Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон. Страница 77
Не далее как вчера дворцовый писарь записал на пальмовых листьях:
– Проведя с обеими женами семь лет, Дважды Блестящий, хоть и был юн, пришел к истощению…
И надолго задумался: не стоит ли вместо "хоть и был юн" начертать "потому что был юн"? Так и не прийдя к определенному выводу, писарь махнет рукой и допишет, ощутив приятное томление в паху:
– Супруги же быка среди людей были высоки ростом, смуглые, с иссиня-черными кудрями, с красными и продолговатыми ногтями, обладая полными бедрами и грудью…
А потом добавит чуть слышно, сравнив супруг "быка среди людей" с лучшими из животных:
– К-коровы!..
И прицокнет языком.
Достойный летописец знал, о чем говорит. И многие помимо него знали. Прелестей бенаресских Матушки и Мамочки с избытком хватало на всех: рычали от страсти могучие телохранители, пчелами над жасмином кружились щеголи-придворные, накачиваясь нектаром до отрыжки и головокружения, повара обсуждали с хранителями от отравления пикантные подробности, не называя имен; и даже кое-кто из уважаемых брахманов облизывал губы по ночам, мучаясь воспоминаниями.
По дорожке, протоптанной царевичем, двинулись целые вереницы паломников – разве что на слонах не ездили!.. хотя о жеребцах-двухлетках велись какие-то разговоры, но вроде бы не подтвердились.
То ли от природы обе кашийки, Амбика и Амбалика, были чрезмерно любвеобильны, то ли так и не простили муженьку-молокососу насильственного брака – старшая сестра, неистовая Мать, возненавидела Грозного, младшие же обратили пыл оскорбленных душ на мальчишку в диадеме.
Убить можно чем угодно; в том числе и любовью.
Старенькая яджа-ведьма с западной окраины Хастинапура много могла бы порассказать: как варила отвары для усиления мужских статей, как разливала в кувшинчики "Весенние настои", как ворожила над снадобьями "Торжества плоти", бурча тайные яджусы… И как являлись к ней две красавицы, до бровей закутанные в покрывала, складывали кувшинчики в котомки, платили, не скупясь, и расспрашивали старуху о любовных утехах, после которых не бывает детей.
А затем во дворце кричал от счастья мальчишка-царевич, чей экстаз напоминал агонию, и изощрялись в постельных битвах две женщины "с красными и продолговатыми ногтями, обладающие полными бедрами и грудью…"
И впрямь: от любви до ненависти – один шаг.
Как от жизни до смерти.
Ах, если бы нашелся провидец, надоумил, напомнил, что в лесах растет еще вечнозеленая Ашока-Беспечальная! Тенистое дерево, чьи оранжево-алые цветы раскрываются тогда, когда ствол заденет ногой девушка, которой предстоит вскоре выйти замуж!..
Ведь настойка на листьях ашоки испокон веков охраняла дев и юношей от сглаза-порчи и любовного истощения… Увы, советников во всех Трех мирах хоть пруд пруди, а совета не дождешься.
Сейчас же обе сестры стояли в окружении евнухов и испуганно поглядывали на регента. Для страха имелись веские основания: на днях в государственном совете рассматривался закон про обязательное сожжение вдов. Обычай этот уходил корнями в седую древность и был освящен серьезной традицией. Все знали: первая супруга Шивы, когда ее собственный отец оказал пренебрежение Разрушителю, демонстративно вошла в огонь. Тестю-самодуру после этого досталось и на орехи, и на финики, разъяренного Шиву пришлось успокаивать всей Обителью Тридцати Трех – именно тогда Рудра-Ревун получил льстивое прозвище Шива, то бишь Милостивец!
Угомонился Шива не сразу: сперва оторвал тестю его дурную голову, затем разнес вдребезги все вокруг, а напоследок выбил зубы Пушану, богу дорог и овечьих стад, оборвал Солнцу часть пальцев-лучей и вышиб оба глаза Бхаге, божеству счастливой доли… С тех пор Пастырю-Овцеводу приносят жертвы кашей, Судьба слепа, раздавая везенье наугад, а лучи светила сотворены из небесного золота – но речь о другом.
Подражая гордой богине, и земные женщины стали заживо входить в пламя, если мужа постигло несмываемое ничем оскорбление, или если он ушел в мир иной. Такой поступок даровал верной жене несметную казну Жара-тапаса, и райская жизнь была ей обеспечена. Но до сих пор сожжение вдов было делом сугубо добровольным – а представленный на рассмотрение закон превращал добровольное в обязательное!
Окончательный вердикт отложили на будущее, "Закон о сожжении" лег в долгий ящик рядом с "Законом о чистоте варн", но согласитесь: у Амбики и Амбалики были поводы для беспокойства!
Хотя весь Город Слона пребывал в уверенности: Гангея не позволит красоткам-женам своего брата уйти дымом в небеса! – поскольку бережет обеих для себя самого.
Впрочем, поправимся: это знал весь Хастинапур, кроме самого Грозного.
Темны пути устремлений человеческих! Сегодня носят голубое в цветочек, а завтра тускло-золотистое в клеточку, вчера еще любили слушать сказания о кротких девицах и невинных жертвах, а проходит неделя, другая, глядишь! – все сочувствуют какому-то проходимцу, на котором грехов, что блох на собаке!
Не головы – проходные дворы: то одно забредет, то другое пробежит, то третье ползет себе тихонечко…
В последнее время стало популярно интересоваться родословной Лунной династии. В Хастинапуре медленно угасал царевич Вичитра, слава победителя Рамы-с-Топором привлекала к Грозному все новых вассалов и союзников, а от Пятиречья до южной реки Годавари все – цари и пастухи, вожди племен и землепашцы – дружно копались в давних историях, приглашали сказителей, не скупясь на дары, расспрашивали брахманов-знатоков…
И одно имя звучало все чаще и чаще.
Имя Бхараты-Благородного, предка хастинапурского регента.
Как-то подзабылось, а теперь вспомнилось, что Второй мир ранее назывался Бхаратой, а то и Великой Бхаратой, в честь царя, о котором впервые было сказано:
– И покатилось по земле колесо Закона того великодушного Бхараты, блистательное и дивное, непобедимое и великое, наполняющее грохотом весь мир!
Вспомнили также, что сей знаменитый властитель был единственным в обозримом прошлом, кто по праву принял на себя титул Чакравартина-Императора. А также менее звучный, но весьма почетный титул Хозяина – как звали, между прочим, Северного слона-Земледержца! И уж самый сопливый малец из самого занюханного поселка в Южной Кошале твердо знал: перед титулованием неповторимый Бхарата совершил два грандиозных обряда – Ашвамедху и Раджасую, "Приношение Коня" и "Рождение Господина", чего с тех пор не совершал никто из смертных…
Смысл "Приношения Коня" был предельно прост: на волю выпускался освященный жеребец, а следом за животным двигался проводивший обряд царь во главе войска. Любая земля, куда забредал конь, объявлялась принадлежащей царю-обрядцу, а если местный правитель не спешил согласиться с подобным утверждением, то гордеца вразумляли силой оружия. В общем-то, действо сильно напоминало банальное вторжение, и хотя с одной стороны, у жеребца была свобода выбора – с другой, никого не удивляло, что святое животное, как правило, двигалось в нужном направлении!
Как говорится, трава вкусней там, куда кнут гонит; а вторжение мигом превращалось в дело, крайне угодное богам. Недаром Индра-Громовержец лично совершил в Первом мире целую сотню "Приношений Коня", прежде чем стать Владыкой Тридцати Трех!
О Стосильный, Стогневный, Могучий Сокрушитель Твердынь! – надеюсь, понятно, о чем речь?
А для тупых имеется громовая ваджра, как проверенный способ разъяснения и убеждения.
Второй же обряд, "Рождение Господина", после которого царь окончательно мог считаться Чакравартином, был гораздо сложнее. Знаменуя утверждение власти, приобретенной в результате "Приношения Коня", он длился более двух лет. И включал в себя колесничные состязания, захват чужого скота (или имитацию захвата), а также ритуальную игру в кости с окрестными правителями.
Считалось неписаным законом, что приходить первым к финишу и выигрывать при любом раскладе должен будущий Господин.