал учиться в Германию. Так велели ему родители, — сказала она.

— Ну и что же? Это же прекрасно, у него впереди хорошее будущее будет, а вы можете по скайпу общаться, — проговорила я.

Тогда Лондон начала мотать головой и лепетать «Нет, нет, нет». И еще один мощный всхлип, а после она сказала то, что повергло меня в парализующий шок.

— Я беременна.

Тридцать два

Я и Майки сидели на кухне. Наверху, в моей комнате, уснула Лондон после долгих рыданий, никто не мог успокоить её, — ни Кристи, ни Мама, ни даже сама я — пока папа ни принес мои пилюли со снотворным и ни заставил её выпить их. Я никак не могла успокоиться, как же это её, дурёху, угораздило так вляпаться? Мешая чай ложечкой, я нервно звякала ею о кружку, даже не обращая внимания на это, — так сильно увлеклась собственными мыслями — а вот Майки заметил это и скривился.

— Эмили, я так облажалась. 

— Всё будет хорошо, всё наладится, успокойся, — говорю я.

— Он уехал! А я беременна! Какого черта все наладится?! — Голос Лондон звучит жалостливо, даже несмотря на то, что фраза сама по себе довольно гневная. 

А затем истерика её совсем накрывает, и я не могу обойтись без чьей-то помощи. Майки ждал внизу, потому я спустилась к нему, давая шанс остальным членам семьи успокоить девушку. У них это бы точно лучше получилось.

Ещё минута. И ещё. Один малюсенький кусочек сахара уже давно растворился в кружке, но я все равно продолжала настойчиво его размешивать. Меня волновало сразу несколько вопросов. Во-первых, это, конечно же, какой у неё срок и оставит ли она ребенка. А во-вторых, это Трент. Рассказала ли она ему? Если нет, то почему, а если да, то по какой причине он уехал, ведь я бы на его месте, узнав такое, совсем бы об учебе не думала. Я считала, что Трент относительно порядочный парень, по крайней мере, с моральными качествами у него все в порядке. И, в-третьих, знают ли её родители? Пожалуй, это единственные люди, чью реакцию предугадать я не могу.

С каждым новым мгновением звон ложки отдавался мне все ярче в голове. Нет, только не сейчас! Мало того что у меня и так из-за всех этих мыслей голова болит, так не хватало еще чертово приступа. Майки внимательно наблюдал за мной, словно бы оценивал мою изменяющуюся реакцию.

— Знаешь, — он пожал плечами, — я думаю, что всё к этому и шло с самого начала. Этого и следовало ожидать.

Я кивнула. Он прав. Это было предопределено — они вместе как два пламени, как искры, как молнии, которые сразу же вспыхивают неистовым огнём. Их страсть ни к чему хорошему не привела бы. А уж неосторожность… Что толк теперь разглагольствовать об этом?

Потерев виски пальцами, я вновь принялась за свой уже остывший чай.

— Ты в порядке? Голова разболелась? — разволновался парень. — Где у вас аптечка?

— Да всё в порядке, — внезапно звонко засмеялась я после того, как была удивлена его реакцией, — просто мысли покоя не дают.

Сегодня была одна из самых обеспокоенных ночей. Пожалуй, если бы я составляла список таких вот ночей, то эта ночь стояла бы где-то в начале. Мысли пугали. Мысли копались во мне. Мысли не давали мне уснуть. Почему всегда то, что больше всего волнует нас, что днем мы пытаемся забыть, с чем справиться, всегда всплывает в разуме по ночам? Если бы можно было не думать об этом, забыть или вовсе стереть, то было бы прекрасно, но никак не выходит.

Майки остался на ночь. Он спал у подножья дивана, на матраце, который папа принес откуда-то, охраняя мой сон, ведь я спала на диване — моя кровать уже была занята. За всю ночь мы не обмолвились ни словом, только слушали неровное дыхание друг друга, как оно сбивалось и как выравнивалось — явный признак волнения.

Я слышала, как папа тихо спускался по ступенькам. Его походка никогда не была такой мягкой, можно было лишь гадать, от чего же это, но думаю, это всё из-за изнеможения. Кристи постоянно бродила по дому туда-сюда, то заглядывая на кухню и прихватывая с собой новый полный кофейник, то заглядывая в мою комнату, то просто бродила без цели от угла к углу. Всех нас волновало поведение Лондон, и все хотели бы знать подробности, хотели бы знать о том, как она дальше поступит. Моя мама спала с ней наверху, потому что она понимала отчасти её чувства. Да и к тому же, она мать, она знает, как быть в такой ситуации, знает, как успокоить ребенка, какие слова нужно подобрать.

Всё не могли дождаться утра, которое принесет с собой облегчение и скроет печальный след ночи.

Часов в десять утра я позвонила семье Одэйров, чтобы узнать, как у них дела. Разговоры с ними после смерти Ив мне всегда казались жутко длинными, но одновременно и короткими. Мы могли висеть на телефоне целый час, а сказать за это время всего-ничего. Но это не было признаком, что всё плохо, наоборот, это значило, что мы понимаем друг друга. Молчание было знаком сочувствия. Не знаю зачем, но каждый раз я старалась говорить радостным, жизнерадостным голосом, я рассказывала им о том, что случилось, или просто немного лгала, фантазировала, чтобы порадовать их, я постоянно произносила, что должна сиять также ярко, как Ив, ведь это был её завет.

Я, мама, Кристи, Майки, папа и кроль позавтракали. Только мы, люди, съели немного шоколадного торта, чтобы поднять настроение, а кролику были выдан корм. После завтрака Майки извинился и поспешил отлучиться по семейным делам. А Лондон спала до самого вечера, хотя, быть может, и не спала вовсе, а лишь притворялась. Но тот самый промежуток времени, пока мы ждали её пробуждения, был мучителен.

И я решила взять всё в свои руки.

— Вставай! — произнесла я и бросила в подругу подушкой.

Лондон повертелась в кровати и, накинув на голову одеяло, отмахнулась. Что ж, раз она не хочет по-хорошему, то будет по-плохому. Я запрыгиваю на кровать и пытаюсь расшевелить подругу, вытаскиваю из-под неё одеяло, расталкиваю, стараюсь столкнуть с кровати, но та лишь ещё больше сжимается в комок. Она сжимается и начинает вновь еле слышно рыдать. И тут я понимаю, какая же я дура.