Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон. Страница 54

– Одним?! – громыхнуло эхо, разом вытряхнув зарницы из листвы Ветаса-Древа, и Вишну не сразу понял: эхом был ответ карлы, а не финал его собственной тирады.

Очертания уродца смялись в бесформенный ком, пятном крови мелькнула, всасываясь внутрь, дурацкая ермолка – и Предвечный Океан вскипел, метнув пенный столб к нахмурившемуся тучами небу. Прямо с того места, где минутой раньше плясал карла; словно и впрямь существовала в пучине страшная Кобылья Пасть, затаившийся до поры пожар Судного Дня.

Мгновенно небесная ширь пришла в движение. Тучи испуганными овцами шарахнулись в стороны, открылась лазурь без конца и края, и огненными сполохами проступил в вышине гневный лик бывшего дурака.

От прошлой личины осталось одно: съехавшая на ухо алая ермолка солнца. Но чувствовалось: захоти Он, и солнце мигом окажется на макушке, превратив восход в полдень.

– Я, Дьяус-Небо, успел позабыть, каково оно: быть тем Одним, которым мечтаешь стать ты! И, клянусь временами, когда Трехмирье склонялось перед Вседержителем – ты зря напомнил мне о запретном!

В новом положении Вишну, в положении ничтожества перед гигантом, было всего одно преимущество – возможность насмехаться.

И Опекун воспользовался ею, подобно Дьяусу-карле.

– Из Вседержителей в дураки? Ты считаешь это возвышением, грозный друг мой?! Да, будет о чем порассказать в Обители Тридцати Трех…

– Ты родился слабым, Упендра, и поэтому помешан на силе, ложно полагая ее возвышением! Думаешь, кто-то оказался сильнее Меня? Раньше я был способен представить – а значит, и создать! – все, что угодно… Да, наверное, в результате мог появиться некто, способный превзойти Абсолют! Но быть Злом и Добром в одном лице, быть Всем! – быть Дьяусом… Когда Один осознает всю скуку Одиночества, он вместе с этим понимает: такой груз не по плечу богу! Разве что шуту – и я опрокинулся в самого себя, Упендра! Я создал камень, который сам не смог поднять! Веришь, по сей день я еще ни разу не пожалел о своем решении…

Косматые брови сошлись на переносице, и лик в небе повторил шепотом, прозвучавшим страшнее грома:

– По сей день. Но ты впервые заставил меня пожалеть о сделанном выборе.

– Поздно жалеть, Дьяус! Ты шут, забавный малыш, отставной божок на побегушках – и не более того! Корчи рожи в свое удовольствие, рисуй себя на небе, поучай или насмехайся – но судьбы Трехмирья вершат другие! Твое время прошло и никогда не вернется; теперь настал черед МОЕГО времени! Абсолют не по плечу Дьяусу? – посмотрим, не сумеет ли Вишну-Опекун подставить свое плечо!

– Многие так думали… – задумчиво пророкотало небо. – Но даже двоих оказалось недостаточно. Варуна-Водоворот и Друг-Митра продержались долго, дольше, чем я предполагал, но и им пришлось уйти. Варуна согласился на это добровольно, а Митра… Где он теперь, Друг, ставший Изгнанником? Там, где богов не называют Друзьями! Здание Трехмирья складывалось по кирпичику не одно тысячелетие, даже не одну югу [50] – и не тебе, Упендра, ломать плод чужих трудов!

– Бред! – фыркнул Вишну и для развлечения дунул в раковину. – Тримурти, Локапалы-Миродержцы, суры-асуры, наги, гандхарвы, якши, ракшасы, люди… Не слишком ли много кирпичиков? И где ты видел здание из совершенно разных кирпичей?! Стареешь, Дьяус… проще надо, проще! И не понадобится скалиться из поднебесья! Кстати, если тебе надоело веселить публику – мы могли бы найти общий язык! Что скажешь, отставной Абсолют?!

– Скажу, что твоя идея Мироздания не приходила мне в голову. И, пожалуй, к счастью. Кирпичики? Оставить лишь одинаковые? Двух, трех видов – ну никак не больше пяти… и складывать простой и понятный мир-домик! Дворцов не выйдет, зато и забот меньше! Всех лишних… вернее, всех РАЗНЫХ – обтесать. Или стереть в труху. Упендра, Всемогущему было скучно в мире бесконечных возможностей! – а ты предлагаешь мне забаву идиота!

– И ты встанешь у меня на пути? Попробуй! Отказавшись от власти, ты наверняка не оставил себе лазейки для возвращения! Слишком большой искус даже для бывшего Вседержителя… А сейчас ты – узник, запертый в человеческом теле. Скоро твой мятежный дух опять уснет, а тело-темница станет помогать мне! Ты даже не сможешь предупредить других! Уж я-то позабочусь, чтобы царевич Гангея прожил подольше, став Чакравартином и преданным вишнуитом! Я успею обстряпать дельце раньше, чем ты сумеешь освободиться. А даже если нет – кто станет слушать шута?

– Мальчик не будет Чакравартином, – устало громыхнуло небо.

– Будет! Никуда не денется! А если он вдруг упрется – любая из моих аватар просто ПОПРОСИТ его об этом! Или ты забыл про обет юного героя? На всякого осла найдется своя веревка! Мне нужна империя во Втором мире – и я ее получу!

Опекун победно рассмеялся.

– Мальчик не будет Чакравартином, Упендра…

– Посмотрим!

– Посмотрим, – донеслось отовсюду, и лик в небе начал таять, затягиваясь тучами.

…ты медленно приходил в себя. По реке полз рассветный туман, мир вокруг казался серым и зыбким, и челн беззвучно скользил во мгле, направляемый ровными, сильными взмахами весла.

Сатьявати стояла на корме, равномерно погружая весло в воду.

Женщина молчала.

Молчал и ты, роясь в обрывках воспоминаний, словно ограбленный скряга.

Кажется, Сатьявати предлагала тебе жениться на ней, а ты отказался, отказался ради отца… потом… потом…

Потом был провал. Мысли прибоем бились в несокрушимую дамбу и, обиженно ворча, откатывались обратно.

Только в глубине, на самом дне, глубже испуганного зверя, зрело какое-то решение – окончательное и бесповоротное.

Ты очень хотел узнать – какое.

Впереди из тумана проступили влажные доски пристани.

Гроза надвигалась с востока.

Тучи обкладывали небо умело и плотно, будто войска четырех родов брали в осаду процветающий город: первыми неслись орды легких всадников, следом наползали армады колесниц и боевых слонов, а из-за горизонта уже доносилось громыхание многомилионной поступи.

Шла пехота, грозя с минуты на минуту обрушиться ливнем дротиков и пращных ядер.

Рыбаки, толпясь на площади селения, испуганно переглядывались и с нескрываемым восторгом косились на своего старосту. Дескать, нам-то хорошо, мы друг к дружке жмемся, нам теплее и храбрее, – а ему, Юпакше-бедолаге, впереди стоять, перед этим… ну, этим, который… который страшный…

Дружинникам было не легче. Разве что воины открыто смотрели на своего царевича и смутно догадывались: прикажи он сейчас, и любой из дружины с радостью бросится на собственный меч.

Или сам-друг на армию.

Сбоку, присев на чурбачок рядом с рыбацкими стариками, молчал брахман-советник. Жевал запавшими губами, прислушивался к дальнему грому, вертел в прозрачных ручках веточку акации. Пожалуй, лишь он, дитя своей варны, множества поколений жрецов, отчетливо понимал: из Хастинапура уехал один наследник, а вернется уже совсем другой. Хорошо это или плохо – неведомо до поры; а только семя должно умереть в земле, чтобы росток пробился к небу.

И ныли на грозу дряхлые кости.

– Ты требовал, чтобы твоя дочь стала законной супругой раджи Шантану? – тихо сказал Гангея, вместо Юпакши обводя взглядом всех присутствующих. – Да будет так! Я, сын Миротворца, беру Сатьявати в жены моему отцу, и клянусь в том, что раджа сочетается с ней браком по обычаю кшатриев!

Смуглая кожа молодой женщины побледнела второй раз за всю ее жизнь.

Казалось: еще секунда, и случится небывалое.

Но голос Гангеи был по-прежнему тверд и спокоен.

– Ты требовал, чтобы дети твоей дочери от моего отца унаследовали престол Лунной династии, взойдя на священный трон из дерева удумбара? Да будет так! Единственное препятствие в этом – я. Так знай же: я освобождаю дорогу!