Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 58

Лютава и Замира во всем этом буйстве не принимали участия: стоя на берегу по сторонам поляны, они оглядывали опушку леса и противоположный берег, высматривая, нет ли там кого. Иногда поглядывая на женщин в реке – а то еще девчонки, заигравшись, и впрямь кого-нибудь утопят, – Лютава в основном осматривала берега и опушку рощи. Что-то ей не нравилось. За шумом, который стоял на реке, за гулом самого березняка ничего не удавалось услышать, а в мелькании зеленых ветвей под ветром Лютава не различала ничего подозрительного, но настороженное чутье «волчицы» улавливало присутствие чужого.

На Замиру в этом деле надежда была плохая: любая сельская девчонка принесла бы не меньше пользы, чем княжеская дочь от чужой, иноплеменной женщины, которая за двадцать лет среди угрян так и не стала для них своей. Держа свою сулицу как простую палку, смуглянка больше глазела на беснующихся в реке женщин и, наверное, хотела присоединиться к ним – было жарко. Только иногда, вспомнив о своих обязанностях, она бросала невнимательный взгляд на тропу. Поэтому Лютава старалась не упускать из виду и дальнюю сторону поляны.

– Опасность! – шепнул ей прямо в уши бесплотный голос. – На нас смотрит чужой!

Это Угрянка! Она и правда здесь! Вернувшись с берегов Оки, Лютава принесла хозяйке родной реки жертву молоком и медом, благодаря ее за помощь и поддержку. И вот ее дух-покровитель снова дал о себе знать.

Лютава еще раз прошла по краю рощи, и вдруг глаз выцепил на противоположном берегу, за кустами, среди зеленой листвы белое пятно рубахи. Женщинам нечего делать на другом берегу, они все здесь. Зато если бы кто-то вздумал подглядеть за обрядом, то лучшего места и не выберешь – тот берег выше и кусты на нем густые.

Замира стояла прямо напротив белеющего пятна и, скользнув взглядом по тому берегу, заметила его. На ее лице отразилась растерянность – она находилась ближе, ей было лучше видно. А Лютава, не дожидаясь, пока помощница сообразит, бросилась к берегу и метнула сулицу в белое пятно.

Пятно дернулось, сквозь шум на реке и шелест ветвей до ее обострившегося слуха долетел слабый вскрик. Попала! Ну, еще бы! В искусстве метать сулицы Лютава не уступала никому из старших бойников, а младших сама учила – как в те седые времена, когда именно жрицы Марены, Матери Мертвых, обучали молодых воинов-мужчин владеть оружием. [20]

Это не шутки: желающий потаращить глаза на раздетых девок ставит под удар будущий урожай и благополучие всего народа. Такого любопытства не прощают: если настигнут, то в самом лучшем случае просто побьют, а потом макнут в воду. В худшем случае, если засуха всерьез грозит погубить урожай, утопят на самом деле, чтобы подкрепить свои мольбы весомой жертвой. Поэтому мужчина, застигнутый за таким подглядыванием, должен бежать, как олень, чтобы его не догнали и даже не узнали.

Многие из женщин, особенно те, кто постарше, утомившись от беготни по реке, плеска и визга, уже выходили на берег, отжимали подолы рубах. Они заметили, как Лютава бросила сулицу через реку, заметили и дернувшееся пятно в кустах. Кто-то услышал вскрик.

Женщины закричали, а Лютава, мгновенно выхватив у растерявшейся Замиры вторую сулицу, слетела в воду и побрела, как была, в рубахе и накидке, к противоположному берегу.

Здесь было не глубоко, высокой Лютаве вода в самом глубоком месте доходила только до груди. Оружие она держала над головой, коса плыла за ней. Женщины, продолжая кричать, тоже побрели, торопясь и одолевая напор течения, к высокому берегу. Пожилые охали и бранились, надеясь черной бранью отпугнуть сглаз; молодые девчонки, возбужденные купанием и возней, визжали в азарте, готовые всей стаей мчаться в погоню и преследовать негодника, будто стая волков – оленя.

Цепляясь за кусты, Лютава проворно лезла наверх, готовая возглавить эту погоню, как самая опытная, сильная, чуткая и неутомимая волчица. В ней кипели звериная лютость и священный гнев богини, руки и ноги сами несли ее, и она взлетела на обрыв, даже не запыхавшись, только извозив в песке мокрый подол. Мелькнула мысль позвать на помощь лесных волков – наверняка кто-то из них есть поблизости, – но Лютаве казалось, что она сама настигнет своего врага гораздо раньше. Ведь он здесь, совсем близко, куда ему деться!

Смешанный лес рос здесь не настолько густо, чтобы сразу скрыть человека. Белое пятно рубахи мелькало впереди; пока Лютава одолевала реку, беглец оторвался на целый перестрел. Рана его оказалась не настолько тяжела, чтобы мешала бежать. Сзади раздавались визги девушек, наперегонки лезущих на обрыв, но Лютава, никого не дожидаясь, стрелой понеслась в глубь леса.

Белая рубаха впереди то исчезала за стволами и кустами, то вновь появлялась. На бегу, среди ветвей, Лютаве никак не удавалось разглядеть, кто же это. Березы кончались, впереди встал ельник, перемешанный с ольховником и кустами. Беглец был по-прежнему далеко: понимая, чем ему это грозит, он тоже мчался изо всех сил.

Рубаха мелькнула в последний раз и пропала: кусты встали стеной, а когда Лютава продралась сквозь них, белой рубахи впереди уже не увидела.

Лютава остановилась, переводя дыхание и убирая с лица выбившиеся волосы. Зорким взглядом она окинула лес: все было тихо. Беглец затаился, ветки не дрожали, следов на плотном ковре еловой хвои не остается. Но отказываться от преследования она не собиралась. Просто теперь надо звать на помощь волков. Они в два счета и выследят, и загонят ее дичь. И разорвут во славу Ярилы, чтобы неповадно было оскорблять богов!

Лютава прошла еще несколько шагов, пытаясь определить направление.

И вдруг увидела впереди человеческую фигуру. Кто-то сидел, спрятавшись за поваленным деревом, сжавшись в комок и спрятав голову в коленях.

Поудобнее перехватив сулицу, Лютава устремилась туда. Беглец, видимо, уже не мог бежать от изнеможения, и затаился, как заяц. Она подошла ближе… и узнала свою дичь.

Свернувшись, как еж, за толстым еловым стволом сидела Галица.

– А ты здесь откуда? – в величайшем изумлении, еще не отдышавшись после гона, еле вымолвила Лютава. – Эй!

Женщина робко, медленно, будто каждый миг ожидая удара, подняла глову и боязливо взглянула на нее жалостливыми собачьими глазами.

– М… ма… – забормотала она.

– Ты как тут оказалась? – Лютава шагнула ближе. Она все еще не могла опомниться от изумления.

– Ма-а-тушка, сми-илуйся, – прохныкала Галица и, не разгибаясь, встала на колени. – Не погуби! – Она поклонилась, ткнувшись лбом в рыжую хвою. – Я не того… Не хоте-ела. Не губи мою головушку бедную!

– Ты откуда здесь взялась? – строго спросила Лютава, чувствуя, что ничего не понимает.

– Ходила на… По ягоду, по землянику… Раным-раненько ушла, спали еще все. Потом спохватилася, что надо идти дождя просить, а глядь – не на том я берегу. Хотела пойти… А тут ты как набросишься… Я и бежать.

– Ты? Это была ты? – Лютава подняла брови.

– Я, матушка! Прости! – Галица снова поклонилась лицом в хвою.

– Но ты-то зачем бежать вздумала?

– Прости дуру бабу!

Лютава огляделась. Дыхание ее почти восстановилось, мысли тоже пришли в порядок, успокоившись после ярости погони. Она не верила Галице. Зачем женщине спасаться бегством, когда ей надлежало, наоборот, быть со всеми? Но так же ясно было и то, что настоящий беглец исчез.

– Кто здесь был? – Лютава пристально глянула на Галицу. – Кого тут видела?

– Никого не видела, одна я ходила! – зачастила та и снова принялась кляняться.

Лютава прошлась по поляне, где лежала упавшая ель. Трава вокруг была не смята, никаких следов не осталось. Похоже, что кроме Замилиной челядинки тут никого нет. Но неужели баба и в самом деле кинулась бежать с перепугу, увидев Лютаву с сулицей?

Нужно искать другой след. Можно позвать волков, а можно…

– Лютава-а-а! – закричали со стороны реки. – Где ты-ы?

– Я здесь! – крикнула она и, повернувшись, пошла назад к реке.