Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 158

- Ты не стреляй, - кряхтел Спиридонов в жестокой схватке. - Ты людей не буди, собака. Тихо пришел и тихо уйдешь...

Грянул выстрел над ухом. Ловчась, Спиридонов сунул руку себе под подушку. Успел взять свой наган. Но теперь у него была только одна рука свободной. Еще выстрел, еще...

- На! - сказал Спиридонов, грохнув из нагана в живот. Враг скорчился. Словно вприсядку прошелся по комнате кругом, задевая стулья и обрушив тумбочку. Спиридонов нащупал выключатель, - брызнул жиденький свет. И наступил ногою на брошенный пистолет. Кинул свой наган на развороченную кровать.

- Ты кто? - спросил.

- Не все ли равно... - прохрипел тот.

Гостиница пробуждалась, в дверях появился швейцар:

- Быдто монтер... свет чинил! Свистал все из музыки...

- Кто тебя послал ко мне? - крикнул Спиридонов.

- Дай воды, - попросил раненый и жадно выхлебал целый графин; потеряв сознание, он умер, не обретя его снова.

Пока прислуга убирала следы погрома и подтирала кровь с пола, Спиридонов вышел в коридор. Ему очень хотелось взять из пальмовой кадки окурок - большой, в ноготь! - и затянуться хоть разок. Просто мутило - так хотелось ему курнуть.

Но из соседнего номера выбрался, разбуженный выстрелами, консул Фуасси, и подбирать окурки при нем было неудобно. Попыхивая сигарой, консул подошел к чекисту, придерживая полы своего теплого стеганого халата с меховой выпушкой на рукавах.

- Позвольте выразить вам свое соболезнование...

- А чего это вы, господин консул, вдруг соболезновать стали? Раньше вы протестовали против "зверств большевизма". Ведь, не скрою, этого молокососа-то я сейчас прихлопнул.

- Бандит! - поморщился консул. - Он вас грабил?

- Что у нас грабить-то? Была пайка с вечера, да и ту съел, не удержался... Это бандит из вашей музыки, и таких свистунов полно в Петрозаводске. Едят они сыр голландский, курят табак гаванский... Откуда бы это, как вы думаете, господин консул?

- Это уже не мы, - ответил Фуасси. - Красный Крест не французский, а американский...

- То-то! Коли вы записку дадите: такому-то господину поручику выдать... Аудиенция наша окончена. Час поздний. Коридор советский. А консул - враг Советской власти. И выкинуть из Петрозаводска я, к сожалению, этого консула не имею права...

Иван Дмитриевич спустился в швейцарскую:

- Дед! Хоть ты облегчи душу. Дай курнуть!

- А эвона, - сказал швейцар, открывая ящик стола, где копил все примечательные окурки. - Бери какой приглянется...

Здесь, в одиночестве холодного вестибюля, Спиридонов накурился. С концов пальцев его стекала на половики кровь; между указательным и средним пальцами была глубокая резаная рана. Больше ему спать в эту ночь не пришлось - интервенты повели наступление вдоль полотна железной дороги...

Рассвет застал Спиридонова на передовой - узенькой, как клинок. Всё по шпалам, всё по рельсам, - такова уж здесь война, ибо магистраль - главное; за нее и драться. Английская гаубица на гусеничном ходу ползала невдалеке от разъезда, взметывая вихри пушистого снега. Иногда замирала, и тогда шарахала пушка. Раненый штаб-трубач, печально закрыв глаза, поднял к небу звонкую медь и проиграл сигнал...

- Отход, - сказал Спиридонов и спрягал подбородок в воротник.

Два французских бронепоезда напомнили ему умильную улыбочку консула Фуасси. Громыхающие бронеплощадки настигали отступающих спиридоновцев. По шпалам не разгуляешься: через одну ступать мелко, через две - тяжко, голодному и слабому. Отряд белых партизан, составленный из местных богатеев, обошел станцию Сегежа с тыла... На станции царила паника. Два "максима" застыли от мороза и не стреляли. Боец в раздутой ветром гимнастерке с матюгами колол дрова. В снегу дымили походные кухни: нужен был кипяток, чтобы отогреть пулеметы.

Вода еще не успела закипеть, как побежали отступающие.

Спиридонов с маузером в руке остановил одного из них.

- Стой! - кричал. - Кто курить хочет - стой! Курящие, стой! Некурящие, беги дальше... хрен с вами!

Все остановились, и он выгреб из кармана окурки: махорочные чинарики вперемешку с толстыми окурками дорогой "гаваны".

- Чего бежите? - спросил потом, чиркая зажигалкой то одному бойцу, то другому.

- А ты выгляни... посмотри! - сказали ему.

Этот день запомнился Спиридонову как черный день...

Перебежками он выбрался под насыпью на линию огня. Раненые бойцы лежали в снегу, и это были уже не жильцы на белом свете. В одного из них попало сразу пять пуль. Полосою, вдоль живота. - Ты выгляни... попробуй, стонали раненые. Спиридонов поднял голову и увидел перед собой солдат белой армии. Простые русские лица под меховыми английскими шапками. Но держали они в руках не винтовки, нет! - тупорылые тяжелые железяки с короткими прикладами. Заметив Спиридонова, один из них поднял "железяку" до груди и, не целясь, провел по кустам длинной затяжной очередью, только прыгали из-под локтя патроны.

Так Спиридонов узнал, что англичане вооружили белую армию на Мурмане автоматическим оружием. С автоматами белые становились сильнее в десять раз, и на каждый выстрел красноармейца отвечали лавиной огня и терзающей тело стали...

Спиридоновцы в этот день оставили за собой Сегежу.

За спинами отступающих дробно лаяли автоматы.

* * *

Вернулся из Петрограда Павел Безменов, шмякнул на стол рысий малахай и сообщил, что десять ящиков патронов - и все. Больше Питер ничего дать не может.

- Если что найдется, - добавил Безменов, - вышлют...

- Мы же отступаем! Отступаем!

- Там знают про это.

- Смотри сюда! - горячился Спиридонов, раскатав карту-десятиверстку. Я не могу держать Медвежью Гору, а финны скоро попрут на Петрозаводск... Американцы завезли в Карелию четыреста тысяч пудов хлеба, и бандиты раздают его тем, кто примыкает к восстанию. У них, паразитов, винтовки образца 1891 года, но патронов хоть завались. И лупят метко! У англичан бронепоезда и самолеты, о которых мы и мечтать не смеем, а у нас - кукиш, да и тот без масла... Сухенький!

- Там, - повторил Безменов, - знают об этом. Но все силы брошены на Колчака. Колчак - самое страшное сейчас!

Спиридонов с руганью скатал карту.

- Слушай! Я нашего Буланова с вокзала стрелять буду...

- Чего так?

- Контра! У него какая-то лавочка с Фуасси, и ждать удара в спину нечего... Расстреляю, и дело с концом! Будет хуже, если англичане нажмут с севера, финны от границы, а нас будут пырять ножиками здесь, в Петрозаводске... Видишь! - показал он свои перевязанные пальцы. - Меня уже резали...

Потом они стали говорить о мобилизации англичанами пленных красноармейцев, о том, что интервенты скоро проведут поголовную мобилизацию по Кеми и Сороке, по всему Терскому побережью.

- Ну и пусть, - сказал Спиридонов. - Они их оденут, они их вооружат, но это кадры для нашей армии. Все вернутся к нам с оружием, развернутым строем. Так будет, я верю, и Сыромятев колеблется, я его видел недавно. Мужик запутался, а мужик крепкий. До сих пор жалко и обидно, что он не с нами... Да не одного бы нам Сыромятева, а вместе с полком! Всех!

- Иван Митрич, - неожиданно предложил Безменов, - а что, ежели я на Мурманск подамся? Хотя меня поручик Эллен однажды уже на карточку снял и даже подошвы ног измерил, обведя их по бумажке, - всё едино: Мурманск без большевиков пропадет... А?

- А много ты там один навоюешь?

- Зачем один? Песошников - свой человек, слесарь Цуканов, что на плавмастерской "Ксении", - это два... Доктор Рабин, большевик явный, - три! Да наберется народ.

- Оно, может, и так. Но сейчас повремени с этой мыслью. Тут, понимаешь, дело такое. На нас стал активно работать Небольсин в Мурманске... и скоро вышлет целый вагон рабочих. Это же бойцы! Под ружье! И слух такой до меня дошел, что где-то работяга продуктов наворовали и - тоже к нам! Понимаешь?

- Я знаю Небольсина, - ответил Безменов, - он неплохой мужик, дружил с покойным Ронеком, а Ронек был человек честный.