Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон. Страница 72
– Зачем, говоришь? Да так, пустяки… Просили, чтобы я тебя убил.
Голос Рамы-с-Топором был обыденно-сух.
И Грозный захлебнулся болью, перед которой вся былая обида выглядела детским лепетом.
Хныканьем того самого мальчишки, которого мать и Наставники привели учиться к Палачу кшатры.
…Ты шел за учителем через начало Безначалья.
След в след.
Мертвая тишина царила кругом, лишь изредка она взрывалась оглушительным карканьем воронья – и вот снова: молчание и шарканье шагов. Туго заплетенная коса Рамы болталась из стороны в сторону, тебе стоило большого труда отводить взгляд, вместо того, чтобы зачарованно следить за пушистым кончиком; и даже Топор-Подарок, казалось, пригасил свой обычный блеск.
Если бы это было сном, полуночным кошмаром, ты хотя бы мог надеяться проснуться.
Долг Кшатрия шествовал рядом с тобой, изредка одобрительно похлопывая по плечу, и впервые ты подумал: "Предпочти я этого спутника другому, пусть не менее требовательному, но иному! – что бы изменилось?"
"Ничего, – отозвался Долг Кшатрия, словно подслушав твои мысли. – От себя не уйдешь…"
Тебе очень хотелось уйти от самого себя; очень хотелось просто уйти – хоть куда-нибудь, где будет плохо, где жизнь рассмеется, прежде чем ударить наотмашь, но уж лучше злой пастырь силой погонит тебя в пропасть, чем идти к обрыву самому…
Вы шли через начало Безначалья.
Вдвоем.
Вдвоем?
По левую руку, иногда выныривая из-за гряды холмов и снова скрываясь за макушками утонувших в земле великанов, двигались тринадцать силуэтов. Темно-багровых и при этом почти прозрачных, что можно было представить себе лишь здесь. "Асурова дюжина", двенадцать брахманов-доброхотов из обители близ Шальвапура, во главе с престарелым Хотраваханой – и один силуэт поменьше, сквозь который просвечивало закатное солнце.
Бенаресская Мать.
Упрямая Амба.
Жара-тапаса главы обители хватило, чтобы взять душу царевны с собой: до конца насладиться возможной победой или испить до дна горечь возможного поражения.
"Мудрый не радуется триумфу и не страдает после разгрома," – неожиданно взбрело тебе на ум.
"Так то мудрый…" – насмешливо вздохнул Долг Кшатрия.
И ты побрел дальше.
Глядеть по сторонам было неприятно. Сперва, еще только оказавшись здесь, ты решил: Рама-с-Топором пытается тебя запугать! Подозрение явилось и исчезло, а на смену ему пришел стыд. Кислый, подобно мякоти мелких плодов амабалаки, и такой же целебный, как они. Учитель никогда не стал бы запугивать тебя – хотя бы потому, что такое даже не могло прийти ему в голову.
"Тебе же пришло!" – ехидно намекнул Долг Кшатрия, ухмыляясь оскалом черепа.
– Заткнись! – рявкнул ты, даже не заметив, что говоришь вслух; и проклятый Долг умолк, с достоинством отойдя шагов на пять в сторонку.
Рама-с-Топором обернулся на ходу, поджал узкие губы и ничего не сказал.
Дальше пошел.
Ты вздохнул и обогнул мертвого слона с раздувшимся брюхом. Стрелы и копья густо торчали из лобных выпуклостей и основания бивней, жилы на толстенных ногах были безжалостно подрезаны; и труп погонщика валялся рядом, придавленный средней частью хобота.
У погонщика был тонкий хрящеватый нос и пронзительно-черные глаза, волосы его заплетались в косу с пушистым кончиком – и жилистое тело даже в смерти тянулось на свободу.
Совсем рядом, бесстыдно выпятив страшные ожоги крестца и ягодиц, валялись два пехотинца в мятых панцирях "Стражей колес" – бритоголовые, с седыми чубами, могучие телом… и у каждого в ухе каплей крови отливал рубин.
Странно… ведь ты был совсем не таким, когда держал последний экзамен перед Учителем…
Ты шел через начало Безначалья, а вокруг раскинулась былая битва, одна на двоих, превратясь за эти годы в побоище, смертное поле, "Мертвецкое коло", тоже одно на двоих. Громоздились руины колесниц, боевые слоны валялись вперемешку с тушами лошадей и мулов, отсеченные руки устилали грязь жуткой гатью – и тела убитых людей выглядели насмешкой над здравым смыслом. Ты с дротиком под левым соском, ты с размозженным теменем, учитель без нижней половины лица, ты-птица в опереньи стрел "бхалла", Рама с обгорелыми культяпками вместо ног, Рама с бумерангом-ришти в горле, ты… учитель… снова ты… снова…
"Нравится?!" – злобно спросил ты у Долга Кшатрия.
Злоба хрипом клокотала в глотке.
– Дурак! Он же этого и добивается! – издалека откликнулся Долг, и Рама-с-Топором снова обернулся.
Ты не выдержал взгляда аскета и отвел глаза.
Багровые силуэты свидетелей в последний раз мелькнули за холмами и пропали из виду. Учитель двинулся туда же, и ты последовал за ним.
Почти сразу нога соскользнула в лужу, и липкая жижа, радостно чавкнув, обдала тебя до пояса.
"Поле сражения после битвы принадлежит мародерам, – вспомнились слова, приписываемые Княжичу, гневному богу войны, чаду семени Огня и Семерых ведьм-кормилиц. – Мародерам… принадлежит…"
– Дурак! – еще раз буркнул Долг Кшатрия и отстал, споткнувшись о безголовое туловище.
Ты не знал – чье?
И не хотел знать.
У самой гряды холмов ты обернулся.
На землю падал снег. Крупные хлопья, похожие на клочья стягов Хастинапура, ложились прямо в грязь, в кровавое месиво, саваном устилали трупы животных и людей… Радужные искры метались по белоснежным островкам, их постепенно становилось все больше, они слипались друг с другом – и вскоре начало Безначалья напомнило тебе одно гигантское тело, труп раджи из Лунной династии, укрытый родовым стягом, штандартом цвета севера, цвета жизни… раджа лежал на погребальном костре и ждал, пока к дровам поднесут факелы, сделав белое красным.
Он ждал.
…сразу за холмами открылась океанская ширь.
Свинцовые воды Прародины.
Начало закончилось; начиналось Безначалье.
Сегодня на небесах был праздник.
Сам Рама-с-Топором, бык аскетов и любимец Шивы, через своего покровителя обратился в Обитель Тридцати Трех. Впервые за все существование Трехмирья люди просили предоставить им для поединка территорию Прародины. Впервые по очень простой причине: кое у кого из смертных мудрецов и раньше вполне хватало Жара самостоятельно выйти в Безначалье, но уж наверняка не для того, чтобы начать там битву – а для кшатриев Прародина была закрыта.
Да и сам факт личной просьбы Шивы весьма тешил самолюбие Громовержца, отчего разрешение последовало незамедлительно.
С единственным условием: боги желают сполна насладиться изысканным зрелищем.
Условие было принято.
Собственно, обратись к Индре не Разрушитель, а лично Рама – подвижнику тоже было бы позволено все, о чем он просил; разве что боги явились тогда смотреть на бой безо всяких предварительных условий.
Просто так.
Хотя у Индры все же мелькнула задняя мысль: Рама, конечно, не Разрушитель, но и с ним надо бы повежливее – знаем мы этих аскетов, им Миродержца проклясть, как нам зарницей раскраснеться… небось, драться мигом приперся, брахман манговый, а как грехи Владыке отмолить или там совет какой – так не дождешься!
Ладно, замнем.
И в назначенный день небо над Предвечными водами просияло Свастикой Локапал. Явились все восемь: Владыка Индра и Варуна-Водоворот, Петлерукий Яма и Кубышка-Кубера, Месяц и Солнце, Огонь и Ветер… все. Даже свиты с собой приволокли: адские киннары-остроухи торчали вперемешку с крылатыми гандхарвами-сладкопевцами, пучеглазые якши Куберы соседствовали с морскими чудами в броне-чешуе; полногрудые апсары разносили чаши с сомой и медовухой, а святые сиддхи порхали то тут, то там, предаваясь нравоучительным беседам.
Среди веселой суматохи резко выделялись мрачные Словоблуд с Ушанасом, и рядом с мудрецами – Ганга, мать рек, бледная, как молочная сыворотка.